***
– Геллерт, повтори-ка ещё раз, – сказал Альбус, складывая на груди руки. – Ты сюда зачем приехал? – Избавь меня от своего сарказма, – недовольно поморщился хозяин дома, решительно разрывая надвое лист пергамента. – Мог бы и побольше в меня верить, вообще-то. – Найти следы Даров Смерти в нашем захолустье, – молодой волшебник покивал со значительным видом. – Да чего уж там. Ты поищи, глядишь, и Грааль где-то тут найдётся, и Экскалибур. А у старой тётушки Деборы я давеча видел на пальце кольцо Соломона, точно тебе говорю. Но на юмор Геллерт отвечал с истинно немецкой серьёзностью. – Экскалибур мне без надобности – мечом я не владею. Грааль для моих целей не пригодится. А кольцо Соломона исчезло вместе с самим Соломоном. Мне требуется артефакт, во-первых, полезный, во-вторых, не потерявшийся с концами, в-третьих, который я могу использовать. Таких очень немного, знаешь ли. Альбус кашлянул. – Ты, гляжу, подготовился. Что, и в самом деле думаешь... найти Дары и обрести бессмертие? На полном серьёзе?.. – Я планирую приложить для этого все усилия, – строго поглядел на него Геллерт. – Я не знаю, увенчаются ли мои старания успехом... шанс на то небольшой, по правде сказать. Но я знаю, что ещё могу сделать; когда не буду знать – признаю, что старался зря. – Вот этим ты мне и нравишься, – совершенно искренне сказал Альбус. – Потрясающее упорство, потрясающая нацеленность. Ты знаешь, чего хочешь от жизни. Мне бы так. Геллерт Гриндельвальд встал с неровно сколоченного стула и прошёлся по комнате. Комната находилась на втором этаже дома Батильды Бэгшот: двое приятелей частенько там встречались. – Ну, в восемнадцать лет это ещё не критично, – слегка покровительственно проговорил он. – У тебя ещё всё впереди. – Это да, – Альбус подумал о оставшейся дома Ариане и вздохнул. – Да... – Главное – знать, для чего ты рождён. Вот я знаю, что рождён для того, чтобы совершить великое дело – изменить мир. Весь мир. Это моё предназначение, и я просто обязан его исполнить. Будь такое сказано кем-нибудь другим, в какой-нибудь иной обстановке – и неизбежно раздался бы громкий смех. Но сейчас эти двое не смеялись и не иронизировали над собой. Они говорили то, что думали. И их слова не были пустыми звуками. – ...Отдал бы ты её в Мунго, – предложил Геллерт в следующую их встречу. – Чего зря время терять. – Да обещал я, понимаешь, – уныло пробормотал Альбус. – И брат против будет... – Как хочешь, – пожал плечами тот. – Кстати, пока ты там сиделкой работал, я успел узнать кое-что... Он замолчал. – Ну не интригуй, не интригуй, – поторопил его Альбус. – Чего узнал? – К сожалению, не так много, – честно признался хозяин дома. – Я призвал дух младшего Певерелла. Мантия перешла к его потомкам – неким Поттерам. Камень затерялся с годами. Палочка же досталась убийце Антиоха Певерелла – Игнотус назвал его имя, но что толку? С ней как раз было понятнее всего: я и так примерно знаю, где её искать. – То есть это всё-таки не легенда, – задумчиво проговорил Альбус. Геллерт чуть свысока усмехнулся. – В Дурмстранге обучают искусству медиума? – Факультативно, и в этом я не очень хорош, – немец недовольно дёрнул рукой. – Думал, ты задашь другой вопрос. Альбус Дамблдор упёр руку в подбородок и поглядел на собеседника. – А что он сказал насчёт обладателя трёх Даров? Они действительно встречались со Смертью? – Да, – кивнул Геллерт. – Да. На это он отвечать не захотел. Когда я настоял... прямого ответа получить не удалось, но я так понял, что встречались. Хотя на бессмертие, кажется, всё-таки рассчитывать не стоит... там имела место какая-то сложная история, потом ставшая легендой. – Жаль, – Альбус цокнул языком. – Хотелось бы... – Да не переживай! – улыбнулся молодой Гриндельвальд. – Существует куча способов продлить жизнь, уж какой-нибудь да найдёшь. – Тут другое. Я же эти сказки в детстве слушал. Тоже мечтал когда-нибудь найти Дары, сделать сказку былью, обрести бессмертие... Многие мечтали, наверное. К тому же продлить жизнь – это совсем не то же самое, что победить смерть. – А в чём разница? – Геллерт поднял брови. – В чём разница? – удивился и Альбус. – Продление жизни – это всего лишь несколько дополнительных лет, в течение которых ты поддерживаешь заклинаниями своё стареющее тело. А победа над смертью – это... это же переход на принципиально иную форму бытия! Совсем иное дело. – Несколько дополнительных лет?.. Десятилетия, Альбус! Столетия! Ты можешь пользоваться целительной магией; можешь создать философский камень; можешь стать призраком; можешь использовать самотрансфигурацию! Есть бесчисленное количество вариантов! – Но у каждого из них есть свои недостатки, и ни один из них подлинного, истинного бессмертия не даёт. Ты не можешь говорить о том, что победил смерть, если являешься бесплотным призраком, если зависишь от философского камня! Это просто фикция, подделка. Побег от смерти, а не победа над ней! – А это уже зависит от тебя, – развёл руками Геллерт. – Если ты могущественный волшебник, ты сумеешь избавиться от всех недостатков и прожить столько, сколько захочешь. Нет никакой принципиальной границы между «переходом на другое бытие» и обычным продлением жизни. Сможешь продлить свою жизнь на пятьсот лет – сможешь и на пять тысяч. Если ты бессмертен, то ты бессмертен! – Да ну? – язвительно заметил Альбус. – Правда? Да чего уж там, пять тысяч. Давай сразу миллион!.. Эти двое понимали друг друга с полуслова, соглашаясь с мнением товарища или не соглашаясь, но всегда уважая его. Они часто спорили друг с другом; они любили это делать, и каждый спор открывал им что-то об окружающем мире или о них самих. В воздухе витало множество тем для разговора, и каждую они успевали обсудить, прийти к консенсусу и, может быть, даже проверить на практике. Замечательный был дуэт. – Альбус, – сказала она. Тот со вздохом повернул голову. – Чего? – Альбус, – повторила она и улыбнулась. Улыбка её была... не то чтобы неестественной, но по ней сразу можно было понять, что человек «не от мира сего». – Может, дома надо было остаться, а? – риторически и устало спросил волшебник. – Зачем старался, в лес тебя выводил?.. Девушка-подросток засмеялась и взмахнула руками. Она вот уже минут десять просто сидела на земле, крутя головой и разглядывая всё вокруг. Синее платье её успело помяться и испачкаться, но она, видимо, находила в этом нечто чрезвычайно интересное. Лес был, если честно, так себе лесом. Скорее уж густой рощей, огибавшей деревню с севера и запада. Магических животных тут не водилось... да и обычных-то было немного. Неподалёку кто-то свистнул. Дамблдоры оглянулись. – Кого я вижу! – вскинул руки Геллерт. – Альбус! Выгуливаешь сестричку? Тот поморщился. За Ариану ему было неудобно, и он бы предпочёл, чтобы Геллерт с ней не пересекался. – Ты-то чего здесь? – Грибы собираю! – весело ответил Геллерт и помахал корзинкой. – Бабушка прицепилась: чего, мол, под крышей сидишь, прогулялся бы, что ли. Но ты тут – а значит, можно подумать о куда более интересных делах! Ариана неуклюже встала с земли и заглянула в корзинку. Там одиноко перекатывалась пара хилых грибочков подозрительного вида. – Пусто, – с разочарованием сказала она и с укоризной поглядела на Геллерта. Тот как бы через силу улыбнулся. – Пусто. Хочешь, пособирай пока. – Хочу! – Ариана захлопала в ладоши и подпрыгнула от радости; на лице её отразилось какое-то детское ликование. Альбус неловко поглядел в сторону. Когда четырнадцатилетний человек ведёт себя как шестилетка, это совсем не кажется милым. В лучшем случае – странным. Геллерт потёр руки и с ожиданием поглядел на товарища. – На чём мы остановились в прошлый раз? – На маглах. Ты что-то очень интересное начинал рассказывать... – А, да, – он выдержал многозначительную паузу. – Что ты думаешь о Статуте секретности? – Не, так не пойдёт, – покачал головой Альбус. – Хватит с меня твоих штучек. Ты сначала скажи, что хочешь сказать; потом я скажу, что думаю об этом. А потом мы это обсудим. – Статут был создан не для того, чтобы изолировать наше общество от магловского. Я могу ошибаться, но, кажется, даже само своё название он получил уже позднее. Первоначально это был... ну, своего рода эдикт о секуляризации, отделении магов от государства. Короли не должны были влезать в дела волшебников, волшебники – в дела королей. Для контроля всего этого потребовалось создание целой системы – Конфедерация, Министерства... ну ты знаешь. Но со временем как-то так само получилось, что мы вовсе не отделились от маглов, а спрятались от них. О нашем существовании попросту забыли! Альбус кашлянул. Геллерт предостерегающе поднял ладонь: – Я знаю, какие возражения тут обычно приводят. Знаю, что ты мне скажешь. Про то, что многие маглы, вообще-то, помнят о нас: мы ведь живём с ними бок о бок. Про то, что вся эта ситуация с изоляцией волшебного сообщества имеет место по большей части только в Европе, Америке и ещё некоторых странах – а во многих частях света чародеи вовсе не чувствуют себя «изолированными». Я всё правильно говорю? – В целом да, – кивнул Альбус. – Продолжай. – Во-первых, все эти аргументы – ерунда! – решительно заявил Геллерт. – Можно сказать о том, что хоть мы и живём с ними рядом (как, например, здесь) знает о нас всё равно очень малая доля людей от всего населения Европы. И среди них много кто нас не любит. Но об этом я не хочу – это специально надо собирать цифры. Давай лучше о другом. Вот тебе простой пример, – волшебник показал рукой на Ариану, ходившую с корзинкой меж деревьев. – Скажи, Альбус, какое бы наказание понесли те дети – или, может, их родители, – если не вмешался бы твой отец? Альбус раздражённо тряхнул головой; рыжие волосы рассыпались по плечам. – Не знаю. Ты это к чему сейчас? – Никакого, – с удовлетворением подытожил Геллерт. – Никакого наказания. Куда бы ты пошёл со... – Хватит, – жёстко произнёс Альбус. – На эту тему я говорить не хочу. И вообще это неправильно – выдавать частный случай за общее место. Геллерт смущённо кхекнул. – Извини. Я... – он чуть замялся, не зная, что сказать. – У меня не очень хорошо с эмпатией. Извини. Альбус Дамблдор махнул рукой. – Пошли, – проговорил он. – А то уйдёт. Двое приятелей какое-то время молча гуляли по лесу; Альбус старался не выпускать из поля зрения сестру, беззаботно напевавшую что-то себе под нос. – Ну так, – встряхнулся Геллерт, – с твоего позволения, я продолжу. Не задумывался о том, что этот Статут просто сковывает нам руки? Одно дело все эти деревенские ведьмочки, но для сильных волшебников... любое крупное, любое масштабное колдовство не может не быть замечено окружающими. И не может не послужить нарушением Статута. А ведь нас, Альбус, стало больше! Больше, чем было триста лет назад; намного больше, чем пятьсот! И этот глупый закон ограничивает нас, мешает нашему развитию!.. – Слабый аргумент, – Альбус цокнул языком. – Слабый. Кто хочет, тот найдёт – особенно сильный волшебник. Не надо искать оправданий. – Да, – кивнул тот. – Да. Ты прав. Полностью с тобой согласен. Подобные заявления звучат уже не первую сотню лет... и ответы на них всем давно известны. – У тебя есть что-то ещё? Самое важное приберёг напоследок? Геллерт снова кивнул и вдруг посерьёзнел. Красивое лицо его приобрело строгое и какое-то даже жёсткое выражение. – Есть. Знаешь, сколько волшебников жило в Британии на момент принятия Статута? – спросил он и, не дожидаясь ответа, продолжил: – Около девяти тысяч. Это было двести пятьдесят лет назад, а сейчас их больше восемнадцати тысяч. Увеличение, сам видишь, более чем в два раза. У маглов же эта цифра должна быть ещё больше. А ведь вашей страной я сильно не интересовался, брал общеизвестные факты. Теперь за её пределами. В Европе за эти два с половиной века население стало больше на много миллионов человек. Если говорить о всей планете, то речь идёт уже о сотнях миллионов. Сотнях! А если посмотреть в глубь тысячелетий, то можно увидеть, что людей становится всё больше с каждым веком. Ещё двести лет назад в наш Дурмстранг и ваш Хогвартс принимали вдвое меньше студентов, а пятьсот лет назад... да сейчас это кажется смешным! А ещё – ты должен был об этом слышать – в нашем мире когда-то жили и другие создания. Высокие фейри. Цверги. Разумные ящеры. Драконы – не те звери, которых знаем мы, а старые змеи, хранящие древнюю мудрость! Но они все ушли, потому что пришёл человек. Наше воинственное племя победило их и заселило Землю. Ещё не всю, ещё не везде, но... людей всё больше. А Земля остаётся прежней. Ты понимаешь, чем это закончится, Альбус? Эти идиоты своим Статутом поставили под угрозу всё наше существование. Мы сами отделили себя от маглов – от большей части человечества! – отделились и спрятались. Но однажды в этом мире станет настолько тесно, что прятаться мы уже не сможем. ...Геллерт умолк. Стало слышно, как шелестит листва деревьев и как стучит где-то по коре дятел. – Ты хочешь сказать, что будет война? – нарушил наконец молчание Альбус. – Но я повторюсь: в иных местах, в иных частях света мы спокойно существуем бок о бок. Спокойно живём вместе. – Только потому, что там пока нет сильных государств, – он покачал головой. – Потому что туда не дошёл европейский материализм и рациональное естественнонаучное познание, отрицающее всякую магию. Там ещё отсутствует технический прогресс. – О как заговорил... – пробормотал Альбус. – Да, прогресс – вещь опасная. Вспомнить хотя бы битву при Павии... – А, тоже читал ту статью Фламеля? – усмехнулся немец. – Но он не понял самого главного, а ведь был очевидцем тех событий! Конечно, порох и картечницы Гатлинга опасны для нас, магов – однако то ерунда! Я ни в коем случае не буду призывать бояться нового, как делают все эти старые пердуны, которых ещё на мечах драться учили. Сам по себе прогресс – это хорошо, это развитие, движение вперёд! Но вот то, что ему сопутствует, всё это, м-м-м... состояние умов. Геллерт пощёлкал пальцами в воздухе и на секунду задумался. – Древний человек верил в магию, в духов и богов. Он воевал с нелюдями просто потому, что... ну, они ему мешали. Он, в общем-то, понимал их и не боялся. А человек современный, просвещённый... он верит только в то, что можно потрогать руками и вписать в естественнонаучные законы. Когда я покажу ему, что могу снести гору взмахом какой-то палочки, не используя для того сотни фунтов нитроглицерина – он меня возненавидит и испугается. Даже не потому что я сделал ему что-то плохое, как те нелюди (хотя ведь и это тоже случится, не может не случиться!), тут довольно будет того, что я есть. Я непонятен ему, я использую какие-то сверхъестественные силы – и при этом абсолютно неотличим от него. В конечном итоге он постарается меня убить. Пока, Альбус, подобное состояние умов имеют в основном жители Европы. У прочего мира – насколько я понимаю – магическое мышление ещё чрезвычайно сильно. Но рано или поздно технический прогресс охватит всю Землю. И мы из-за проклятого Статута никак этому помешать не сможем! Одновременно с этим будет расти и население планеты. Я не знаю, будет ли то через пятьдесят лет или пятьсот, но однажды нас обнаружат. И будет война – понимаешь теперь, почему я убеждён в её неизбежности? И Статут нас не спасёт, потому что мы – от силы один процент от всего населения, а маглы – остальные девяносто девять!.. ...Геллерт Гриндельвальд утёр пот со лба и сглотнул – в горле от длинных речей пересохло. – Те старые пердуны, что принимали Статут, ещё помнили, видели вживую остатки нелюдей, когда-то правящих нашей планетой! И всё равно приняли такое решение! Они думали, что спасают нас – но это убьёт нас всех. Когда-то существовал могучий, древний народ великанов – это были совсем не те дегенераты, которые сейчас ведут первобытный образ жизни в горах! Были бессмертные, владеющие магией драконы – совсем не похожие на бессловесных тварей, которых мы согнали в заповедники! Тролли! Гоблины!.. хотя эти-то не сильно изменились. ...Видишь ли, Альбус, к маглам я отношусь, в отличие от многих, нормально. Уважительно. В конце концов, граница между нами условна: любого магла можно обучить паре волшебных трюков. Просто дело тут такое: шестьсот лет назад мы загнали нелюдей в резервации. А ещё через шестьсот лет в резервациях будут сидеть либо волшебники, либо маглы. Так вот: я там сидеть не хочу! В лесу опять воцарилась тишина. Тихонько подошла Ариана; протянула Геллерту полную корзинку грибов. Тот машинально поблагодарил, даже не повернув головы в её сторону. Два чародея, грезящих о величии, стояли и смотрели друг на друга. Первым очнулся Альбус. – Ты ведь понимаешь, что всё, что ты сказал... Он не договорил. Геллерт кивнул. – Понимаю. Всё понимаю. – Давай поговорим об этом подробно в следующий раз? Я... поразмыслю. – Хорошо, – снова кивнул немец. – Увидимся. И лёгким пружинистым шагом пошёл прочь. Альбус Дамблдор смотрел ему вслед. – Мне он не нравится, – Ариана подёргала его за рукав мантии. – Он колючий. – Он добьётся, – пробормотал Альбус. – Он сделает. Я не знаю, чего и как... но он сможет. Несомненно. – Холодно, – девочка обхватила себя руками, ёжась от налетевшего ветерка. – Альбус, ты носки надел? В её голосе прорезались какие-то умоляюще-строгие интонации. Как будто бы она очень хотела, чтобы брат надел те носки, но при этом явно понимала, что он на её хотения чихать хотел. От раздражения у Альбуса свело скулы. Тут речь о будущем идёт, о неизбежной войне, прогрессе, выживании волшебников!.. – и нате вам, какие-то паршивые носки. Надо же было так момент опошлить! – Чего? – устало сказал он и уткнулся лбом в ближайшее дерево. – Сколько можно ко мне с этими носками приставать? Ариана, сейчас лето. Лето! Я рад, что ты научилась вязать, конечно, но я не буду надевать шерстяные носки летом! Ты уж как-нибудь, пожалуйста, постарайся это понять. Ариана стала ещё печальней и съёжилась ещё сильней, свесив голову набок. Весь вид её навевал грусть и тоску. – Ну вот, пожалуйста, – молодой волшебник обречённо вздохнул. – Опять сказал что-то не то. Ариана, ну хватит. Всё, пошли домой, нагулялись уже. – Альбус, – весело раздался голос Геллерта и в дверь постучали. – Альбус! Тот открыл дверь. – Решил я разнообразия для к тебе сам зайти. Ты, надеюсь, не против? – Не против. Только давай потише, а то она спит... Дом Дамблдоров от дома Батильды Бэгшот почти не отличался. Не очень большой, не очень новый, с низеньким вторым этажом. Внутри – тот же беспорядок творческого характера: куча книг, в шкафах и на полу, куча записей, каких-то очень важных бумажек. – Н-ну, – произнёс Геллерт, оглядывая комнату Альбуса. – Я гляжу, ты тут не скучаешь. Надумал чего, а? – Немного. Ты вот что скажи: ты когда из нашей деревни уезжать-то собираешься? – Да что у тебя за манера говорить-то такая? – полушутя обиделся Геллерт. – Я тебе про одно, ты мне про другое. Чего на вопрос не отвечаешь? Альбус тоже усмехнулся. – Да, есть у меня такой недостаток. Хочется, понимаешь, чуть-чуть выиграть времени, подумать, перевести разговор в другое русло. Ладно, ты сам тоже хорош! – М? – Геллерт вскинул брови. – Ты всегда говоришь слишком безапелляционно. Как будто ты старший и обладаешь большим авторитетом в этой области. – Хм... – призадумался молодой волшебник. – Бывает такое, да... Но в любом случае... Он бодро поднял палец. – Я прав! Потому что мнение, отличное от моего, может быть только неправильным. – Гляди, дошутишься, – неодобрительно посмотрел на него Альбус. – Ладно, теперь слушай. Проблему ты в прошлый раз обозначил. Во всём с тобой соглашаться не хочу, но отрицать возможность – не стопроцентную! – такого развития событий не буду. И как же ты собираешься с ним справиться? По сути что предлагаешь? Геллерт Гриндельвальд взлохматил пятернёй волосы, отчего его блондинистая шевелюра стала ещё более взъерошенной, и резко выдохнул сквозь зубы. – Это всё-таки довольно забавно, – признался он. – Мы с тобой, едва достигшие совершеннолетия, сидим в домишке на краю какой-то деревни, и строим планы о перестройке всего мира. Мир – он ведь такой большой... а нас всего двое. – Но мы волшебники, – напомнил Альбус. – Даже два волшебника могут перевернуть весь мир. Геллерт ухмыльнулся. – По-моему, это я должен был сказать. – Это из курса магловедения. Некоторые базовые концепции... У вас в Дурмстранге ведь магловедение не преподаётся? – Чуть в другой форме. У нас есть основы истории и философии, в рамках которых... но не суть. Я понял, что ты имел в виду. Но всё равно, если вдуматься, то... – Отчаянные времена требуют отчаянных мер, – с серьёзным видом произнёс Альбус. – Давай, говори уже, не тяни. – Мы должны взять власть над маглами в свои руки, – быстро сказал Геллерт. Альбус замолчал. Потом нахмурился. – Поясни. – Я же говорил: нас, волшебников, от общей массы населения один процент. Или даже меньше. А их – девяносто девять. Единственный вариант, который позволит нам уцелеть – это правление волшебников. Магократия. Когда мы станем привилегированным, господствующим классом общества. – «Единственный вариант?» Спорный тезис. – Самый наилучший! Ты сам сказал, Альбус: два волшебника могут перевернуть мир! Могут! А помнишь, я ещё в прошлую встречу говорил, что Статут ограничивает, сковывает нас? Нам запрещено использовать все наши возможности! Представь, что было, если бы мы могли избавиться от этого ограничения?! – Ну... – начал тот. – Представь, сколько бы всего мы могли сделать! Объединить мир под знаменем волшебства, повести его вперёд, оставить в прошлом эпидемии, голод, войны между странами! Мы должны править людьми! должны обратить свою магию на пользу всему человечеству! Чего мы не должны, так это прятаться и позволить маглам уничтожить себя! И единственный верный путь – совершение революции и установление магократии! – То есть ты считаешь, что правление волшебников пойдёт на пользу самим маглам, – задумчиво подытожил Альбус. – Да! – решительно тряхнул головой Геллерт. – Именно! – Интересно. Взять власть в руки ради высшего блага... Да, это идея стоящая! Геллерт, я... – Что? – быстро перебил его немец. – Как ты сказал? Ради высшего блага?.. Верно, в самую точку! Вот, вот он – самый подходящий девиз для нашего дела!.. РАДИ ВЫСШЕГО БЛАГА! FOR THE GREATER GOOD!Запись первая. Как всё начиналось
1 июля 2018 г. в 00:06
Из записок Альбуса Дамблдора.
Я смотрю в зеркало Желаний. Я вспоминаю всё, что совершил.
Говорят, что я являюсь величайшим белым волшебником, примером для подражания. Говорят, что я мудрый лидер, замечательный педагог, опытный воин и гениальный учёный. Говорят, что у меня получается всё, за что я берусь. Много чего говорят.
Но они ничего не знают.
Я смотрю в древнее зеркало Морганы. Я вижу в нём свою семью.
Я вижу улыбающегося отца, который не сгнил в тюрьме Азкабана. Он гордится своими детьми, которые добились столь многого.
Я вижу радостную мать, которая не умерла от стихийного заклятия. Она сияет, потому что наша жизнь светла и прекрасна.
Я вижу брата, который не стал хозяином грязного притона. Он нашёл себя, возглавив один из отделов Министерства магии.
Я вижу сестру, которая не сошла с ума и не погибла по моей вине. Она любит нас всех, и нет в мире человека счастливее её.
Я вижу себя, сохранившего семью. Я машу себе одной рукой, а в другой держу пару шерстяных носков.
Я смотрю в зеркало. Я уже не вижу ничего, потому что из глаз текут слёзы.
Я отворачиваюсь и ухожу.
Я – Альбус Персиваль Вулфрик Брайан Дамблдор. Великий волшебник, президент Международной Конфедерации магов, Верховный чародей Визенгамота Британии, Директор школы чародейства и волшебства «Хогвартс», кавалер ордена Мерлина первой степени. Меня называют магом столетия, сильнейшим чародеем своего времени, самым знаменитым мракоборцем из всех.
Но иногда я думаю, что мне бы стоило родиться сквибом.
Когда-то я спас эту планету – по крайней мере, так говорят. Теперь, на старости лет, мне предстоит спасти её вновь. Я боюсь, что у меня этого не выйдет.
И потому берусь за перо.
Я родился в 1851 году, в очаровательной деревушке под названием Насыпное Нагорье. Она была одним из тех мест, где маглы и волшебники вполне спокойно жили бок о бок. Первые, разумеется, знали, что их соседи втихомолку подколдовывают; вторые, разумеется, всё отрицали. Взаимовыгодному сотрудничеству это, конечно, ничуть не мешало.
Мои родители были самыми обычными волшебниками. Отец – коренной англичанин по происхождению, семья матери была родом из Северной Америки. Отец работал в магической типографии. Мать занималась, говоря казенным языком Министерства, мелкотоварным производством; в наше время её назвали бы индивидуальным предпринимателем, а тогда она была просто деревенской ведьмой. Будучи членами англиканской церкви, хотя и не слишком усердными, родители нас окрестили: крёстными стали наши старенькие соседи, которых я почти уже не помню.
Кроме меня в семье было ещё двое детей: Аберфорт был младше меня на три года, а сестра Ариана – на четыре.
Я не был особенно близок с ними, старшие братья вообще зачастую недолюбливают младших. Недолюбливают, может быть, громкое слово: относились друг к другу мы нормально, но просто существовали будто бы порознь.
Рано научившись читать (кажется, мне было около трёх лет), я открыл для себя мир книг. У нас их имелось не очень много, но по мере моего взросления становилось всё больше и больше. Учебники Хогвартса за первые два курса были прочитаны мною к семи годам – другой вопрос, сколько я оттуда понял, – а к десяти я уже знал программу первых пяти курсов. Несложно представить, какие отношения (а точнее, какое отсутствие отношений), связывали меня с братом, если он научился читать только в семь лет и никакой радости от этого чтения не испытывал.
А сестра была ещё меньше и вообще была девочкой. Тихий ребёнок, спокойно где-то игравшийся в свои игрушки – Аберфорт с ней разговаривал, и она его слушала, а вот я...
Нет, не стоит думать, будто мы были друг другу совсем чужими людьми. Разумеется, мы общались, разумеется, я любил Аберфорта и Ариану... в таком, знаете, общечеловеческом смысле любил. Они стояли где-то в одном ряду с книгами, волшебством и малиновым вареньем, и если бы кто спросил у меня тогда, чего я больше люблю – «Продвинутый курс трансфигурации» или свою младшую сестру... я бы серьёзно задумался.
И что бы ответил – тоже большой вопрос.
В общем-то всех в нашей семье такое положение дел устраивало. Родители были мною чрезвычайно довольны и прочили мне большое будущее – ещё бы, ведь я оправдывал все их ожидания, и даже более чем. Аберфорт и Ариана вполне могли играть вдвоём, так что им скучать не приходилось; мне же все оставляли возможность спокойно заниматься своими делами – читать книги и практиковаться в сотворении чар.
Но в 1861 году, когда мне исполнилось десять лет – до поступления в Хогвартс оставалось совсем чуть-чуть, – всё изменилось. Изменилось, когда моя сестра, Ариана, сошла с ума.
Это звучит очень просто: «сошла с ума». Человек, который не сталкивался с подобными ситуациями, вряд ли сможет себе представить, каким несчастьем это стало для нашей семьи.
Хотя и не для меня лично. Я был слишком юн и слишком мало проводил времени с сестрой, чтобы всерьёз переживать по этому поводу. Сочувствовал ей, разумеется, – но всё в том же общечеловеческом смысле. Это, кстати, способствовало дальнейшему охлаждению наших с братом отношений: будучи намного ближе к Ариане, он воспринял эту трагедию гораздо тяжелее.
Мой отец, Персиваль Дамблдор, узнал о случившемся только к концу дня, вернувшись домой. И, знаете, я плохо помню, что он сказал в тот вечер. Плохо помню, чем был занят тогда я сам. Я забываю – к стыду своему – даже лицо своего отца, его голос.
Но я никогда не забуду тот коротенький разговор, случившийся у меня с ним на следующее утро. Никогда.
– Альбус, – произнёс он, положив руку мне на плечо. – Я сейчас уйду, а ты остаёшься в семье за старшего. Понял?
– Да, – ответил я. Наверное, я тогда недоумевал – с чего это он вдруг начал меня напутствовать?
– Присмотри за Арианой и Аберфортом, пока я не вернусь. И о маме тоже заботиться не забывай. Пока меня нет, ты – глава семьи, и должен семью оберегать. Обещаешь?
– Обещаю, – кивнул я.
Он пожал мне руку на прощание и быстрым шагом вышел из дома.
Обратно он так никогда и не вернулся.
В сумасшествии Арианы были виновны трое соседских мальчишек-маглов, которые толком не понимали, что они сделали. Как говорили, Персиваль Дамблдор нашёл каждого из них – это было несложно – и хладнокровно убил их всех. Убивающим заклятием, на глазах у маглов, в том числе членов их семей.
Авроры прибыли через десять минут. Отец – мне потом рассказали – спокойно сидел в нашем деревенском пабе и допивал свою пинту пива.
Сопротивления он не оказал.
Увидеть его нам довелось ещё лишь один раз: в зале суда, где его приговорили к пожизненному заключению в Азкабане.
...Мы переехали в Годрикову Впадину – эта деревня мало чем отличалась от Насыпного Нагорья, за исключением того, что там нас никто не знал. Там мы прожили ещё восемь лет, до того момента, как само это «мы» утратило всякий смысл.
Но не буду забегать вперёд. Время потихоньку шло, год сменялся годом, мы становились всё старше. Я учился и учился, познавал новое без устали, создавал новые заклинания и изобретал методы колдовства, а также вёл переписку с некоторыми весьма известными волшебниками. На пятом курсе я стал старостой, на седьмом – старостой школы, к выпуску имел несколько значимых – в том числе международных – наград; тогда уже я знал и умел больше, чем большинство профессоров Хогвартса.
Да, я был – и сейчас остаюсь, замечу без ложной скромности – гением, какие рождаются не в каждом поколении. Мне завидовали и льстили, мне делали выгодные – как они думали – предложения, мне предрекали мой дальнейший путь, и в том пути почти обязательно где-нибудь была должность министра магии.
И – подумать только! – мне тогда не было ещё и восемнадцати лет!
Разумеется, нашим с братом отношениям всё это на пользу не шло. Аберфорт тоже был неплохим чародеем, в конце концов, он ведь тоже учился в Хогвартсе! – но по сравнению со мной он был никем. И он это прекрасно понимал.
Наверное, я мог бы это как-то исправить. Мог бы, если уделял чуть больше времени семье и вообще людям, а не заклинаниям и книгам.
Я не уделял. Я помнил обещание, данное отцу, но оно не требовало больших усилий – в доме всё вроде бы шло хорошо, особого контроля не требовалось. Можно было продолжать учиться без лишних волнений.
А в июне 1869 года, когда я закончил школу, умерла Кендра Дамблдор, моя мать.
Это стало для нас очень неприятным событием. Меня тогда не было дома – я сдавал выпускные экзамены в Хогвартсе, – и я отчётливо помню, что особо из-за смерти матери не горевал. Сильнее было раздражение – эта смерть нарушила множество моих планов; теперь ведь кому-то предстояло позаботиться об Ариане! Кроме меня сделать это было некому. Аберфорт предлагал свою помощь, и я колебался – но ему всё же надо было закончить обучение в Хогвартсе.
Итак, ведомый чувством долга перед семьёй, расстроенный и раздражённый, я возвратился домой. Мне пришлось ухаживать за больной сестрой, в то время как я мечтал о великих делах и свершениях, достойных войти в легенды.
Наверное, так чувствует себя паровой молот, используемый для колки орехов.
Но, как бы то ни было, я приехал, снедаемый несправедливостью. И там, в неприметной английской деревне, со мной случилось событие, которое определило мою судьбу – и, в некотором роде, судьбу всего мира – на годы вперёд.
Именно там я познакомился с Геллертом Гриндельвальдом.
Прошло не больше недели с момента моего приезда; по какой-то надобности мне пришлось зайти к соседке, миссис Бэгшот. Она, чрезвычайно воодушевлённая, хотела непременно познакомить меня со своим внуком, «весьма способным молодым человеком». Будучи настроен несколько скептично (до той поры мне не доводилось встречать людей, чей интеллект не уступает моему) я попытался отказаться, но миссис Бэгшот настояла.
О, я был приятно удивлён! «Молодой человек» оказался студентом Дурмстранга (к тому моменту уже исключённым, но то я узнал после), родом из Германии, на год младше меня. Был он чрезвычайно хорош собой и походил на златокудрого Адониса; его тонкие, правильные черты лица, длинные светлые волосы, всегда растрёпанные, но растрёпанные как-то очень красиво, вежливость, неплохие манеры – всё в нём производило весьма положительное впечатление. И, разумеется, ум – умён он был необычайно, что стало очевидно за первые полминуты общения. И талант волшебника. И красноречие. И эрудиция. Миссис Бэгшот не ошиблась, это действительно был весьма одарённый и разносторонний человек.
Почти столь же гениальный, как я сам.
Геллерт узнал меня – мои фотографии появлялись в некоторых зарубежных газетах. И, разумеется, подружились мы быстро, впервые найдя сверстника, с которым можно говорить на равных.
Пожалуй, примерно тогда – незадолго до восемнадцатилетия – и произошло моё становление как личности. Я понял, чего я хочу от жизни, что должен в ней поменять, что должен делать, а чего не делать никогда. И с этого момента моя жизнь разделилась на «до» и «после». С этого момента начался мой путь – путь Альбуса Дамблдора, Великого белого волшебника.
И всё благодаря Великому чёрному волшебнику Гриндельвальду.