***
Мы смотрели друг на друга во все глаза, но не смели сказать и слова. Сегодня я впервые встретила его. Отец много говорил про Александра, в основном, надо сказать, отзывался он не очень лестно (но было заметно, что он скучает по былой дружбе), но когда он впервые сказал о его сыне, я была искренне удивлена этой, казалось бы, мимолётной фразе. Я очень впечатлительный ребёнок. Была им, по крайней мере. Папа о чём-то разговаривает с миссис Гамильтон. У неё красивое имя — Элизабет. А ещё у неё нежные руки. Мне девять. Он чуть старше меня. Единственное, что я поняла — мне нравятся его глаза. И веснушки. И кудри. И тонкие пальцы. И голос. Ох!.. — Привет. Я застыла на месте. Он правда сказал это мне? — Привет, — ответила я. Он широко улыбнулся мне, да, именно мне! Я робко улыбнулась в ответ. Мне так нравятся его глаза…***
— Мама, а я могла встретить эту свою половинку уже сейчас? — в тот же вечер спросила я, сидя рядом с больной матерью. — Не знаю. Вряд ли, я думаю. А что, этот Филип, он тебе понравился? — Да, — без тени сомнений сказала я. — Он такой… — Какой? — слабо улыбнулась мама. Не потому что она не хотела, она не могла. — Он… он… я не знаю. Я не могу описать. Я ещё таких слов не знаю, которыми можно было бы его описать. И у него такие глаза… как говорил папа? Головокружительные, вот. Мама смотрела в мои глаза пару минут, и взяла меня за руку, улыбнувшись особенно широко для её состояния. С момента её болезни она почти не улыбалась. — Может это и он, солнце. Я не могу сказать тебе точно, только ты можешь это понять. Но я всегда буду рядом. Она положила мою руку себе на сердце. Я почувствовала слабую пульсацию. — Даже если меня не будет рядом, я буду в твоём сердце. Мама положила вторую руку на моё сердце. — Всегда? — шёпотом спросила я? — Всегда. Её рука ослабела и упала мне на колени. — Мамочка?.. — МАМА!***
— Феодосия?! — воскликнул ошарашенный отец, что зашёл в дом и увидел меня, накидывающую на себя платок потеплее. — Куда это Вы собрались, юная леди? — Погулять, — небрежно кинула я, протискиваясь в дверной проём, что загородил отец и отворачивая голову в сторону. — А ну-ка стой! — он взял меня за руку и развернул лицом к себе, но я всё равно тут же отвернулась. — Что ты прячешь? — он попытался посмотреть на меня, но я лишь продолжала мотать головой. Долго сопротивляться смысла не было. Я прикусила губу и смотрела на отца исподлобья. — Слёзы. Это слёзы, папочка. Воспользовавшись замешательством, я выскользнула на улицу, и даже не услышала взываний вернуться от отца. Стук каблуков проводил звук закрывания двери позади. Я обязана успеть до него! Я не должна дать ему вернуться домой до того, как мы поговорим. Я не имею права.***
Я увидела его силуэт издалека. Я не спутаю его ни с кем. Он услышал стук каблуков и обернулся. Увидев меня он остановился, и я перестала бежать. Я встала напротив него примерно в трёх шагах и дышала тяжело, словно я была на месте Атланта, держала небесный свод на своих собственных плечах и уже была на последнем издыхании. — Что ты здесь делаешь, да ещё и в такое время? Я молчала. — Феодосия?.. Я продолжала молчать. Он сделал шаг мне навстречу, но тут же осёкся, когда я шумно выдохнула весь свой груз и тихо засмеялась. Надо же. Всю жизнь я боялась, а всё оказалось так просто! Он любил меня. Он любит меня. И я люблю его. Он — моя вторая половинка. Филип Гамильтон. Я почти накинулась на него, смеясь сквозь слёзы. Его глаза были так близко, как не были даже в снах. Чистые и ясные, головокружительные. А голова и правда кружилась, ноги подкосились, и только он держал меня на ногах. — Я люблю тебя, Незнакомец… Я плакала и плакала, ревела навзрыд, прижималась к Филипу, словно он был моей последней надеждой, моим спасением. Собственно, он таковым и был. — Какой же я незнакомец? И сердце ухнуло вниз тяжёлым камнем, меня придавило к земле, мне уже стало казаться, что я упаду наземь без чувств. Не он? Неужели это не он, и я ошиблась, и сейчас этот мой поступок испортит мне всю мою жизнь. Не он. — Теперь, когда ты знаешь, кто я, мне невозможно быть незнакомцем. И как ты вообще узнала? Он. Он! — Какой же ты гад! Он нежно погладил меня по щеке, широко улыбаясь, и прикоснулся к моему лбу. — Я так люблю тебя, безумно люблю, и всегда, чёрт возьми, любила, всегда, — шептала я, перебивая саму себя. — Неужто всегда? — С самой первой нашей встречи я знала, что люблю. — Но мы же были совсем детьми. — И что? Филип поцеловал меня в щёку, нежно и ласково, немного боясь, и крепко-крепко обнял, словно я могла убежать, но я бы никогда, ни за что, ни в коем случае не убежала. От него пахло фиалками, прямо как от мамы до того, как её настигла хворь. После по всему дому гулял запах лекарств. И смерти. — Я чертовски люблю тебя, невыносимо, до дрожи в коленях — продолжала беспорядочно и неразборчиво бормотать я, словно в бреду. Плевать на то, что чертыхаться дамам не положено, плевать на то, что дама негоже выходить на улицу одной в такое время. Но теперь я не одна… — И я… — Скажи ещё раз. — Что? Зачем? — Филип тихо засмеялся. — Скажи. Прошу, скажи ещё раз. — Я люблю тебя. И по щекам моим снова побежали слёзы, по уже давно протоптанным дорожкам. — Глупая, чего же ты плачешь? — он продолжал прикасаться губами ко лбу, щекам, носу, даже к глазам. Я так сильно вцепилась в него руками, что мне кажется, делала ему больно, но отпустить я просто напросто не могла. Смотреть в его глаза — ясные, горящие, нет, пылающие живым огнём, неугасающим и жарким, — было настоящим даром для меня. Филип поцеловал меня в шею, и я засмеялась — мне стало щекотно, а по телу побежали мурашки. — Перестань! — смеясь сказала я, но всё так же тихо, будто громкое слово могло разрушить всю магию. Мне казалось, что всё происходящее- мираж, только подует ветер, и всё пропадёт, развеется пылью по ветру. Надо ли говорить, что слёзы от счастья продолжали литься рекою? — Давай сбежим? На ночь. Мой голос утопал в его плече, в которое я упиралась. Я немного отстранилась, чтобы видеть его глаза. — А разве есть куда? — Сбежать можно куда угодно, место всегда найдётся. Филип смешно прищурился, а в его глазах промелькнуло беспокойство. — У тебя ничего не случилось? — Да так, просто не очень хочу быть дома сегодня. — Что-то серьёзное? Обычно такое не случается «просто так». — Ничего особенного, — я пожала плечами и повернула голову в сторону. — Люди ссорятся. Такое бывает. К горлу подступил ком, он сдавил лёгкие, в глазах заблестели слёзы. — Ты можешь рассказать мне… — Ничего особенного, — повторила я, но уже жёстче. — Ты уверена? — Да, чёрт подери, уверена! — выкрикнула я и прикрыла рот рукой, широко раскрыв глаза. Я испугалась саму себя. Я сглотнула. — Прости… Почему-то Филип не сказал ничего, не отстранился, не ушёл. Он остался со мной. — Ничего. Если ты не готова или просто не хочешь говорить об этом — то всё в порядке. Он притянул меня к себе, и я уткнулась в него лицом. Я раньше не замечала, что он такой высокий. А ещё у него очень мягкие и пышные волосы. — Если хочешь, то давай. Давай сбежим. Филип шептал тихо и нежно, его длинные и холодные пальцы копошились в моих волосах, перебирали пряди. Сколько раз я уже говорила, что его глаза необыкновенной красоты?***
Ты была словно ураган. Ты бежала в гору, несла в одной руке туфли, а другой вела меня за собой и смеялась. Ты казалась мне такой нереальной, будто если бы я отпустил твою руку, то от тебя остались лишь воспоминания. Ты никогда не задумывалась, как ты прекрасна? Ты — лучшее, что со мной случалось за всю мою недолгую жизнь, я готов повторять это вечно, хоть это и говорили тебе уже много раз. Мне до сих пор кажется чудом, что ты рядом сейчас. Ты когда-нибудь думала, что ты могла вскружить кому-то голову? Именно это ты и сделала со мною. Я оказался совершенно беспомощным, и каждый раз, когда я ловил на себе твой взгляд, это чувство лишь усиливалось. О, а ты помнишь, как я написал тебе письмо однажды? Ну, ты не знала, что это был я. Нам было пятнадцать. Да, ещё тогда во мне проснулась любовь к этим анонимным письмам. Я подкинул его к тебе в экипаж, на котором ты возвращалась домой, пока ты отвернулась. Моя первая поэма, если её можно таковой назвать, была посвящена тебе одной. А знаешь ли ты, как великолепна ты была на летнем балу? Ты вошла в зал вслед за Марией Вестерн, будто ангел. Все взгляды обратились на вас, и хоть большинство смотрели на Марию, я смотрел только на тебя. Мне приходилось смотреть из-под тишка, чтобы никто не заметил. Дамы вокруг что-то говорили, совершенно пустые и неинтересные. В моей голове была только ты. Ты привела меня на самую вершину холма. Отсюда были видны все дома, подсвеченные огнями или уже спавшие и погружённые в темноту. Ты легла на траву и начала рассматривать небо, усыпанное жемчужинами-звёздами, будто соскочившими с нитки порванного ожерелья. Я лёг рядом, посмотрел на тебя, а после на небо. — Как давно ты смотрел на звёзды? — прошептала ты. — Вчера, я полагаю. — То есть ты не уверен? — Уверен, просто не знаю, что для тебя «смотреть на звёзды». — Для меня это изучать небо. Просто взглянуть может каждый. А вот ты когда-нибудь пытался найти хоть одно созвездие? — Нет, ни разу. — Ну, вот, смотри… — ты подняла руку вверх и указала на самую яркую звезду. — Это Полярная звезда, она входит в созвездие Малой Медведицы. Видишь ковш? Это оно. Сейчас июнь, а это значит, что созвездие Малой Медведицы входит в созвездия, которые характеризуют июнь, так же как и Волк, Весы, Циркуль… — ты резко осеклась. — Прости, мне не стоило. — Что? Нет-нет-нет! Продолжай! — Тебе это совершенно неинтересно, я зря это начала, и вообще… — Почему это? Я очень хочу услышать про звёзды. Ты вздохнула и неуверенно продолжила. Я правда слушал, хоть ты мне и не верила. Твои глаза блестели о радости, и я внимал каждому твоему слову, словно они заменяли мне кислород. Я действительно запомнил, что Весы располагаются между Девой и Скорпионом, и что их легко найти, но долго не понимал как. Ты терпеливо объясняла мне, водила моей рукой в воздухе, смеялась. — Как ты можешь писать такие изящные поэмы, если ты не можешь даже звёзды на небе найти? — смеялась ты. — Звёзд бесчисленное множество, а слов гораздо меньше! Ты смеялась до слёз, и я смеялся над собой тоже. — Ты бываешь таким глупым! — Ах это я? — наигранно-возмущённо воскликнул я. — Ну, держись! Мы уснули в обнимку под деревом, полные надежд и мечт, которые обязаны были сбыться. Вот так просто. Почти мгновенно, я бы сказал. Я видел, как ты улыбалась во сне, и я, наверное, заснул с наиглупейшей улыбкой. Ты ведь не уйдёшь?