По твоей прихоти

Сигюн знала, что и много лет спустя она будет называть этот день, это утро самым отвратительным в своей жизни. Еще совсем недавно она была беззаботной царевной Асгарда, любимой дочерью своих родителей и все еще названной сестрой супруга своего венценосного отца. Еще каких-то пару-тройку дней назад она вместе со всеми праздновала годовщину перемирия с Йотунхеймом, даже не подозревая о том, что все может рухнуть в один миг. А что же сейчас? Сейчас она смотрела на себя в зеркало и медленно, словно нехотя облачалась в царские одежды, что в рекордные сроки пошили для нее дворцовые портнихи. Золотые вставки на груди и запястьях были украшены знаками отличия царского рода, а ярко-алый шелк закрывал руки, плечи, грудь и исцарапанную шею - не раз за эти ночи Сигюн просыпалась, задыхаясь от рыданий и исступленно впиваясь пальцами в горло, чтобы хоть как-нибудь глотнуть воздуха. Сегодня ей, новоиспеченной царице Асгарда и Мидгарда, предстояло начать свой первый день правления с суда над Локи. С вынесения приговора тому, кого когда-то звала братом, кого ее отец, как оказалось, прочил ей в мужья, а в итоге сделал собственным супругом, совершая, возможно, чудовищную ошибку. Служанка застегнула на плечах платья длинный золотой плащ, а потом, приподнявшись на цыпочках, заглянула в лицо царевне... точнее, уже царице: - Я принесла Вам чая со льдом, Ваше Величество, и мазь. Позвольте Вам помочь, ведь Вы сегодня впервые покажетесь народу, а у Вас... - она замялась, и Сигюн сразу поняла, о чем она говорит. Великолепное, по-царски роскошное платье только подчеркнуло ее бледное, осунувшееся лицо, и даже замысловатая высокая прическа не могла отвлечь внимание от опухших глаз и искусанных губ. Синие глаза, прежде яркие и лучистые, сейчас казались потухшими и безжизненными. Как такая царица могла внушить уважение подданным? Но и мысль о том, чтобы изображать из себя величественную особу, вызывала лишь раздражение. - Делай, что должно, - раздался от двери глубокий низкий голос. Глянув в отражение, позади себя Сигюн увидела Хеймдалля, плотно закрывающего за собой дверь. На нем не было привычных золотых доспехов, лишь плотная рубаха и бордовые кожаные штаны, подпоясанные ремнем с золотой пряжкой. От золотых наручей с эмблемой царского рода отражался проникающий в комнату солнечный свет. Лицо стража, как и всегда, ничего не выражало. - Почему ты здесь? - спросила царица, прикрыв глаза, пока служанка промокала лицо чайными листьями, а потом наносила мазь на припухлости и синяки. Хеймдалль подошел ближе, но остался стоять, опираясь рукой на спинку кресла. - Как ты помнишь, мне тоже нужно присутствовать на суде. Сейчас ничего требующего моего внимания не происходит, и я могу оставить свой пост на время. Осторожно выдохнув, Сигюн спросила, в глубине души уже зная ответ на свой вопрос, горький, но не менее необходимый: - Отец не приехал? - после той ночи, когда она увидела его лишь мельком, прежде чем Громовержец отбыл в Ванахейм, не дав ей даже попрощаться с матерью как следует, она больше не могла называть его папой. - На время суда ему закрыт путь в Асгард, - подтвердил Хеймдалль догадки племянницы. Закончив со своей работой, служанка поклонилась и спешно покинула покои Сигюн, и только после того, как за ней закрылась дверь, новоиспеченная царица позволила себе сесть в кресло и уронить голову на руки. - Если бы ты только знал, как я это ненавижу, дядя... - прошептала она. - Почему я не могу попрощаться с мамой, почему должна сейчас исправлять то, что натворил отец? Почему я? Теплая ладонь легла ей на плечо, мягко сжимая: - Так нужно, Сигюн. Ради тех, кто остался. Ради Асгарда. Ради Сиф. Ради Тора и даже ради Локи. Так нужно. - Как и кому это может быть нужно? - глухо спросила Сигюн, стискивая зубы - кричать и плакать больше не хотелось, на смену горечи пришла глухая злость. - Разве может такое быть, что после этого суда станет лучше? Что я буду лучшим правителем, чем отец? Чем мог бы быть ты, дядя Тюр, дядя Бальдр... Это просто какой-то фарс. - Пусть фарс, - тихо отозвался Хеймдалль, поглаживая ее большим пальцем по плечу. - Пусть сейчас ты думаешь, что это худший вариант из всех возможных. Потом ты увидишь, что это было необходимо. Пусть это фарс, Сигюн, тебе просто нужно доиграть его до конца. И ты сможешь это сделать. Потерянно выдохнув, она подняла на него взгляд, и теперь в нем больше не было пустоты: - Ты ведь тоже играешь, дядя, всю свою жизнь? Это всегда будет так ужасно? И страж ответил, не глядя больше никуда, только в наполненные почти детской надеждой синие глаза: - Ты царица, ты вольна сама выносить решения - так, как того требует твое сердце. Я такой привилегии лишен, а потому - да, для меня это всегда было и будет отвратительно. Сигюн закрыла глаза, собираясь с мыслями. А потом, словно преисполнившись той силы духа, той гордости, что была присуща ее родителям, выпрямилась, поднялась с кресла и посмотрела на себя в зеркало. Теперь она вдруг ощутила, что готова ко всему, что бы ни поджидало ее за дверями покоев.

***

- Можно мне воды? - тихо проговорил Локи, бросая покорный взор на своих охранников. Он сидел на стуле, аккуратно и медленно перебинтовывая свою рану. Надеяться на то, что к нему пришлют хоть какого-нибудь лекаря, царевич не стал, поэтому предпочел сделать все сам, хотя для этого ему потребовалось приложить немало усилий. Шов, благо, не разошелся, но вот крови вытекло немалое количество, из-за чего немного кружилась голова, и запах трав на столе, что были предназначены для изготовления успокоительной настойки, только ухудшал его состояние. Просидев за своим занятием не меньше часа, Локи все же завершил манипуляции с раной, а потом выпил обезболивающего. Устало положив голову на руки, он задремал прямо на столе. И через пару мгновений эйнхерий растормошил его, приказывая переместиться на кровать. "Только не говорите, что беспокоитесь", - про себя подумал Локи, недовольно фыркая, но все же выполнил приказ и лег в кровать. Именно с этого момента он больше не сводил глаз со своей охраны. Мысли Локи все это время не покидал предстоящий суд: что все-таки задумал Тор? И что теперь делать самому Локи? То, что это был конец, сомнений не было никаких. Столько времени царевич потратил на исполнение задуманного, пошел на крайние меры - и все оказалось напрасно. На каждом шагу его ждала преграда, каждый день за ним следили, ожидая, что он оступится... И вот. Этот день настал. Насколько серьезным будет его наказание, царевич не мог даже предположить. Кто вместо Тора будет вести слушание, он тоже не мог понять. Кандидатуру Сигюн он отбросил сразу, решив, что так сразу совет не примет решение по этому поводу, тем более, мало кто смог бы поддержать царевну. Да и гадать Локи уже не хотел. Скорее всего, приговор уже был вынесен, и ничего нельзя изменить, что было довольно грустно. Размышляя над этим, Локи все сильнее тонул в черной пучине отчаяния. О Торе царевич совсем перестал думать. Стоило только вспомнить ласковое прикосновение рук и нежные признания в любви - как сердце начинало болеть, а Локи хотелось рвать на себе волосы, пытаясь хоть как-нибудь заглушить боль внутри. Он надавливал на рану, отвлекая себя от мыслей о супруге, но разве могла боль физическая сравниться с душевной? Спокойно ждать своего приговора царевич наотрез отказался, окончательно изведя себя дурными мыслями. Ему казалось, что его обязательно казнят, иначе бы Тюр разрешил целителям навестить его, тем самым даря племяннику малейшую надежду на выздоровление. Да, его обязательно казнят... Тогда зачем просто сидеть на месте, тупо ожидая неизбежного? И в голове Локи снова зародился план. Конечно же, план был глупый и наивный, и в здравом уме царевич не стал бы так рисковать. Но почему бы не попробовать, нашептывал ему внутренний голос, может, хоть это сработает... Надев на себя рубашку, Локи спустил ноги на пол и посмотрел на охрану. - Можно мне воды? - громче повторил Локи, но ни один из эйнхериев не повел и бровью. - Вы оглохли? - Сам подойди и налей, - строго проговорил воин, бросая сердитый взгляд на подопечного. - Мне плохо. У меня кружится голова, если я встану, то упаду в обморок. Я не хочу валяться на полу, - совершенно по-детски ответил царевич. - Нас это не касается. Мы не твоя прислуга, - сказал молоденький воин, повторяя грозный тон старшего. - Я лишь вежливо попро... - Закрой рот! - Локи вздрогнул, когда старший воин ударил копьем об пол. - У нас есть четкие указания. А что до твоего самочувствия - это совершенно не наше дело. - Будешь буянить - применим силу, - добавил второй, и воины сразу же замолчали, снова сверля взглядом стену. - Не больно-то и хотелось, - пробубнил себе под нос Локи. Невольно вздохнув, он все же поднялся налить себе воды. Рядом с кувшином он простоял не меньше десятка минут. Что именно он там делал, стражей не интересовало. Они все так же тупо смотрели вперед, замерев, словно статуи. А Локи, выпив воды, немного поколдовал со стаканом, а потом, держа его в руках, медленно и осторожно подошел к стражникам. Он был на голову ниже их, и перевес в силе был на их стороне однозначно, но это его совершенно не смущало. Недовольно фыркнув, он встал вплотную напротив младшего воина и покрутил в руке стакан. - А вы не хотите пить? - царевич вызывающе поднял бровь, беззаботно хлопая ресницами. Но воины молчали, словно эмоции были для них чем-то нереальным и недосягаемым. - Вы очень скучные... И снова молчание. Локи сделал резкий шаг назад и одним движением выплеснул жидкость прямо в лицо эйнхерия. Того в ту же секунду скрутило от резкой боли в глазах. Он громко завопил, оседая на пол и растирая лицо. Шлем отлетел в сторону, а воин кричал что-то непонятное и лишь единственное, что можно было различить в его воплях - это "воды". - Ах ты маленькая тварь. Быстро вернулся на место! - второй эйнхерий начал наступать на царевича, наведя на того копье, но, как только острие достигло цели и уперлось тому в грудь, образ Локи тут же растворился. В недоумении эйнхерий застыл на месте, а в следующий момент его силой отбросило к стене. Больно ударившись головой о прикроватную тумбу, воин свалился на пол, держась рукой за окровавленный висок. Локи, подойдя к нему, достал из кармана брюк ключи и, пронзая ладонь эйнхерия насквозь кинжалом, прибил ту к полу. Достав еще один кинжал из потайного отдела в ящике, он засунул его за пояс брюк. - Не с той маленькой тварью связались, - мягко промурлыкал Локи. Он подошел к воину, что почти до крови растер себе лицо, и, коснувшись его головы, сразу вырубил того. Ему стоило немалых усилий собрать остатки магии в своем теле, ведь из-за раны все силы уходили на регенерацию. А теперь не осталось и их, и Локи тяжело выдохнул, борясь с внезапно возникшим головокружением. В глазах резко потемнело на несколько секунд. "Не стоило тратить силы на такое бесполезное занятие", - ругал себя царевич, разбираясь с замком на двери. Не без труда покончив с этим делом, царевич вылетел в коридор. К счастью, из-за позднего времени там никого не было, а потому Локи спокойным шагом направился к выходу из дворца. Рана вновь начала кровоточить, пропитывая бинты красной субстанцией, но Локи ни на секунду не останавливался, чтобы передохнуть. Он понимал, что в любой момент его может настигнуть стража и в таком состоянии с ним сладить будет гораздо проще. Тем более, он больше не мог использовать свою магию, а если бы хотя бы попытался, то абсолютно точно потерял бы сознание. Помня о том, что у главного входа во дворец всегда много стражи, Локи решил воспользоваться запасным. Он шел довольно долго, прячась за колонны и в темных нишах, стоило ему заметить хоть кого-нибудь по пути. А позже, почти к самому концу пути, он приник к холодной мраморной колонне, успокаивая поднявшийся жар в теле. Его лихорадило, а не унимающееся кровотечение лишь ухудшало ситуацию. Но он не мог сдаться на полпути: от этого зависела его жизнь. План царевича был очень прост: нужно было выбраться из дворца и направиться к тайной тропе в Йотунхейм, чтобы вернуться домой и найти там убежище на время. В темницу жутко не хотелось, особенно после рассказов эйнхериев и красочных описаний Тюра насчет того, что делают с заключенными. А наиболее пугающим вариантом была казнь. Хоть Локи ранее постоянно и искал смерти, а смерть искала его, теперь он слишком настороженно относился к этой теме. Хуже смерти могло стать новое попадание в лапы мертвых. Только вот на этот раз кошмар продлится вечно... Локи шел теперь еще медленнее, держась рукой за стену, и совсем не заметил стоящей на постаменте вазы с цветами. Неосторожным движением руки он смахнул ее, и с громким треском фарфор раскололся на мелкие кусочки, разлетаясь по всему полу. На звук сразу же выбежали служанки, но в этот раз царевичу не удалось скрыться с места преступления. Громкие крики девушек сразу же наполнили тихие коридоры ночного дворца, а Локи, собрав последние силы, немедленно побежал вперед, к желанному выходу. Перед собой он уже ничего не видел. Не видел и того, что у выхода его уже поджидала группа эйнхериев. - Стой! - громко крикнул воин, но Локи даже и не думал тормозить. Он налетел на этого воина, а тот, быстро среагировав, схватил царевича, удерживая на месте. А Локи уже не понимал происходящего. Темнота перед глазами и усиливающаяся боль в ране сильно пугали его. Он ничего не видел и не слышал, лишь чувствовал, что его сильно сжимают крепкие руки, и совсем не ласково и бережно, как это делал Тор, а очень грубо и больно... Безо всяких мыслей он толкнул обидчика, насколько хватило его сил, и, вынув из-за пояса кинжал, с размаху всадил его во что-то мягкое. Не прошло и секунды, как руку обволокла теплая субстанция, а сознание затянула приятная, тихая и спокойная тишина.