Burning for your touch

. У Эвена есть план на сегодняшний урок физики. Накануне он потратил достаточно времени, придумывая сценарий, уделяя внимание каждой детали, представляя, как будет отводить взгляд и как не будет пялиться на затылок Исака, стараясь отрепетировать, как не будет скучать по нему, по его теплу, по его близости. План Эвена идеален, и он уверен, что продержится этот урок, что ему не придётся чувствовать себя ужасно. И пока всё получается. Он продолжает работать над рисунком, который начал накануне левой рукой, и теперь занят деталями, обычно раздражающими его в рисовании, теми, что являют миру его внутреннего перфекциониста. Он оставил эту часть для урока, чтобы иметь возможность заняться чем-то, что отвлечёт его от магнитного притяжения, которое он испытывает к Исаку, от неприятных чувств, связанных с этим. Он мог бы попытаться следить за рассказом преподавателя, но это физика, и у него болит правая рука. Он может рисовать левой, но совершенно не в состоянии разборчиво ею писать. В общем, его план работает. Но потом учитель задаёт ему вопрос, и Эвен признаётся, что не знает ответа. Это тоже часть сценария. Он предполагал, что такое может случиться, и знает, что лучше сказать правду, чем опозориться перед всем классом, перед Исаком. Наконец звенит звонок, и план Эвена можно считать успешно выполненным. Теперь он может свободно вдохнуть. Эвен подождёт, когда Исак выбежит из класса, а потом пойдёт к Юсефу в лабораторию. Он продолжает сидеть за партой, проверяя уведомления в телефоне и читая сообщения в групповом чате. Только вот он по-прежнему чувствует тепло Исака, оно не исчезает из кабинета. Эвен отказывается поднимать голову. Он ждёт, но Исак не двигается. Не сдавайся. Исак сдаётся первым. Он делает два быстрых шага, подходит к Эвену и кладёт на парту листы бумаги. Эвен поднимает на него глаза. – Что это? – спрашивает он, стараясь, чтобы голос не дрожал и звучал холодно. – Конспект сегодняшнего урока, – говорит Исак. Он, как всегда, закутан в несколько слоёв одежды, на нём чёрный свитер с высоким горлом и зелёный снепбек. Он выглядит очаровательно. – Что? – Конспект, – повторяет Исак, явно нервничая. – Я делал заметки во время урока. Можешь их забрать. – Почему? – У тебя болит рука. Ты не можешь писать. – А как же ты? – спрашивает Эвен. – Ты прекрасно знаешь, что мне не нужен конспект, Эвен. Разумеется. Он же гений. Эвен забыл об этом. – Ты сейчас снова мной манипулируешь? – подозрительно прищуривается он. – Как бы я мог манипулировать тобой с помощью конспекта? – фыркает Исак. – Я не знаю. Два дня назад ты требовал, чтобы я оставил тебя в покое. Теперь же ты чрезвычайно мил со мной. – Я не манипулирую тобой. Я пытаюсь загладить собственную вину. Я слишком бурно отреагировал той ночью, хотя не должен был. – Нет. Я тебе по-прежнему нужен, – говорит Эвен. – Это не то… – Надеюсь, ты не сочтёшь это грубостью, но не мог бы ты перестать наносить визиты моей матери, когда меня нет дома. Исак моргает, явно обиженный его словами. – Я приходил, чтобы увидеть тебя, а не твою маму, – возражает он. – Ты пришёл в то время, когда мы обычно плаваем. – Но ты не ходил в бассейн. С таким свежим ожогом нельзя плавать, – заявляет Исак. – Я просто не ожидал, что ты пойдёшь куда-то ещё. – Откуда ты знаешь, что я не ходил плавать? Исак вспыхивает. Конечно. Разумеется. – Ты случайно не просил Мутту убедить меня остаться дома? – Я не диктовал ему, что говорить тебе. Просто я… – Ты просто случайно упомянул об этом в разговоре, подкинув ему идею, – говорит Эвен. – Ты просто его использовал. Исак опускает глаза, и Эвену приходится запустить левую руку в волосы, чтобы немного успокоиться. – Видишь? Именно поэтому я сомневаюсь во всём, что ты говоришь и делаешь, – заявляет Эвен. – Хлорка и другие химикаты очень вредны для обожжённой кожи, – говорит Исак. – Я сделал это ради твоего блага. – Это неважно, Исак. Цель не оправдывает средства, и тебе правда нужно перестать использовать Мутту. – Ладно, но… Дверь в кабинет распахивается, и туда влетает несколько учеников, заставляя Исака в панике отступить к своему месту. Это бы причинило ему боль, если бы Эвен уже не привык к такому обращению. Он выходит из кабинета, даже не удосужившись посмотреть на Исака. . В тот же день по дороге домой Мутта отдаёт ему конспект Исака, который он оставил в кабинете. – Где ты это взял? – Исак дал. У нас с ним несколько уроков совпадает, – отвечает Мутта. – Что у вас с ним за отношения? – хмурится Эвен. – Мы приятели. Наверное. Не знаю. «Он использует тебя», – хочет сказать Эвен. Но не говорит. – Прикинь, он извинился, что манипулировал мной, – смеётся Мутта. – Разве это не мило? – Что? – Ну я сразу понял, что он не просто так заговорил со мной о том, что плавать с ожогами опасно, что он хотел, чтобы я тебя этим напугал. Я же не тупой. – И тебя не волнует, что он думает иначе? – спрашивает Эвен. – Я не думаю, что он считает меня тупым, Эвен. Я думаю, он знает, что я понимаю, в какие игры он играет, и мы оба не возражаем. – В этом нет смысла. – Я думаю, он говорит на собственном языке и живёт в собственном мире, следуя правилам, сильно отличающимся от наших, понимаешь? Я думаю, что в его мире ты не говоришь и не делаешь ничего прямо. Ты делаешь всё так, чтобы это выглядело, как случайность, словно ты не имеешь к этому отношения. В его мире особо не разрешается заботиться о ком-то. Поэтому тебе приходится идти в обход и использовать близких этого человека, чтобы убедиться, что он в порядке. – Заботиться? Ты думаешь, он заботится обо мне? – фыркает Эвен. – Я не думаю, я знаю, – с улыбкой говорит Мутта. – Просто ему трудно это показать, а ещё сложнее признать. – Тебе нужно перестать смотреть все эти романтические фильмы, Мутта, – смеётся Эвен, и на душе у него теплеет. – Я серьёзно, – Мутта со смехом пихает его в плечо. – Мне кажется, что когда-то у него был человек, который был ему сильно небезразличен, и это не очень хорошо закончилось. Думаю, он просто пытается себя защитить. – И ты всё это понял, однажды поболтав с ним на уроке немецкого? – Нет, мы иногда переписываемся. – Вы что?! – А что такого? Он иногда мне пишет, – фыркает Мутта, явно забавляющийся реакцией Эвена. – Я не знаю, что произошло между вами, чтобы ты нёс его на руках из спортзала или прикасался к его лицу, и чтобы он горы сворачивал, лишь бы убедиться, что твой ожог заживает правильно. Но дай ему шанс. Он не такой плохой. Эвен чувствует, как кровь приливает к лицу от этих слов. Он никогда не задумывался, как другие могут воспринимать их неспокойные в своей противоречивости отношения с Исаком. Он не знает, какое объяснение они нашли его ожогу. Он не уверен, что хочет в это вникать. – Кстати, ты слышал, что Арвид и парни из его автобуса едут отдыхать в горы? – спрашивает Мутта. – Ну они всегда так делают, – пожимает плечами Эвен. – Да, но в этот раз с ними едет Исак. – Что?! . Эвен ждёт его у входа в бассейн. Он не уверен в том, что делает. Он знает, что Исак сказал Мутте о поездке лишь для того, чтобы тот передал Эвену. Он знает, что им опять играют, но ничего не может с собой поделать. – Ты пришёл, – улыбается Исак, заметив его. У него румяные щёки, и он, как всегда, закутан в несколько слоёв одежды, и от него исходит тепло, такое сильное тепло. – Ну ты позвал. Так что… – Дай угадаю. Ты хочешь предостеречь меня, – говорит Исак. – Да. – У тебя есть список хорошо продуманных, убедительных аргументов. – На самом деле нет, – признаётся Эвен. – Я был у себя в комнате, а потом, поддавшись импульсу, прибежал сюда, такое со мной иногда случается. – Думаю, я уже несколько раз испытал твою импульсивность на себе. Не нужно объяснять, – говорит Исак. – Ты опять грубишь, – выпаливает Эвен, удивлённый собственной прямотой. – Извини. Они оба замолкают, чтобы перевести дух. – Ты не нравишься этим парням, – говорит Эвен спустя мгновение. – Они могут тебе навредить в горах. Они уже делали так раньше. Они знамениты своими дурацкими выходками. – Я знаю, – кивает Исак. – Коттедж Арвида расположен в отдалённом районе. Если что-то случится, будет чертовски сложно дождаться медицинской помощи. – Я не собираюсь никого обжигать, если тебя это волнует. Но спасибо, что напомнил, что я представляю опасность для окружающих. – Я имел в виду тебя! Если что-то случится с тобой! Боже! – раздражённо стонет Эвен. – О, – выдыхает Исак, и его щёки краснеют чуть сильнее. – Ну со мной ничего не случится. – Эти парни будут постоянно пить. И у них может сорвать крышу, они на самом деле могут сделать с тобой что-то плохое. В прошлом году они бросили парня в ледяное озеро, и он несколько часов был в коме. – Эвен, со мной всё будет нормально. «Эвен». Эвену жаль, что ему так сильно нравится то, как Исак произнёс его имя. С заботой. С такой заботой. – Не переживай за меня, – добавляет Исак, и на этот раз его слова не кажутся сердитыми или снисходительными. Он не говорит Эвену, что он ужасный и что слишком много на себя берёт. В его голосе, кажется, слышится благодарность за его бессмысленное беспокойство. – Я ничего не могу с этим поделать, – признаёт Эвен. Исак смотрит на него немного дольше, чем следует, его большие зелёные глаза полны чем-то, чему Эвен не может подобрать определение. Надежда? Благодарность? Страх? Грусть? – Прости, что я причинил тебе боль, – выдыхает Исак, чем застаёт Эвена врасплох. – Я… я дотронулся до тебя. Я сам виноват. Ты не причём. – Я сейчас не о физической боли, – говорит Исак тихо, словно раскрывает тайну. – О. Исак имеет в виду резкие слова, последовавшие за этим. – Не переживай за меня. Просто поверь мне, ладно? Поверь мне. – Ладно. Эвен улыбается всю дорогу до дома. . – Ну что, лузеры, угадайте, что случилось?! – приветствует их Адам в столовой, и он явно слишком возбуждён для такого раннего времени суток. – И что? – морщится Элиас. – Угадайте, кого только что пригласили поехать в горы с Арвидом? – Блядь, о чём ты вообще? – стонет Мутта. – Почему ты так одержим компанией Арвида? Тебе что, больше делать нечего, только отслеживать, кого он зовёт с собой отдохнуть? – Фу! Ты так говоришь, будто я какой-то придурок! Дай мне рассказать! – Ну говори уже, – закатывает глаза Элиас. – Арвид только что лично пригласил нас. Всю нашу компанию. Всех нас! – ликует Адам. – Что за херня с этим Арвидом. У него всё в порядке с головой? – кривится Элиас. – Ну, мы не поедем, – говорит Юсеф. – Что?! Почему? – стонет Адам. – В смысле почему? Половина этих парней наехала на Сану, а потом на нас с Элиасом в прошлые выходные. Где твоя преданность? – Но это такая шикарная возможность развлечься! Ты вообще слышал когда-нибудь, чтобы группу мусульман приглашали провести время в такое крутое, роскошное место? – продолжает настаивать Адам. – О чём ты, блядь, говоришь?! – хмурится Элиас. – К тому же Эвен даже не мусульманин. – Ты знаешь, о чём я! Подумай обо всех видео, которые мы сможет там снять. Я слышал, у Арвида огромный дом. – Мы не едем! – отрезает Элиас. . – Я сегодня кое-что заметил, – практически шепчет Микаэль. Эвен сидит на полу, а Микаэль лежит на кровати на спине, откинув голову. Они оба конкретно под кайфом. Но Эвен всё равно продолжает держаться на расстоянии. В конце концов они впервые проводят время вместе – только вдвоём – после случившегося. – Что ты заметил? – спрашивает он, делая длинную затяжку. – Что ты мало говоришь, когда мы все вместе. Oх. Эвен на мгновение встречается с ним взглядом, пытается представить, выглядит ли он сейчас настолько же беззащитным, каким чувствует себя. – Ты тоже, – говорит он. – Да, но я всегда был таким, – отвечает Микаэль. – У меня никогда не было ничего особо интересного, чем я мог бы делиться. Но ты напротив… Раньше ты постоянно болтал, когда мы собирались вместе. А теперь, ты словно… Он замолкает. – Словно что? – спрашивает Эвен. Скажи это. Просто скажи это. – Словно ты там только физически. Словно ты – это больше не ты. Эвен отводит глаза, не хочет, чтобы Микаэль что-то прочитал в них. Он чувствует себя ранимым. Он под кайфом, и он чувствует себя уязвимым, поэтому он отводит взгляд. – Я – по-прежнему я, – говорит он, и слова обжигают горло. – Я знаю, что внутри ты – по-прежнему ты, – отвечает Микаэль. – Но мне кажется, что ты боишься быть собой с нами. . Следующие несколько дней Эвен ходит в школу и старается не думать о том, что Исак поедет в горы с тринадцатью парнями, которые его ненавидят. Он изо всех сил старается не волноваться. Он берёт конспекты, которые Исак делает для него, и сосредотачивается на лечении. Ожог не такой уж сильный, поэтому в течение недели ему становится лучше. Через несколько дней он сможет вернуться в бассейн. Эвен теперь сможет перестать болтаться на игровой площадке у бассейна, ожидая, когда появится Исак и притворится, что ему тоже хочется покачаться на качелях. Ему кажется глупым то, как им необходима эта близость, чтобы нормально функционировать. Они будто заряжают севшие батарейки или получают новую дозу наркотика, без которого не могут жить. Это нелепо. И сегодняшний день не исключение. Эвен встаёт, собираясь уходить, как вдруг Исак выпаливает: – Ещё пять минут, – потом добавляет, – пожалуйста! Эвен фыркает от смеха и садится обратно. – Ты справишься без меня в заснеженных горах? – шутит Эвен, заставляя Исака покраснеть. – Справлюсь. Эвен вытаскивает сигарету. И после второй затяжки понимает, что не спросил Исака, не возражает ли он. – Почему я должен возражать? – удивляется тот. – Потому что пассивное курение тоже вредно? Большинству людей это не нравится. – Я не большинство людей. – Ты что, куришь настоящий никотин? – спрашивает Эвен, вскидывая брови и заставляя Исака рассмеяться. – Нет. Просто я думаю, что мы всё равно умрём. – Фигово. – Реалистично, – пожимает плечами Исак. – СМИ сейчас с ума сходит, постоянно крича о здоровье и фитнесе. Но на самом деле это всё одна огромная корпорация, которая стыдит слабых и приносит прибыль богатым. Особо питательные продукты, йога, органические ингредиенты, бла-бла-бла. Это всё один большой развод. Но он имеет успех, потому что люди – социальные существа по своей природе, которым не нравится плыть против течения. – Ну вот опять. – Я серьёзно. Ты когда-нибудь думал о сектах? Когда-нибудь задумывался, как люди могут быть настолько слабы ментально и духовно, что готовы отдать какому-то мошеннику, давшему обет молчания, все свои деньги и вступить в секту? Когда-нибудь размышлял, насколько они сломлены, раз позволяют какому-то бородатому парню промыть себе мозг? Люди постоянно думают об этом и смотрят на них свысока. – Я не понимаю. – Людям нравится смотреть свысока на других и смеяться над беднягами, вступающими в секты. Но при этом они не видят, что сами делают то же самое несколько раз за день. Коллективное бессознательное проявляется во всём – от мнений, распространяющихся, как огонь, потому что какой-то человек, которому доверяют, выражает их, до группок отвратительных людей в школах, слепо следующих за своим лидером, потому что думают, это защитит их и сделает популярными. Всем промывают мозги. Просто никто не думает об этом, когда следует за трендом, который все называют «здоровым». – То есть ты хочешь сказать, что люди, которые занимаются йогой, на самом деле школьные хулиганы, вступившие в секту? – фыркает Эвен. – Нет! Не надо этого снисходительного тона. Я серьёзно, – Исак хмурится, и Эвен со смехом поднимает руки. – Я просто хочу сказать, что сейчас в моде движение за «здоровье», которое стыдит людей, любящих пить Кока-колу и Фанту или курить. Просто дайте людям пить грёбаную Фанту. Может, это на мгновение делает их счастливыми. Возможно, ваши отвратительные протеиновые коктейли делают вас счастливыми. Но то же самое чувствует и те, кто любит Фанту! – То есть тебе нравится Фанта, – смеётся Эвен. – Я, блядь, обожаю Фанту, – улыбается Исак. – Я, блядь, обожаю курить. Разумеется, в умеренных дозах. – Тогда кури, раз это делает тебя счастливым. – Но это может меня убить, – говорит Эвен. – Всё может тебя убить. – Именно поэтому большинство философов курят сигареты? – Где ты нашёл такую статистику? – Я только что это придумал. Они смеются ещё какое-то время. И Эвен чувствует, что лёгкость, существовавшая между ними до Хэллоуина, вернулась. Это кажется правильным. Это успокаивает. – Почему Гераклит? – спрашивает Эвен. – Почему ты хочешь знать? – Любопытство, – Эвен пожимает плечами. – Ну ты мог бы погуглить, – Исак закатывает глаза. – Но мне интересно, почему он нравится тебе. – Он был честным, – отвечает Исак. – Он был досократиком и ненавидел людей. Он вёл замкнутый образ жизни и много писал об очень сложных и противоречивых вещах, которые непросто было понять другим людям. – Он часто менял своё мнение? – Нет. Он считал, что противоречивая природа вещей является основой мироздания. Он говорил, что всё схоже и в то же время отличается, что противоположности связаны и создают энергию, правящую нашим миром. Что-то типа этого. – В этом нет смысла, – морщится Эвен, потирая рукой лоб. – Нет, но просто подумай об этом. Мы либо спим, либо бодрствуем. Мы не можем делать и то и другое одновременно, и не можем не находиться в одном из этих состояний. – Это фигня. Ты можешь умереть. – Вот сейчас ты переходишь в состояние небытия, – говорит Исак. – Но, когда ты жив, ты либо спишь, либо бодрствуешь. – То есть тебе нравится этот философ, потому что он сказал что-то очень очевидное о бодрствовании и сне и указал на двоичные состояния? Исак бросает на него сердитый взгляд, и Эвен со смехом поднимает обе руки в примирительном жесте. – Не обижайся. – Очевидно, что он мне нравится и по другим причинам, но это неважно. Я не собираюсь рассказывать, почему люблю его, не хочу давать тебе повод поиздеваться. – Я не издеваюсь, – смеётся Эвен. – Неважно. . Вечером Эвен никак не может заснуть и в какой-то момент вбивает в строку поиска имя «Гераклит». И когда он читает, что его прозвали «Плачущим философом», у него больно сжимается сердце.