***
По правилу этикета перед тем, как войти, девушка всё равно несколько раз стучит в дверь. Правда, не дожидаясь ответа, сразу же открывает её и входит в помещение. — Хэй, чел… Ты как? — Эш! Сто лет тебя не видел, — он бегло оглядывает её с ног до головы и сразу подмечает, что что-то явно не так. — Что с тобой? Выглядишь не очень. Тодд, в отличие от исхудавшей Эш, выглядит тоже не ахти: огромные синяки под глазами, на лбу мирно покоится белое полотенчико, видно, что махровое и мокрое. Сам весь бледный и разговаривает в нос; очки лежат на тумбочке слева. Парень уже довольно давно болеет, но Эшли, на самом деле, думала, что он уже выздоровел. — Уж кто бы говорил, — мило хихикает та в ответ. — Ох, чувак, за неделю столько всякого дерьма произошло… Я очень скучала по тебе. — Я тоже соскучиться успел по всем вам, но я очень не люблю, когда меня видят больного. Знаешь, боязнь казаться слабым, хаха, — он поправляет своё белое одеялко. — Но сейчас я не злюсь на тебя, скорее наоборот. Ты пришла поговорить? — Нет… Вернее, да. Вернее… Я просто хотела увидеться с тобой. Могу присесть? Эшли указывает на ярко-жёлтый стул, что стоит у изголовья кровати парня. Тот радушно кивает и старается стереть с лица взволнованную гримасу. И причины беспокоиться за неё есть. — Конечно. Буду рад с тобой поболтать.***
— Так что говорят врачи? — Всякое. Но вообще, у меня что-то типа пневмонии. Знаешь, хочется до одури выхаркать из себя лёгкие, чтобы больше не было больно. Хотя, на самом деле, за последнюю неделю у меня сложилось ощущение, что это не апартаменты Эддисона, а натуральная больница. — Хорошо, что не дурка, — задумчиво глядит в карие глаза друга Эш, незаметно для себя по-дебильному улыбнувшись. — Может, и дурка, — кашляет Тодд, прикрыв рот рукой. — В любом случае, я вижу, что что-то у тебя произошло. Меня не обманешь, хоть я и похож на живой труп. — Ну… Сердце Эшли начинает тошно подскакивать к груди, вспоминая, пусть даже мельком, тот кошмарный день. Она прячет глаза в пол и панически скользит по белому ковралину, не зная, что ответить. Всё-таки Тодд ей далеко не чужой человек, а дорогой друг. Один из «Великолепной недопятёрки». И это необычное для неё волнение не может ускользнуть от начитанных глаз парня. -Эй-эй! — Тодд слегка приподнимается, чтобы коснуться её вмиг дрожащей руки, которая покоится на его постели. И Эшли чувствует, что, даже если Мориссон белый-пребелый от слабости, то руки у него просто обжигающе горячие. — Ты если рассказывать не хочешь, то и не нужно! Я ведь не заставляю. — Ах, да я… — она прикладывает руку к голове, плавно пропуская сквозь пальцы волосы с макушки. — Мой папа… Мы с ним здорово повздорили. Очень сильно. Он… Он напал на меня, и я… Ну... я чудом спаслась. — Боже! Твой отец?! Он же всегда был очень мил со всеми нами и мухи бы никогда не обидел! Он тебя бил? Даже если Тодд и говорит тихо, вся экспрессия его речи звонко передается по всей комнате; ведь дикция у этого парня всегда была на высоте. Эшли еле как проглатывает мерзкий ком, собравшийся в горле. Но, обдумав всё до конца, решается рассказать Тодду последнюю правду. — Тодд, послушай. Я не ищу утешения и не хочу, чтобы меня жалели. Просто… Просто так бывает, — слёзы скапливаются в уголках глаз, но эти пределы покинуть им Эш не позволяет. — Мой отец чуть не изнасиловал меня, почти вспоров грудь, а я его… В воздухе зависает тишина. — Ч-что? Ты… Ты что, серьёзно?! Эшли не плачет, но ей очень и очень тошно. Ей хочется блевать от своей сложившейся ситуации и всего дерьма, что она и её отец успели хлебнуть в своей жизни за последний год. — Не спрашивай меня ни о чём. Я и так каждый день чуть с ума не схожу. Отца я уже давно не видела, но хочу увидеть таким, какой он был раньше. Безумно хочу. Я сбежала из Ада, Тодд. Хоть в последние дни мне кажется, что он просто съехал с катушек из-за смерти мамы и Бэна. Я… Я не знаю. Я ничего не знаю. Тодд негодующе глядит на Эшли обезумевшим взглядом и, кажется, даже не дышит. Но как-то сам понимает, глядя в её по-настоящему печальные изумрудные глаза, что действительно, Эшли лучше ни о чём не спрашивать. Рыжий заходится диким кашлем, бесстыдно отхаркивая из горла ошметки натуральной воды. Кажется, с этим жестом его синяки под глазами ещё больше увеличиваются в диаметре. Девушка смирно ждёт, глубоко вдыхая натурально-больничный запах носом, пока стихнет его кашель. — Ох, чёрт, извини. Это… Это просто полный пиздец… Но, послушай, — он снова еле как дотягивается до её руки, — если тебе нужна будет помощь — ты всегда можешь приходить ко мне сюда, даже ночью. Не забывай своего старого друга, Эшли. Я люблю тебя, как и вся наша четверка. Эти слова отголоском всплывают в голове девушки, когда она спускается по лестнице на первый этаж за почтой для Сала. «И правда», — думает она. — «Тодд стал для меня, словно… Словно чужой? Но он, хотя бы, был на самом деле рад меня видеть, уж я-то знаю». И Эшли настолько плавает в своих мыслях, что даже не видит никого вокруг себя. Просто доходит до почтового ящика и машинально открывает слегка заржавевшую маленькую дверцу, всё ещё загипнотизированная голосом Тодда. Краем глаза замечает ярко-синий шитый свитер, что выглядывает из-под темно-розового расстегнутого короткого пуховика, да совершенно контрастирующие с одеждой блондинистые волосы. «Неужели это…» И правда, Трэвис. Стоит он, кстати, совсем рядом. Конечно, девушка очень удивленна тому, что сейчас он именно здесь, но этот парень не вызывает у неё никакого раздражения или каких-либо ещё чувств, что были ранее. Сейчас Эшли чувствует к нему лишь серость с долью жалости, взявшейся не понаслышке. Жалости, которую этот парень, может быть, на самом деле заслуживает. — Чё ты тут забыл? — старается, как можно миролюбивее, спрашивает Эш. Парень, видимо, изначально её не заметил, потому вздрогнул от неожиданного знакомого голоса. Всё-таки смотрел он секунду назад в противоположную сторону. Будто кого-то выискивал. — Не твоё дело, — бурчит в ответ блондин, заводя за спину руки с какой-то небольшой коробочкой. Кэмпбелл пожимает плечами и, захлопнув ящик, разворачивается к лестнице, дабы пойти обратно. Цепляется за поручень, уже поднимаясь вверх, ведь лифт, по классике, сломался. Но вдруг всё тот же Трэвис её внезапно окликает. — Эй… постой, — то ли кажется, то ли на самом деле Фелпс как-то жмётся, комкается изнутри и просто неловко себя чувствует, вступая в разговор. — Я тут впервые, поэтому… Где живёт Джонсон? Девушка слегка удивляется от такого внезапного вопроса. Думает про себя, зачем это ему понадобился Ларри, но лезть в душу парню не решается. Только тихо отвечает: — В подвале. И снова собирается уйти. Однако, Трэвису ещё есть, что сказать. — Постой, — он делает шаг, ненамного сокращая расстояние меж ними, но вдруг словно осекается. Не решается приблизиться к ней ещё хотя бы на миллиметр.- Прости за… то, что было раньше. И за то, что назвал тебя тогда шлюхой. От такой насыщенной искренности в его голосе Эшли вообще впадает в ступор. Что сегодня с Трэвисом такое? С чего бы ему вдруг извиняться за то, что было Бог весть когда? — Забей. Всё нормально, — легко улыбается она и даже с такого расстояния чувствует, как сердце Фелпса в один миг отпустило огромный камень. Парень молчаливо кивает вслед поднимающейся по лестнице девушке, чувствуя себя немного счастливее. Чуть-чуть улыбается, наклонив голову и сжимая в руках запечатанную в красивую обертку коробочку чая, специально купленную для Ларри заранее. «И всё же, я бы хотел быть их другом тоже».