Дни обид

Как только дверь раскрывается, первое, что видит перед собой Сал… — Уильяма Кэмпбелл. Этот мужчина, которому уже немного за сорок, никогда не был слишком худым, но и особо толстым тоже. Вся компашка частенько называла отца Эш «Толстячок-добрячок», не только за его телосложение, но и за необычайную добродушность. И сама Эш никогда не обижалась на такое прозвище папы, ведь тому и самому всегда оно нравилось, как бы то ни было. Но сейчас лицо Уильяма в тени выглядит осунувшимся. За мужской спиной струится приятный теплый свет с верхних ламп коридора, озаряя собой суженные зрачки Фишера и близкую часть улицу. Едва завидев юношу, Уилл покрывается еле видной испариной, но никакой агрессии не проявляет. От этого Сал напрягается ещё больше. — Дорогой Салли, здравствуй! — громко начинает он, сверху глядя привычно-добрыми глазами на юношу. — Прошу, пройди в мой дом! Мне очень сильно нужно поговорить с тобой! Мистер Кэмпбелл уступает Фишеру дорогу, чтобы тот прошёл в его жилище, но Салу мозги сложно запудрить; он в каждом движении отца ищет подвох. Ведь, не может же быть так, что Эшли его обманула. — Вы в своем уме, Уилл?! — грубым голосом прерывает его протезник, хлестко ударив по протянутой руке. — Не прикидывайтесь, словно ничего не произошло! Уильям недоумевая глядит на парня, бледнеет лицом и в откровенном удивлении раскрывает рот. Салли стискивает руку в кулак, всё ещё стоя на нисходящих ступеньках рядом с дверью. — Я… Я что-то сделал?.. — отец, не разрывая зрительного контакта, покрывается мелкой дрожью и прикладывает руку к лицу. — Мне, правда, нужно поговорить с кем-то… Лучше с другом моей дочери, Сал. — Если Вам нужно поговорить, говорите и со мной тоже, — слышится мертвецкий голос Ларри за спиной Фишера. Друг никогда не бросит друга в беде. — Здравствуй, Ларри. По лицу Кэмпбелл видна настоящая полная растерянность и непонимание всего происходящего. Если бы Салли был не в курсе всего случившегося, то подумал бы, что всё сейчас протекает так же, как и обычно. Но отец Эшли действительно выглядел так же, как и всегда: идеально выглаженная клетчатая рубашка персиковых тонов, заправленная в темно-синие джинсы. Раньше Эшли всегда часто рассказывала о нестандартной домашней одежде её отца. Он очень любил рубашки. — Боже, да не стойте вы оба на улице как вкопанные! Простудитесь ведь ещё! Проходите в дом, мальчики, я сейчас чай поставлю. И ещё, ребята, — он останавливает их на пороге, — пожалуйста, снимите обувь. В полном напряге Салли ступает вместе с Ларри на порог и от увиденной картины у него отваливается челюсть: он не может поверить своим глазам. На самом ли деле он сейчас не в руинах дома, как в прошлый раз, а в до блеска вычищенном коридоре, в котором всё стоит на своих местах? Вот только атмосфера совсем не спокойная. Даже не близко. В воздухе витает необъяснимая тоска. Мистер Кэмпбелл удаляется на ярко озарённую кухню и спешно зажигает конфорку плиты под железным блестящим чайником дрожащими руками. Парни остаются снимать обувь в коридоре одни. — Ларри, что происходит? — шепчет тот другу. — Мне ведь не кажется всё это? Клянусь, я приходил сюда, тут была разруха, и… — Я верю, чувак. Верю. Мне и самому сейчас не по себе. Такое же чувство последний раз я испытывал в подземелье… — стягивает кожаный ботинок Джонсон и с характерным хрустом в спине выпрямляется. Ларри чувствует напряг, который исходит от Салли, даже на своей шкуре, вот почему он кладёт руку в одобрительном жесте на его плечо. — В моем кармане пистолет, если что. Я с тобой. Отец Эшли звонко стучит фарфоровыми чашечками и дожидается, когда чайник закипит. В это время парни, сжав в кулак все свои нервы и психозы, очень скомкано и даже чуточку брезгливо проходят на кухню. Мертвая тишина гнетёт атмосферу, а отец всё продолжает греметь чашками. Салли с Ларри присаживаются за стол в верхних одеждах, но зато без обуви. Уилл ставит на стол бледно-голубой фарфор с дымящимся кипятком и кладет целую коробку с различными сортами чая, но парни притрагиваться к заварным пакетикам не спешат. Лишь загадочно смотрят на плескающуюся жижу в чашках, полагая, что туда подмешан крысиный яд. Уильям тоже решает присоединиться, потому наливает себе чай и присаживается на противоположный конец стола. - Ну, — нервно начинает Сал, готовясь в любой момент расквасить отцу пачку, — и о чём Вы собираетесь поговорить? Уилл, кажется, начинает нервничать ещё больше. Слышно проглатывает застрявшую в горле слюну и перебирает пальцами рук под столом. — Я… Я не хочу, чтобы вы считали меня сумасшедшим… Но я, правда, не знаю, что мне делать… Я не могу пойти ни к кому и… Ребята, что произошло за всё это время?! И где моя дочь? С ней всё в порядке?! Нервы Сала доходят до конечной точки. Он встаёт, перевернув стул с оглушительным грохотом, и двумя руками со всей силы ударяет по деревянному столу, да так, что частично кипяток из чашек выливается в блюдца. Уилл вздрагивает и начинает часто моргать. — Ты серьёзно?! Не вешай нам лапшу на уши, сраный извращенец! Мы знаем, что и как произошло! — Сал, — пытается шепотом успокоить его Ларри, оттягивая рукав друга, — давай послушаем, что нам скажет мистер Кэмпбелл. — Да хрена с два! Он пытается свалить всю вину с себя! — Боже, Салли, не кричи, пожалуйста! Я, правда, ничего не могу вспомнить и не знаю, клянусь! — голос отца срывается чуть ли не на сиплый плач. Уильям поднимает руки кверху, показывая свою слабость и честность. Из-за этого Салу удаётся немного успокоиться, и он усаживается обратно на уже поднятый стул. — Хорошо. Расскажите нам всё, что Вы знаете, — часто дыша, говорит Фишер. — Вернее, последнее, что Вы помните. Отец вытаскивает обе руки на стол и крепко переплетает пальцы. Несколько раз откашливается и грустными карими глазами уставляется прямо в стол. — Ну, в общем… Это довольно странная история... Всё случилось полгода назад. Это была слишком ранняя весна… Последнее, что я помню — похороны моей супруги и сына. Вернее, то, что случилось после. Вы даже не можете представить, какой стресс у меня был, мальчики. Я хотел только набить своё брюхо доверху алкоголем и просто забыться. Именно в тот день я напился так, как никогда раньше. После отпевания и прощального ужина, когда все люди разошлись, я со скрипом уговорил Эшли вернуться домой, но она ужасно плакала и настаивала на том, что мне одному сейчас лучше не быть. В итоге, я всё-таки уговорил её, а сам отправился в круглосуточный бар и просидел там как минимум полночи, запивая своё горе и слёзы алкоголем. Позже, когда я смог переставлять ноги самостоятельно, я решил вернуться домой. Пешком. И это была моя главная ошибка. Когда из бара я вышел на улицу, над моей головой зависла белым диском луна. Она была необычайно огромная, что я, спьяну, даже успел испугаться. И, кстати, на дворе тогда была пятница. Преодолевая путь по темным дворам и закоулкам, я часто останавливался, чтобы отдышаться. Алкоголь как-то плохо слишком повлиял на мой организм. И вот, в очередной темной арке дома, на меня кто-то напал. То ли человек, то ли нет, я так и не понял. Может, это нечто вообще не было человеком. Я не знаю. Оно напало на меня и пыталось засунуть в мой рот что-то большое… Оно словно пыталось проникнуть в мой организм через рот… Словно… Словно ползло по глотке, отдавая адским жаром во всё тело. И тогда мой мир погрузился в беспросветную черноту. Я даже потерял счёт времени, сколько я там был. Мне кажется, очень долго и… В этой черноте через долгое время и увидел «свет в конце тоннеля». Это была словно вспышка на буквальный миг. И от этой вспышки я впервые за всё пребывание в черноте услышал истошный крик моей дочери. И он меня очень сильно напугал.  — Это всё, что я помню. — А что было дальше? — Я… Я знаю, это может показаться бредом, но… Ребята, позвольте, я кое-что вам покажу? Я даже не могу думать об этом… Мне очень страшно… На синхронное молчаливое покачивание головы, Уильям спешно расстегивает свою рубашку, чем ещё больше напрягает Салли. Ларри одобряюще продолжает сжимать его руку. — Я абсолютно не знаю, что это такое, и почему это случилось именно со мной, но… — Уильям поворачивается к парням спиной, нервно скрепив руки на животе. — Мне ведь не кажется? У Ларри тошнотворный рефлекс подходит к горлу так близко, что он готов блевануть прямо сейчас на стол, в красивую фарфоровую чашечку. У Салли просто немеет язык, и волосы встают дыбом на руках. На всю спину у отца Эшли вырезана дьявольская пентаграмма, всё ещё свежая, потому что покрылся вырез очень тонкой корочкой. Парни переглядываются, и друг, заткнув рот рукой, может прочитать в глазах Салли необъяснимый ужас и полное негодование происходящего. — Что… Как это произошло?! — срываясь на крик, вскакивает Фишер. — Я… Я не знаю! — по лицу Уила снова течёт ледяной пот. — Я даже не знаю, кто и зачем это сделал! Вспышка прекратилась, и я снова погрузился в темноту. Но через некоторое время я пришёл в себя. То, что я увидел — шокировало меня просто до глубины души. Это была ночь. Я был в лесу, абсолютно голый! Я ничего не понимал; абсолютно ничего! Мне было очень страшно и очень больно, но, буквально чудом я нашёл за целую ночь дорогу домой! Меня никто не видел, и я был очень этому счастлив. Подумали бы, что я извращенец какой-нибудь. Рано утром, почти был рассвет, я вернулся домой. То, что я увидел, помимо раскрытой настежь двери — вообще ввергло меня в дикий ступор! Повсюду был невероятный хаос, содраны обои и поломаны полы, и я уже было подумал, что мой дом ограбили, но все ценные вещи были на своих местах. Семейный альбом был в крови, вещи Эшли изодранны, и… Это был ужас! В этот же день я наводил порядок, убирался, даже домохозяек пригласил, но… Я не понял, куда делись все мои деньги, которые были у меня в остатке. Куча бутылок из-под алкоголя… Но больше всех меня интересовало и заботило то, где моя дочь. — Пожалуйста… Пожалуйста, ребята… Пожалуйста… — Уильям падает на колени перед парнями и в молящем жесте складывает ладони. — Пожалуйста… Где моя дочь? Что с ней? Салли, глубоко вздохнув и переглянувшись с Ларри, понимает, что мистер Кэмпбелл совсем не врёт. Не в его это стиле — врать и изворачиваться, тем более сейчас, когда отец бьётся во внутренней истерике. Фишер хочет ему верить. Фишер ему почти верит. Но тогда кто изранил так нещадно Эш? — Она в порядке, — отвечает Ларри вместо друга. — Да, — покачивает в знак согласия головой Сал. — Мы ничего не скажем Вам пока. И в полицию тоже не пойдём, пока что. С Эшли всё в порядке, но она, наверное, не захочет с Вами видеться, мистер. Отец смиренно закрывает глаза и оседает на пол. — Я что-то сделал ей плохое?.. — шепотом спрашивает он, и слёзы из закрытых глаз стекают по его бритым щекам на пол. … — Ты правда думаешь, что это была хорошая идея, ничего ему не говорить? — спрашивает Ларри у Салли, когда они уже в потёмках возвращаются домой. — Да и… Блин. Я хочу ему верить, ты же сам помнишь, каким был мистер Кэмпбелл. — Помню, — выдыхает голубоволосый в холодный воздух теплый пар изо рта. — Потому, хочу ещё раз поговорить с Эшли об этом. Уточнить всё до мелочей, так сказать. Тут явно дело не простое. И если мы пойдем в ментовку, то они ничего не решат. Как он мог сам себе расчертить пентаграмму на спине? Тем более, его пальцы были все в порезах, как и лицо с телом. Он явно побывал в лесу недавно. Чёрт. Парни устало поднимаются по ступенькам Апартаментов, а после, лениво пройдя в холл, Салли нажимает на кнопку вызова лифта. А лифт-то и не работает. — Ну вот тебе счастье привалило. Кстати, Сал, уже вечер, когда встретимся в следующий раз? — А ты не хочешь сейчас пойти ко мне? Увидишься с Эшли, я думаю, что она не будет против. Ларри щурится и быстренько раздумывает дальнейший план действий. Всё-таки, давно он не зависал со своим другом (и ещё одним другом). — Ну погнали.