Девять "пустых" страниц

My pretty blue lips begging Take me, I need you in my bloodstream Hold me, break me, My breath is for holding, overdose me I need you in my bloodstream Hold me, break me, break me Transviolet – Bloodstream

— Знаешь, Томас, я не стал говорить при Бренде с компанией, но от тебя так и веет напряжением. Минхо находит друга на, так называемом, временном, посту охраны, который они сами же и установили, практически на пересечении зданий, не имея возможности зайти внутрь из-за огромного количества битого стекла, а также того, под каким углом находилась сама конструкция. Томас вызвался дежурить первым, ему не было принципиально, да и мысли настолько грузили голову, что ему просто необходимо было побыть одному, наедине со своими мыслями, которые заполнили голову, мешая сосредоточиться на чем-то еще. — Знаю. Знаю… Но я не могу перестать думать об этом. Как только мы пересекли ворота, воспоминания, они настолько часто мелькают перед глазами, что в иной момент я не могу понять, что реально, а что нет. Томас закрывает глаза и опускает голову. Тяжелый вздох срывается с его губ, падает вниз, словно камень, растворяется где-то в воздухе, но ощутимо то, как атмосфера стала накаляться. Воспоминания, такие терпкие, густые, они обволакивали, запирая Тома в тесном коконе, мешая дышать. Кислорода, с каждой секундой, все меньше и меньше. Свет тускнеет, остались считанные моменты, пока глаза не накроет слепота. Страшно. Ему было чертовски страшно. Непонятная паника, такая же неожиданная, как ушат холодной воды с утра пораньше. Она заставляет все тело трепетать в порывах странной дрожи. И Томас ведет плечами, несколько нервно вглядываясь вдаль и сжимая холодную рукоять пистолета, словно это могло хоть как-то помочь. Холод от кулона, почему-то, отрезвлял, а вот оружие не вселяло такой уверенности. Особенно здесь. — Эй, — чуть выше лопатки ложится чужая рука, Минхо мягко сжимает его плечо, старается поддержать и это видно, — успокойся, мы рядом. Не нервничай. И Томас был действительно благодарен ему за это. Накрывая чужую ладонь своей рукой, он коротким движением пальцев оглаживает выступающие костяшки, после, все же убирая руку и едва улыбаясь уголками губ. Стало легче, с плеч, словно часть глыбы скатилась, оставляя за собой быстро затягивающуюся рану. — Томас! Голос Бренды разрезает установившуюся атмосферу, словно острие ножа тонкую кожу. Они с Минхо подрываются слишком резко, делая это в унисон, разворачиваясь каждый по свою сторону плеча, не сталкиваясь и будто отрабатывая давно слаженную технику работы. Казалось, что и не было шести лет бездействия в этом плане. Но, все же что-то идет не так, как они ожидают. Томас видит, Минхо уже оседает на колени, поднимая руки вверх, показывая, что он не собирается оказывать сопротивления, пока неизвестный парень, с уж слишком широкими плечами, наставил на него пистолет, буквально приставив холодное дуло к чужому лбу. А он сам стоит, как не родной, не знает, что делать, понимает, что реакция уж слишком заторможена. Он не тренировался годами. Годами! Чего ожидал? Что сможет на раз-два прощупать ситуацию? Помочь? Все решить, как он это обычно пытался сделать? Один из нападавших держит на прицеле Минхо, второй — взял чужое копье на временное использование, наставив то на остальных, заставляя их сидеть на одном месте. Без лишних телодвижений в сторону мини-склада с оружием. Слышно, как охает Бренда и как плачет Теа, не зная, как на это все реагировать. И Томас снова слышит свое имя, слышит, как уже Галли зовет его, словно если он сейчас не поднимет голову, то случится что-то похуже того, что уже происходило. И парень не медлит, хоть и находится в некой фрустрации, поднимает глаза. Сталкиваясь со взглядом, до боли родных, карих глаз, отмечая то, как выделяются в свете огня волосы цвета тусклой пшеницы, и как привычно проявляются от злости морщинки на чужом лбу, Томас чувствует, как сердце обрывается и с грохотом летит вниз, куда-то к земле, подыгрывая силе притяжения. — Ньют? Кулон обжигает грудную клетку холодом, а в голове всплывают памятные строки, которые он выучил наизусть, как мантру или молитву, которую читал каждый раз на рассвете и на закате. Но слова не успевают слететь с уст, они застряли где-то в горле, перекрывая поток воздуха и заставляя пульс ускорить свой ритм. Удар чужого кулака выбивает из него сознание, скулу саднит и жжет от боли, но это отрезвляет, ровно на секунду озаряя все яркой белой вспышкой, теплой и приятной, но после… Томас с головой ныряет в темноту.