Выживание

В четырнадцать жизнь Тсунаёши ни капли не меняется. Всё та же усталая улыбка матери, одноклассники, которые каждую перемену перешёптываются меж собой о нём, плохая успеваемость и директор. Он, кстати, похоже, тоже уже устал от того, что Тсуна иногда — чаще обычного — просто куда-то пропадает, и от жалоб учителей на злостное игнорирование домашнего задания. Но Савада поделать с этим ничего не может, честно! У него постоянно не хватает на это времени или сил, или просто знаний. Он частенько выпадает из реальности, знаете ли. Загробный мир и все дела. По ночам его всё ещё мучают жуткие кошмары с адскими псинами, от которых нет ни шанса убежать. Синяки под глазами паренька вполне можно спутать с фингалами. Вот и сейчас Тсунаёши вместо того, чтобы сидеть на уроках, гуляет по главным улицам Намимори в попытке развеять будний день. Он правда пытается быть хорошим и послушным сыном, чтобы матери не звонили так часто по поводу его прогулов и заваленных тестов, но — он готов поклясться Богом — Хиката-сенсей не особо расстроится, если на его уроке не будет пары-тройки учеников, тем более ничего не смыслящих в истории Японии. Вот и сейчас, как ни в чём не бывало, он идёт по аллее у дороги, на которую внезапно выскакивает какая-то глупая девчонка. Глупая, потому что, ну видно же, там несётся огромная фура, которая просто физически не сможет затормозить, даже если водитель увидит девчонку. Глупая, потому что подставляться ради спасения котёнка это невероятно тупо, потому что и она, и кот через несколько секунд останутся мокрой полосой на этой самой дороге. Глупой, ну потому что Савада просто не может на это смотреть и прыгает следом за этой неудачницей. Наги и испугаться то толком не успевает, как её уже тянут назад за шиворот. — Тупица, ну куда же ты лезешь, а? — доносится до неё сквозь визг шин об асфальт и громкий гудок грузовика. Она судорожно сжимает в руках дрожащий пушистый комок и глазам не верит: какой-то незнакомый парень только что спас её жизнь взамен на свою. Со стороны это смотрится просто омерзительно. Глухой стук тела о металлический корпус автомобиля сопровождается хрустом костей и сдавленным вскриком. Если бы Тсунаёши знал, что попадать под колёса огромной махины больно настолько, то трижды бы подумал перед прыжком. И всё равно бы прыгнул. Потому что у него ещё, наверное, сотня жизней в запасе, а у этой девчонки только одна. Нужно же делать в этом сраном мире и добрые дела. Наги уже через несколько минут со странным ощущением опустошённости пойдёт домой, а котёнка назовёт Лео. Почему? Да она и сама не знает, просто кажется, будто она видела чью-то пушистую, золотистую гриву. В семь утра его снова будит будильник, и Тсуна понимает, что предыдущий день безнадёжно проёбан. В гостиной его всегда встречает мать, всё с той же улыбкой, от которой у неё лицо скоро судорогой хватит, если не уже. Савада уже давно сам себе готовит завтраки. Сначала получалось не очень, да и после тоже, но со временем он привык к этому вкусу. Деньги на обеды он таскал у Наны из кошелька, жить-то как-то нужно было. До ужина он с каждым годом доживал всё реже и реже. В школе его снова встретит Хибари с тонфа наготове, если Тсуна или ещё кто вдруг решит опоздать к первому уроку. Или ко второму. Или к любому, мать его, у Кёи похоже радар на отличившихся. Он их точно чует, появляется на месте за несколько секунд до нарушения, а после, смакуя, выписывает наказание по всему телу. У Тсунаёши от него есть пара таких подарочков: шрамы от рваных ран на рёбрах и спине. Он до сих пор удивляется, как остаются в живых другие ученики. Или ГДК только на нём так рьяно отводит душу? — Эй, мелкий, — серые глаза опасно поблёскивают в лучах весеннего солнца. Тсунаёши пятнадцать, и курить на заднем дворе школы стало что-то сродни традиции. — О, Кёя, приветики, — шатен мягко улыбается Смерти в человеческом обличии, затягивается, — как жизнь? Нашёл уже жертву на сегодня? Савада для него не травоядное и не зверёк, он — мелкий. Пренебрежительно сильный. С тем, с кем можно и повеселиться. И Кёя сам не понимает почему у него такое мнение об этом пареньке. Просто Савада не травоядное и не зверёк. М е л к и й. Брюнет злобно скалится на него, весь подбирается от такого панибратского отношения и обнажает орудие кары Божьей, как про себя Тсуна называет тонфа. — Да ладно тебе, Кёя-чан, мы так давно не разговаривали по душам, — лёгкий смешок слетает с губ. — Дай-ка вспомнить… ах, точно. Никогда. Дистанция между ними становится короче с каждым шагом Хибари. Он, как истинный хищник, подходит не спеша. Смакует. Солнечные лучи тепло облизывают сталь его глаз, переливаясь опасным блеском. Один из важнейших навыков, который еще на первом году средней школы приобрёл Савада — быстрый бег. Уже после: знание территории, запасных отходов, расчёта времени. — Ты же знаешь, это не закончится ничем хорошим, Кёя-чан. Мы оба знаем это, — по губам расплывается острая улыбка и Тсуна тушит бычок о школьную стену. Ещё один шаг и… — Несоблюдение школьного устава и порча школьного имущества, — Хибари сплёвывает эти слова как повод, небольшая прелюдия к казни. Рычит, — забью до смерти. И они оба срываются с места. Их небольшой «роман» длится уже третий год, и Тсунаёши почти не интересно, кто победит. ГДК убивал его с несколько десятков раз и, наверное, столько же раз прятал тело, которое растворялось вместе с воспоминаниями о смерти. И чем больше раз это повторяется, тем глубже какая-то странная и дикая связь между ними. Хибари позволяет Тсуне намного больше, чем обычному ученику. Он думает, что Савада этого не замечает. Тсуне дозволено ходить по крыше, пока господин Смертная-Казнь спит. Дозволено дерзить ему и по нескольку раз звать по имени и оставаться несколько дней после живым. Дозволено курить, прогуливать и просто бесить Кёю ровно до тех пор, пока последнему не станет скучно забивать других школьников. Брюнета несоизмеримо влечёт к этому мелкому недоноску, и Тсунаёши это прекрасно видит. Пользуется. Получает какое-то извращённое удовольствие от солоноватого металлического привкуса во рту, когда тонфа скользит по его щеке и раскраивает нижнюю губу в сотыйразподряд. Следит медовыми глазами за резкими, рваными выпадами в его сторону, и каждый раз Кея дерётся по-новому. Новые повадки так и цепляют глаз. Это настолько завораживает, что Савада в какой-то момент просто останавливается и Хибари, не рассчитав свою звериную силу, просто пробивает его ребра тонфа, протыкая лёгкое. Тсуна наваливается на испуганного и взбудораженного парня, упираясь лбом в его плечо, и это, наверное, самая приятная часть во всех этих драках. — Мне так жаль, что ты никогда не запомнишь этого чувства, Кёя-чан, — даже не шёпот, тихий шелест. Тсунаёши слабо улыбается, перед тем как отключиться. В семь утра его будит будильник. В это утро у Тсунаёши заранее чувство того, что всё пойдёт как-то кувырком. Неприятное такое, скользкое чувство. Он лежит в кровати дольше обычного, нащупывая пальцами руки старый шрам — на нижней губе. Он иногда немного саднит, как и все остальные: ползущий вверх по позвоночнику ожог, рубцы по всему телу, рваные раны от укусов на руках и ногах. Всё это — наследство бессмертия. Его личного дара. Проклятия. Савада спускается вниз и впервые за долгие годы чувствует запах готового завтрака. Матери в гостиной нет и это пугает его до дрожи во всём теле. Он быстро пересекает комнату, чуть ли не вваливаясь на кухню, и видит свою мать у плиты, в фартуке. — Доброго утра, Тсу-чан! У нас сегодня гость, — она улыбается непривычно живо и у парнишки сердце пропускает удар. Тсунаёши шестнадцать, и его жизнь медленно превращается в Ад. — Хаос, — мужчина за тридцать вежливо снимает шляпу и скверно улыбается. Будь у Тсуны такая возможность, он пустил бы пулю себе в голову от одной только этой улыбки.