***
Тёмная ночь бывает лишь раз в году. Луна пропадает, звезды гаснут, а твари, темнее которых нет на свете, выползают на поверхность. В Тёмную ночь прекращаются войны, хищники вместе со своими жертвами жмутся друг к другу в тесных норах, а извечные противники собираются у костров и обороняются вместе. Тёмную ночь нельзя проводить в одиночестве, Тёмная ночь это кошмар, Тёмная ночь это время единения.***
В лесу у костра сидели трое: эльфийка, ведьма и рыцарь. Над огнем висел маленький чайничек. В его блестящих боках отражались языки пламени и уставшие путники. Ведьма в своем темно-зеленом платье сливалась с темнотой за ее спиной. Зеленую остроконечную шляпу женщина надвинула на глаза так, что видны были лишь ярко-алые плотно сжатые тонкие губы. Ведьма положила на колени толстую ветку и, не глядя, отламывала от нее тонкие веточки. Длинные тонкие пальцы сновали над куском дерева, движения сопровождались резким сухим треском. Эльфийка, вся в белом, сидела расслабленно, спокойно. Руки неподвижно лежали на колчане полном стрел. В глазах цвета гречишного меда отражался огонь. За всю время эльфийка не произнесла ни звука. В то время, как ведьма с рыцарем успели и познакомиться, и поругаться, и найти несколько тем для общения. Рыцарь сидел от костра дальше всех. В полном боевом облачении. Поссорившись с ведьмой он надел шлем и отгородился от нее щитом. Тяжелый двуручник лежал рядом в прямом доступе. Рыцарь опасался своих спутниц. Он старался не выдавать этого, сидя нарочито расслабленно. Стыдно такому увальню боятся девок, которые втрое его мельче. — Подбрось дров, ведьма, — проворчал рыцарь. Голос его из-за шлема звучал глухо, с дрожащими металлическими нотками. — Моё имя Ронна, — в который раз за ночь повторила ведьма, но дров в костёр подкинула. Рыцарь проворчал что-то под шлемом, нецензурно, но беззлобно. Ругаясь, скорее, по привычке. — Давненько я не праздновала Тёмную ночь в такой странной компании, — эльфийка, наконец, подала голос, — Ведьма Ронна и юный рыцарь Фергус. Вы смешные. Подтверждая свои слова эльфийка звонков рассмеялась. Фергус снова загудел под шлемом, а ведьма лишь искривила уголки тонких губ. — Скажи спасибо, первородная, что с тобой мы, а не парочка орков или троллей. Отбивалась бы от тварей в одиночку, под визг разбегающихся трусов. Ронна хрипло захохотала, ей вторил рыцарь. Чайничек загремел крышкой и выпустил из носика порцию пара. В огонь полетело несколько капель кипятка, угли раздраженно зашипели. Путники подвинулись к костру. Эльфийка сняла чайничек с огня и разлила ароматный травяной чай в подставленные чашки. — Вы боитесь Тёмной ночи не меньше орков, — эльфийка улыбнулась, глядя на возмущенное лицо ведьмы и вслушиваясь в гул из-под шлема рыцаря. — Мы — эльфы празднуем Темную ночь, мы ждём её, любим её и с радостью принимаем её дары. — По-твоему, смерть это дар? — Фергус снял шлем и положил его на траву у своих ног. — По-твоему, стоит любить Темную ночь? Время, когда от страха я вынужден сидеть в компании поганой ведьмы и нелюдя? — Поганый рыцарь прав, — вернула оскорбление Ронна, — глупо звать Тёмную ночь праздником. Мы боимся её, мы объединяемся с врагами, чтобы пережить её, мы судорожно цепляемся за оружие, и нас нельзя за это осуждать. Эльфийка снова рассмеялась, звонко, беззаботно. Не было в её смехе надменности или издевки, лишь веселье. — Вы сегодня с первородной у одного костра. Пейте отвар, дышите полной грудью и ничего не бойтесь. В Тёмную ночь не нужно оружие. В Тёмную ночь нужна песня. Пойте со мной, как бы плохо не звучали ваши голоса. Эльфийка хихикнула, глядя на вытянувшиеся лица своих спутников, глубоко вздохнула, прикрыла глаза и запела. Она пела на древнейшем наречии эльфов, давно забытом языке. Слова тягучие, вязкие, как смола, цеплялись друг за друга, не разобрать, где кончается одно и начинается другое. Уже много столетий мир не слышал первого языка. Тихий голос эльфийки все набирал силы, казалось, каждая строчка песни делает его сильнее, крепче, громче. И было в её голосе все: шепот листьев, шелест травы под ногами, треск костра, языки пламени. Голос её горел огнём, журчал весенним ручьем и обрушался водопадом. Порывистым ветром дул в лицо, звенел хрусталем. Ведьма и рыцарь зачарованно смотрели на эльфийку. Они слышали древнее наречие впервые, но понимали смысл песни. Первородная пела о смерти и рождении, о дальних походах и родном очаге, о грозной магии и скромном чуде. О красоте Тёмной ночи. Первой подхватила песню Ронна. Её голос взвился в ночь птичьим криком, звериными стоном. Он скрипел ржавыми петлями, звенел снежной вьюгой. С головы слетела шляпа, чёрные с проседью волосы растрепались, грудь вздымалась от резких вдохов. Но ведьма была прекрасна. Она славила Темную ночь и скорбела по-своему, по-ведьмински. Фергус долго смотрел на поющих женщин. Слушал такие разные голоса, вглядывался в непохожие лица. Они так отличались друг от друга, но были сестрами сегодня. И он тоже запел. Первое слово звоном закалённой стали вырвалось на волю. В голосе рыцаря гремели барабаны, гудели трубы, стучали подковы, горело пламя, рушились города. Хищным зверем рычал он, острым топором обрубал строки. Фергус пел о славных битвах и павших друзьях, о победах и поражениях. Он пел о доме, о жене и матери, о сыне и дочери. Славил Тёмную ночь и мечтал о мире.***
Трое пели, а в темноте за их спинами загорались огоньки. Фергус и Ронна не видели их, погруженные в песню, отдавшиеся ей без остатка. Только эльфийка знала, что это новорожденные звёзды, которые исполнят самое заветное желание призвавших. Тёмная ночь это время рождения новых звёзд, это великий праздник и великая возможность.