***
– Тебе надо от неё избавиться, – прямо сказал Геллерт. – Ты понимаешь, как это звучит со стороны? – Альбус поднял брови. – И с чего ты вдруг именно сейчас стал об этом говорить? – Если обидел – извини, – немец не отвёл взгляда. – Но ты что же, хочешь таскать сестру с собой? Видишь ли, я здесь задерживаться надолго не собираюсь – и если ты присоединишься ко мне, то... короче, тебе придётся выбирать. Альбус Дамблдор задумчиво покивал. Ну да, резона оставаться тут у Геллерта не было, раз он узнал что хотел. – И скоро ты отчаливаешь? – Через неделю. Может, чуть больше, – он усмехнулся. – Пирожки у бабушки слишком вкусные. – И куда?.. – Дошли тут до меня кое-какие известия, – Геллерт пожал плечами. – Просто слухи, скорее всего, но проверить надо. Для начала поеду в Восточную Европу. А там... видно будет. – Планы по завоеванию мирового господства ты ещё не составил, м? – спросил Альбус, и оба они рассмеялись. Хотя оба же прекрасно понимали, что в этой шутке шутки очень мало. Посерьёзнев, Геллерт деловито заявил: – Ну рановато ещё делить шкуру неубитого медведя. – Главное, что время у тебя ещё есть! Немецкий волшебник шутливого тона Альбуса на этот раз не принял. – Нет, – отрезал он с убийственной серьёзностью. – Как раз времени у меня нет. Я не знаю, сколько ещё проживу, но этих лет мне, скорее всего, не хватит. Надо уже начинать, уже двигаться вперёд – а то я ведь ещё ничего толком не сделал. – Завидую твоей целеустремлённости, – негромко сказал Альбус. – Когда понимаешь, чего хочешь достичь в жизни, удивляешься тому, как немного, в сущности, у тебя для этого времени. И если я не найду способ неограниченно долгого продления своей жизни... – он замолчал и через пару секунд продолжил: – Как там говорится? Двадцать три года, а для бессмертия ещё ничего не сделано! – Сказал Юлий Цезарь, глядя на памятник Александру Великому, – кивнул Альбус. – Помню, как же. Неточная цитата из... из... имя автора я забыл. Из античности кто-то. – Я тоже не помню. Но хороший писатель был, каждому надо прочитать. Хотя неважно, – Геллерт нахмурился и взмахнул рукой. – Эта фраза полностью отражает то, как я себя чувствую! Как себя чувствует любой, пытающийся изменить мир! Потому что когда ты об этом думаешь, ты понимаешь, что вот такая задача – это... совершенно неподъёмная вещь, и нужно приложить все свои усилия и даже немного больше, чтобы появился хотя бы шанс на её осуществления! Он был совершенно захвачен своей идеей, глаза его почти светились, и Альбус подумал, что эта дорога приведёт Геллерта если не на вершину мира, то в Бедлам точно. Подобная сумасшедшая энергия не могла уйти в никуда – тем более, когда дело касалось волшебника. – Да! – воскликнул Геллерт, едва только тот высказал ему свои мысли. – Я должен это сделать! Точнее – мы должны. Альбус, при всём уважении, о тебе я такого же сказать не могу. Ты замечательный волшебник – может, даже немного лучше меня. Такие способности не должны пропасть даром, пойми ты это! Разве не видишь, сколь важному делу я предлагаю тебе посвятить свою жизнь?! – Да нет, вижу, – Альбус вздохнул. – Слушай, я давно тебе один вопрос задать хотел. А почему именно это дело? – Что?.. – Геллерт растерялся. – А почему нет? – Твои идеи – если суметь за них взяться – приведут мир к большой войне. Ты уверен, что не ошибаешься в прогнозах? Да, всё то, что ты излагал, выглядит правильно и верно... но дело в том, что мне самому нравится твоя точка зрения, нравится так думать, и потому я мало размышлял об альтернативных вариантах. А что если мы ошибаемся? Что если развитие нашего общества пойдёт по иному пути? Ты предлагаешь революцию – но ты уверен, что нельзя обойтись реформами?.. – А ты уверен, что можно? – парировал Геллерт. – Это и правда не тот вопрос, где можно допускать ошибки. Лично я думаю, что реформами ничего добиться нельзя, потому что... давай тезисно. Есть наш мир и мир маглов. Между ними существуют неразрешимые противоречия, но однажды им придётся встретить друг друга. Будет война, и победим в результате либо мы, либо они. Ты говоришь: а вдруг получится решить дело без войны, мирным сосуществованием? Я говорю: нет, противоречия между нами слишком глубоки, конфликт неизбежен. Волшебники и маглы – мы существуем порознь не одно столетие, и когда мы нивелируем Статут, то должно смениться хотя бы два поколения, прежде чем расколотое объединится вновь. Твоё предположение сработало бы только в случае наличия мощной силы, которая бы ускорила такое объединение, – то есть жесточайшей центральной власти. Но откуда бы ей взяться?.. И я не думаю, что такая диктатура стала бы сильно лучшим вариантом по сравнению с тем, что предлагаю я; без немалых жертв тут тоже, очевидно, не обойдётся. Он умолк. Альбус примирительно кивнул: – Да я же не спорю. Я только хотел спросить: а ты готов взять ответственность за все эти немалые жертвы? – Ради высшего блага я готов взять ответственность за что угодно! – жёстко произнёс юноша. – Наверное, я могу ошибаться – но я делаю дело, которое надо сделать, и не буду плакать и жаловаться! Если на проблему закрывать глаза, то она от этого не исчезнет. Но ведь кто-то должен эти проблемы решать? Кто-то должен. И это мы с тобой, потому что мы знаем, как привести всех к общему благу! А если кто-то не согласен, то пусть не ноет, а делает так, как он считает нужным! – Ух и нагнал ты пафосу, – весело хмыкнул Альбус, – ух и нагнал! – Да, конечно, – натянуто улыбнулся Геллерт. – Но вообще учти, я сейчас серьёзно говорил. ...Следующий их разговор произошёл через два дня, под вечер, на большом лугу в паре миль от деревни. Конечно, ни один из них не знал, что это будет их последний разговор в ближайшие сорок лет. Они говорили ни о чём. Альбус как раз показывал какой-то простенький магический фокус, когда неподалёку объявился очень недовольный Аберфорт. Где-то за его спиной маячила Ариана. – Снова что-то случилось? – устало спросил Альбус. – Случилось, – Аберфорт сжал и расжал кулаки. Он никогда толком не умел формулировать свои мысли. – Ты. Аберфорту было пятнадцать лет. В то время как у его брата в облике уже была какая-то представительная солидность и небольшая бородка – при желании он мог выглядеть очень серьёзным молодым человеком, старше своих лет, – у Аберфорта имелась только воинственная хулиганистость. Аберфорт был драчлив, неуживчив и упёрт. Положительные качества в нём тоже имелись, конечно – но как-то так сложилось, что Альбусу больше пришлось иметь дело именно с неуживчивостью и упёртостью. – Чего?.. – Ты меня достал, – упрямо сказал Аберфорт, покраснел и набычился. – Я уезжаю скоро, ты это понимаешь? Ты семье хоть немного внимания уделять будешь? – Я уделяю, – с нажимом произнёс Альбус. Геллерт свистнул и отвернулся. – Аберфорт, ты сейчас не вовремя. – Я никогда не вовремя, – угрюмо проворчал тот. – Мы никогда не вовремя. – Ты чего хочешь? – нахмурился старший брат. – Слушай, давай ты сейчас по-быстрому скажешь, чего хотел, и уйдёшь. Мы тут, как видишь, разговариваем. – Да срать я хотел на ваш разговор. Геллерт поднял бровь, но всё же промолчал, давая возможность другу самостоятельно разобраться с семейными делами. – Это было невежливо, – раздражённый Альбус встал с травы и отряхнул мантию. – Аберфорт, кой чёрт ты меня перед товарищем позоришь? Если у тебя есть ко мне претензии, подойди потом... – Нет, – покачал головой тот. – Ты хрен положил на нас с Арианой – я тебе отвечу тем же. Ты хоть раз за последнее время выполнил то, о чём я тебя просил?! Хоть раз помог нам хоть где-нибудь?! – Да постоянно! – Да ни хрена! Ты говоришь, что я должен учиться – я уеду! Но за Арианой кто останется смотреть? Раз ты тоже собрался уезжать – за собой её, что ли, потащишь? – Ну... – Альбус неловко замялся. Этот вопрос был тем камнем преткновения, на котором ему не хотелось останавливаться и о котором он предпочитал не думать. А думать стоило. – Да. Почему нет, вообще можно ведь... Геллерт скривился, что не осталось незамеченным ни одним из братьев. – Это глупость. Она совсем не в том состоянии, чтобы вы тащили её за собой. Вы не сможете это сделать. Каждая его фраза вколачивала большой гвоздь в крышку гроба будущего, каким его рисовал себе Альбус. Сейчас это будущее (окрашенное довольно радужными тонами) постепенно разбивалось о реальную жизнь. – Ты помнишь, что говорила мать?.. Помнишь, что обещал заботиться о сестре?! Но нет, ты так увлёкся своими идеями, что готов бросить тут всё и бежать на край света! Кончай мечтать, болван! О сестре подумай! Геллерт кашлянул, привлекая внимание, и тоже встал на ноги. – На брата не ругайся, – спокойно сказал он. – Ты, дурак, мизинца его не стоишь. Сначала разобрался бы, потом ругаться начинал. – А ты помолчал бы, – со злобой сказал Аберфорт, переводя взгляд на него. – Это ведь из-за тебя всё! Как с тобой он начал якшаться, так и забыл обо всём, кроме тебя с твоими глупыми выдумками!.. Лицо Геллерта побелело от плохо сдерживаемого гнева. – Я и не ожидал, что ты способен понять всё величие наших эпохальных замыслов, – с сарказмом произнёс он. – Это задача совсем не для подобных тебе посредственных умов. У Альбуса возникло отчётливое ощущение, что ситуация начала выходить из-под контроля. Ещё вот чуть-чуть – и случится то, о чём потом всем придётся пожалеть. Сзади выглядывала обеспокоенная Ариана, которой, похоже, тоже всё происходящее не нравилось. Хотя в целом он был с Геллертом согласен. Аберфорту действительно не стоило лезть во всё это, где он ничего не понимал; и Геллерт мог высказать это ему в лицо, не делая скидку на родственные чувства. А Альбус – более мягкий по натуре – мог в данном случае выступить в роли понимающего брата, «хорошего парня»... – Я извиняюсь, Геллерт, но может быть, всё-таки не будем друг с другом ругаться? Давайте не будем злиться и выслушаем друг друга. Послушай, Аб... – Нет, погоди, – отстранил его Аберфорт. – Чё там понимать-то?.. Рассказывал мне он про твои идеи, Геллерт Гриндельвальд. Про великих магов, которые должны взять власть над маглами. Про то, что ты мечтаешь о новом мировом порядке, потому что старый тебя, мол, не устраивает. Подросток смачно плюнул на землю. – Ну и вся прочая подобная чушь. – Что ты сказал?.. – Геллерт подошёл вплотную к нему. – Ты, идиот, сам ничего не понимаешь, так хоть брату не мешай! Не приставай к нему со своей ерундой! Сестру деть некуда? В Мунго отдай, там лежат такие! Аберфорт схватил его за ворот. – У тебя нет сестры, – процедил он сквозь зубы. – Тебе легко говорить. Нельзя оставлять её там, понимаешь ты?! Нельзя родную сестру бросать! Нельзя!! Это же сестра, СЕСТ-РА!! – Не плюйся, – холодно произнёс Геллерт, не без усилия отдирая руку того от своего воротника. – Ради достижения цели всегда приходится чем-то платить. Если цель большая – большой должна быть и плата. А ради великой цели, как у нас с Альбусом... в общем, Ариана – это просто необходимая жертва. Цель, знаешь ли, оправдывает средства. А кроме того... – он помолчал секунду. – Сестра сестрой, но она же просто неполноценная. Шансов на исцеление практически ноль. Я бы в таком случае выбрал смерть. Аберфорт врезал ему в левую скулу. Что-то хрустнуло. С каким-то неверящим, непонимающим видом Гриндельвальд, отступивший после удара наотмашь на пару шагов, коснулся лица, немного подвигал челюстью. Перевёл взгляд на младшего брата. – Не!.. – выкрикнул Альбус. Но, конечно, его окрик уже ни на что повлиять не мог. Быстрым, слитным движением – со стороны это выглядело довольно красиво, тут явно не обошлось без долгой практики – Геллерт выхватил свою волшебную палочку, и губы его слегка шевельнулись. Младший из Дамблдоров, охваченный красными сполохами, забился в агонии. Свою палочку Альбус достал лишь секундой позже. Короткое слово отшвырнуло Геллерта на десять футов, и тому стоило немалого труда устоять на ногах. Однако уже через секунду тот опомнился и вновь крутанул кистью, ударяя – не по Альбусу, по Аберфорту – новыми заклятьями. Лучи вспыхнули один за другим. – Финита! – выкрикнул Альбус, защищая младшего брата. – Протего! Геллерт, сто!.. – ...Стоу норт!! – донёсся слева истошный крик. Из палочки Аберфорта выметнулся жёлтый импульс. То было не самое простое трансфигурационное заклинание, обращавшее свою цель в мелкий песок. Казалось, что в Геллерта, стоявшего совсем рядом, оно не попасть не может, но... Но тот уклонился неестественно резким движением, двигаясь при этом раза в три быстрее обычного человека. Темпофлекторные чары, сообразил Альбус, ну конечно. Неотъемлемая часть обучения мракоборцев. Он и сам знал это заклинание... а Геллерт – умел его применять. Нет, до опытного аврора ему было далеко, но для семнадцати лет – очень и очень хороший уровень. – Конфринго!! – выпалил Аберфорт. Там, где мгновение назад стоял Геллерт, вспух огненный цветок взрыва и во все стороны полетели комья земли. Аппарировав, он появился на другой стороне луга – и снова ударил, быстро и точно. Прежде чем Аберфорт сумел ответить, молодой волшебник аппарировал опять. Удар. Перемещение. Удар. Перемещение. Удар. Телепортация и темпофлекция – два столпа классической боевой магии, коей Гриндельвальд для своего возраста владел на удивление хорошо. Альбус едва поспевал отражать его атаки, пока Аберфорт, которому глаза застила ярость, пытался атаковать сам. То есть как – пытался? Аберфорт был способным волшебником, лучше среднего; пожалуй, кого другого он бы достал. Однако он и в подмётки не годился ни старшему брату, ни Геллерту. Если бы рядом не было Альбуса, Аберфорт бы проиграл в первые пять секунд поединка. – Конфринго!.. – вновь прокричал младший брат. Геллерт в очередной раз аппарировал, с трудом, но уходя от фиолетового луча. – ...урум! – донёсся до них обрывок его заклинания. Воздух взвихрился небольшим смерчем. Смерч покачнулся и, вырывая с корнем траву и вспахивая землю, двинулся на братьев. Альбус напряжённо выдохнул. Это стихийное заклятье, будучи использованным кем-то посильнее и поопытнее, могло поднимать дома в воздух и перемалывать целые валуны. В исполнении Геллерта оно не столь впечатляло – тем более что и сил у него, похоже, оставалось немного, – но человека убить вполне могло. – Аппарируй, – коротко бросил Альбус, и сам, крутанувшись, исчез в соединившем две точки континуума пространственном разрыве. Это требовалось заканчивать, и он знал как. Едва переместившись, чародей направил волшебную палочку на землю. – Глэсиус. Его любимая трансфигурация не подвела. Неровное пятно идеально гладкого льда стремительно распространялось по лугу, вминая в землю траву и ветки. Гриндельвальд, не удержавшись, поскользнулся и замахал руками, отчаянно пытаясь сохранить равновесие – устоять на такой поверхности было не то чтобы невозможно, но очень сложно. Аберфорт тоже упал, но весьма удачно – прямо на колени, сохранив боеспособность. И как раз в этот момент на поле выбежала Ариана. Она что-то кричала и протягивала вперёд ладони, но у Альбуса слегка звенело в ушах, и потому он не мог разобрать ни слова. Хотя общий смысл был, конечно, понятен. – Нет, – тяжело выдохнул он, ощущая опустошённость во всём теле. Ещё бы одно заклятие, ещё бы только одно, последнее... он бы мог, мог! Но это чародейство обошлось ему слишком тяжело – это как поднять большой вес снова, после того как только его опустил! Можно, тут нет ничего такого... но нужна ещё секунда-другая, нужно мгновение передохнуть, и тогда он вырубит Геллерта и откинет Ариану назад, подальше от поля... – Экс... пульсо! – так же тяжело где-то неподалёку выдавил из последних сил младший брат, и Альбус успел ещё болезненно поморщиться. Вот дурак, о чём он думает, нельзя же всерьёз рассчитывать, что Геллерта удастся достать так грубо, Взрывными чарами, нет, тут нужно что-то похитрей, хотя бы Обезоруживающее заклинание, и он бы сумел, если бы... если... А дальше все события пошли очень-очень быстро, практически мгновенно одно за другим. На очередном своём шаге Ариана ступила на лишённую трения поверхность, и, пронзительно вскрикнув, полетела кубарем вперёд. Палочка Аберфорта испустила синий луч. Геллерт, которому хватило пары секунд промедления, чтобы собраться после падения на землю, вытянул руку, шепча слова контрзаклятия. Ярко сверкнуло: магический импульс – уже довольно слабенький, в общем-то – встретился с этим отражающим заклятием... и отлетел в сторону. Прямо в катящуюся по полю Ариану. Это Взрывное заклинание было составлено на основе Оглушающего – и, будучи столь слабым, оно не могло, никак не могло нанести смертельные повреждения. Но по поверхности с нулевым трением девушку отшвырнуло назад футов на тридцать, не меньше, и, не в силах затормозить своё скольжение, она летела прямо к... к... Смерчу Геллерта. Тот ведь не исчез; ещё каких-нибудь секунд пять, и он бы развеялся без следа, однако пока... Ариану подняло в воздух, перевернуло и всосало в вихрь. Коротко прозвучал её последний крик – потом он вдруг оборвался, и в наступившей тишине до Альбуса донёсся отчётливый тошнотворный хруст. Тело ещё не упало на землю, когда оба брата аппарировали, и два хлопка слились в один. Неживая, изломанная Ариана лежала перед ними. Лицо её было искажено в жуткой предсмертной гримасе, конечности – неестественно вывернуты. Она была мертва – полностью, окончательно, бесповоротно. – Нет, – пробормотал Геллерт, стоявший чуть поодаль, качнулся и прикрыл ладонью глаза. – Нет... я же не в буквальном смысле про жертву... Ещё раз хлопнуло, и он исчез. Братья этого даже не заметили. Аберфорт, встав на колени, обнимал Ариану и трясся, плача навзрыд; по лицу его катились крупные слёзы. Альбус, с опустошённым видом глядящий на них, неуклюжим движением засунул палочку обратно в карман. Ну вот и всё, билась о стенки головы одинокая мысль. Ну вот всё и кончилось. Внезапно совсем стемнело. Старший Дамблдор обнаружил это, случайно бросив взгляд на окно, и с тупым удивлением моргнул пару раз. Он вот уже, наверное, добрый час с абсолютно отсутствующим видом мерил комнату шагами. Пару раз пытался присесть, но затем, не выдержав, вскакивал и вновь начинал ходить, никак не находя себе места. Вперёд – назад, вперёд – назад, вперёд – назад. Мыслей почти не было – была глухая пустота, надёжно подавлявшая все эмоции и чувства. Говорят, некоторые от смерти своих близких испытывают неверие и отрицание. Людям кажется, что весь мир вокруг кончается и утрачивает свой смысл, что не могло произойти того, что произошло. В своём неверии они кричат и впадают в истерику, не в силах принять случившееся. У иных возникает ощущение, что всё это происходит не с ними, а они наблюдают за этим как бы со стороны. Но Альбус для подобной реакции был, кажется, слишком разумен и логичен. Неверие тому, что видишь собственными глазами, являлось сущей глупостью, и он не мог позволить своим эмоциям следовать столь нелогичному пути. Вместо этого они словно бы... выключились. Да. Со смертью Арианы Альбус ощутил, как внутри него словно бы что-то оборвалось. Что-то обычно незаметное, необязательное... но довольно важное для функционирования всего организма. Что-то, без чего жизнь кажется не совсем правильной. Когда умерла мать, он такого не испытывал. Может быть, оттого что не видел этого собственными глазами; может быть, был слишком занят экзаменами. А кроме того... как бы это ни звучало, но хоронить родителей – это естественно. Они однажды умрут; таков печальный, но неизбежный жизненный момент, через который всем предстоит пройти. Однако хоронить собственную сестру, причём в таком юном возрасте... Да и был тогда несчастный случай. Событие, на которое Альбус никак повлиять не мог, которое произошло без всякого его участия. А вот сейчас... Альбус вяло подумал, что вся эта его апатия – просто способ защиты разума, который не желает признавать, что именно он виновен в смерти сестры. Что он убил её почти что собственными руками. В голову тут же пришла мысль, что виноват в этом он как минимум не один. Их было трое, и вины на нём... ну да, не больше одной третьей. Однако следом пришла и вторая мысль: вряд ли подобные вещи можно измерять в процентах. А если даже и можно, то его вина явно больше одной третьей, поскольку конкретное заклинание тут ни при чём – именно он, как старший брат, должен был не допустить подобной ситуации, купировать её в самом начале... Где-то снизу, на первом этаже дома, суетился Аберфорт, делал чего-то, вёл какие-то приготовления. Он переживал утрату сестры совсем иначе; он не стеснялся в выражении своих эмоций. Громкий плач и всхлипывания его были слышны на весь дом – но сейчас он уже чуть-чуть успокоился, чуть-чуть смирился и занялся делами более практическими. Будучи человеком более приземлённым, Аберфорт выплеснул своё горе и потому не испытывал той всеобъемлющей апатии, которая навалилась на Альбуса. Бессильная ярость, боль и гнев от потери – да; но не вялая депрессивная безэмоциональность. Куда делся Геллерт, братья не имели ни малейшего понятия. Да им, собственно, было наплевать. ...Ночью Альбусу приснился сон. Он брёл словно бы по какому-то полю, затянутому густейшим туманом – уже в паре шагов от себя ничего нельзя было разглядеть. Сквозь туман, вдали и вблизи, слышались чьи-то неразборчивые голоса; кто-то что-то шептал, кричал, взывал... Альбус не мог понять их, да и не стремился. Он просто неспешно шагал, не зная куда и не видя дороги. Временами из тумана выплывали очертания каких-то объектов, которых можно было заметить краем глаза. При попытке рассмотреть их внимательно они расплывались, превращались во всё тот же туман. В какой-то момент что-то неуловимо изменилось: навстречу ему вышагнула чья-то фигура. Она встала прямо перед Альбусом, и тот, ничуть не удивившись, молча свернул в сторону. Фигура тотчас пропала, рассеявшись клубами. Пейзаж потихоньку менялся. Туман немного поредел, и прячущиеся за ним объекты стали видны отчётливее. Он мог бы к ним приглядеться, мог бы и, наверное, подойти, но он этого не хотел. У него как будто бы была какая-то цель, и Альбус должен был её достичь. Он повернулся в одну сторону, в другую; и с каждым его поворотом что-то вокруг менялось. Туман всё продолжал редеть. Голоса ещё оставались неразборчивыми, но только потому, что Альбус в них не вслушивался. Вокруг теперь можно было заметить странно одетых людей; где-то над ним пролетел, извиваясь всем телом, дракон. Мимо прошагал эльф – не тот домашний эльф, которые прислуживали волшебникам, а высокий фейри, какие в незапамятные времена жили в холмах Ирландии. Альбус, на каком-то краю разума осознававший, что это всё сон, на секунду удивился тому, какие фокусы выкидывает его мозг. С чего бы в его сне появляться фейри? Крутились лопасти мельничных колёс, на рынке спешно возводились деревянные помосты и навесы, скрипели двери деревенских домов... здесь кипела жизнь. Альбус протискивался сквозь толпу, не особо задумываясь, что он делает тут, пока... Пока перед ним не встал одетый в белоснежные одежды блондинистый парень, который выглядел едва старше самого Альбуса. Однако тот откуда-то знал, что этот вечно молодой блондин на самом деле очень стар, намного старше его самого... – Не надо тебе здесь находиться, – мягко сказал парень в белом, и всё вокруг вдруг словно бы выцвело и отодвинулось куда-то очень-очень далеко, снова покрываясь серым туманом. – Иди туда, откуда пришёл. Альбус ещё успел вяло подумать, что в отличие от него этот парень явно не спит, а хорошо знает, что делает. Но эту непонятную мысль он не додумал, потому что снова оказался в том затянутом туманом лесу, откуда начинал свой путь. А может, то был не лес. Однако оно не имело совершенно никакого значения. Тут ничто не имело никакого значения – ведь это был всего лишь сон. Он едва сделал пару шагов, как туман опять начал рассеиваться. Альбус стоял на краю опушки, до боли напоминавшей опушку Запретного леса. Перед ним стояли три невысоких каменных столба... жертвенника, почему-то пришло ему в голову. Три языческих жертвенника, сложенные из камней. На каждом горело ровное и устойчивое пламя, и тепло от огней распространялось по всей поляне. Лёжа на траве, он грелся в этом тепле и даже начинал засыпать, когда вдруг налетел резкий порыв ветра, и стало заметно прохладней. Альбус приподнял голову и увидел, что пламя на одном из столбов погасло от этого порыва, а на другом стало рваным и чадящим. Было ясно, что скоро погаснет и оно. Альбус вытащил волшебную палочку (и снова краем сознанием удивился тому, что и во сне у него, оказывается, есть палочка!) и направил её на угасающее пламя. – Инсендио, – произнёс он, но вместо ожидаемого огненного импульса с конца палочки сорвалась бледно-голубая нить. Ударив в камень, заклинание покрыло его льдом: пламя зашипело и через пару секунд погасло. На поляне стало ещё холоднее; Альбус встал с травы и подбежал к жертвеннику, натужно пытаясь сообразить, что же было не так, почему заклинание сработало полностью противоположным образом... Он дотронулся до замёрзшего камня, и тут же с ужасом понял, что это совсем не камень! На земле лежала посиневшая и застывшая Ариана, и открытые глаза её слепо глядели прямо на него. Задул резкий, пронизывающий ветер. Альбус вскочил и увидел, что ни жертвенников, ни поляны уже нет. Только он, укрытые туманом деревья... и мёртвая Ариана, лежащая у его ног! – Альбус... – тихо сказал кто-то, и он подскочил, судорожно оглядываясь. Кто это? Зачем они здесь? Если они подойдут, они же увидят тело, поймут, что он убил... – Альбус, – вновь позвал голос. Юноша внезапно осознал, что хотя он не помнит, чей это голос, его обладатель ему знаком... совершенно точно знаком! На него внезапно нахлынул страшный стыд. Колени начинали подкашиваться при одной только мысли о том, что будет, если обладатель голоса найдёт его около трупа сестры! Надо было срочно спрятать тело, срочно куда-то его деть... И тут он увидел рядом глубокую пропасть, чёрную дыру в земле. – Альбус! – возгласил некто в третий раз, но тот уже скидывал Ариану в зев пропасти, изо всех сил надеясь, что он успеет, что его не увидят... Сзади послышался отчётливый хруст шагов. Альбус не спеша, пытаясь скрыть предательское дрожание рук, развернулся. Там стоял Персиваль Дамблдор. – Отец... – прошептал юноша одними губами. – Альбус, – произнёс Персиваль, и суровый взгляд его пронзал сына насквозь, не давая тому пошевелиться, – где сестра твоя, Ариана? – Не знаю, – едва выдавил тот. Язык его двигался будто сам собой, повторяя древнюю фразу, и всё шло мучительно неправильным образом, ибо остановиться было не в его силах. – Разве должен я с... стор... Нет, подумал Альбус, НЕТ! Это не могло, не должно было прозвучать! Но помертвевшие губы не желали слушаться, и слова падали, слова предначертанные и бесполезные. И когда они кончились, разверзлась бездна. – Что ты наделал?! – прогрохотал Персиваль, и в глазах его зажглись огни. Альбус покачнулся, чувствуя, как почва в буквальном смысле уходит из-под ног. – Голос сестры твоей взывает ко мне из-под земли!! Персиваль обвиняющим жестом указал на сына. Тот изо всех сил пытался удержаться, балансируя на краю пропасти... но тщетно, тщетно! – И об одном я тебя просил, а ты и того не сделал!! – мрачно изрёк отец. – И отныне будешь проклят ты!.. Настало неизбежное: хрупкое равновесие нарушилось, и Альбус, не расслышав последние слова Персиваля, полетел вниз, в бесконечную глубину. Туда, куда он минуту назад собственноручно сбросил Ариану. В непроглядный мрак, где в чёрном тумане живёт сумрачная Ночь. Он пытался ухватиться за что-нибудь – но у этой пропасти не было стен. Пытался наколдовать что-нибудь – но его волшебная палочка исчезла. Пытался звать на помощь – но из скованного нечеловеческим ужасом горла не доносилось ни звука. Он летел, летел... Потом сквозь сон Альбус услышал чей-то надрывный вопль и тут же вынырнул из кошмара. Весь взмыленный, вскочил с кровати... и не сразу осознал, что это он – он сам! – жутко кричит накрик. ...Сон, просто сон! Он снова упал на кровать и натужно рассмеялся. Отец, Ариана... нет, только сон, страшный ночной кошмар! Альбус вытер лоб ладонью, укрылся одеялом и постарался опять заснуть. Сделать это удалось только через полчаса. Но ещё дважды в эту ночь он просыпался от своих же истошных криков – ибо кошмар и не думал оставлять его, в различных вариациях повторяясь вновь и вновь. И только одно оставалось неизменным – бездонная чёрная пропасть, в которую Альбус падал в конце видения. ...Часы показывали полчетвёртого утра, а он сидел на кухне и пил крепчайший чёрный кофе, опираясь локтями на стол. Налитые красным глаза тупо пялились в никуда, однако Альбус больше не желал ложиться спать. Снова видеть мёртвую сестру, снова слышать свой вопль... нет, больше он этого не хотел. В семь проснулся Аберфорт (он всегда дрыхнул как убитый) и, мельком глянув на брата, утопал куда-то по делам, постаравшись перед тем причесать лохмы. Волшебник проводил его в окно взглядом и ясно понял – Аберфорт идёт в деревенскую церковь, договариваться о похоронах Арианы. Голова жутко болела, в висках стучало. Это неправильно, возникла в его уставшем мозгу чёткая мысль, и Альбус зачем-то ухватился за неё, как утопающий за соломинку. Этого не должно было быть. Ариана должна была остаться в живых. Но не осталась. Он скорчился на стуле и тихо завыл, спрятав лицо в ладонях. Альбус не плакал, не собирался плакать, однако по щекам сами собой потекли горячие злые слёзы. Каждая последующая мысль, каждая новая итерация этой мучительной рефлексии несла какое-то болезненное, мазохистское наслаждение. Ты думал о мировой революции и господстве над маглами, да? Ты хотел вершить судьбу планеты? Ты думал о великих деяниях? Но ты ведь не справился даже с простейшим поручением собственного отца! Ты не сумел позаботиться даже о самом наималейшем – о собственной семье, даже об одном её члене! – так что же, неужели ты думаешь, что справишься с целым миром?.. Да ты просто идиот, Альбус Дамблдор! А потом страшный кошмар мыслей и ощущений кончился, всё пропало, и вновь осталась только пустота, пустота в вывернутой наизнанку душе. Он только тупо отметил, что кисти рук сводит судорогой, а всё тело бьёт озноб. И сколько он так просидел – не мог бы ответить даже примерно. Стронулся с места он только когда вернулся Аберфорт. Ему хотелось спать – хотелось уже до боли! – как вдруг на полпути наверх в голове отчего-то вспыхнуло воспоминание, и он в каком-то полубреду вытащил из кармана палочку. – Акцио!.. – лихорадочно воскликнул он. – Акцио! Перевернулась пара ящиков, от стен отъехала мебель, но иного результата не было. – Что ищешь? – холодно спросил заглянувший в комнату Аберфорт. Кажется, ему доставляло удовольствие видеть своего всегда собранного и серьёзного брата в таком состоянии. Полубезумный Альбус, весь взлохмаченный и с диким взглядом, рывком обернулся: – Носки!.. – выдохнул он. – Носки, шерстяные, серые такие!.. Ты не видел их?.. Брат постучал пальцем по лбу. – Похороны завтра в десять, – всё так же холодно и раздельно сказал Аберфорт. – Надеюсь, ты придёшь. Он развернулся и вышел. Альбус без сил опустился на лестницу. Те самые шерстяные носки, не так давно подаренные ему Арианой... Это была единственная вещь, которая Ариана ему когда-либо дарила, единственное, что от неё могло остаться, и – это почему-то казалось очень важным – их надо было найти, отыскать... отыскать. Но чары не помогали – бесполезно. Альбус отчаянно вцепился себе в волосы. Скорее всего, он сам же эти носки и выкинул. Действительно, зачем волшебнику с его способностями тёплая одежда, он не замёрзнет и на полюсе... а теперь всё, всё ушло. Завтра Ариану похоронят, и от неё не останется ничего, кроме надгробного креста и воспоминаний. Ни-че-го. Это и есть смерть – так просто и так жутко одновременно. Только что человек был здесь, с тобой, говорил, делал что-то... а потом умер. И больше ты его не встретишь. Не поговоришь с ним. Ничего не сделаешь. Ничего уже не исправишь. ...Добравшись до кровати, он просто рухнул туда, засыпая мгновенно. Проснулся Альбус перед самым рассветом, совершенно выспавшийся и отчего-то спокойный. Плеснул водой в лицо, накинул на плечи мантию и вышел из дому. Перед ним был мир. За горизонтом алело не видное ещё солнце, подсвечивая снизу облака и окрашивая небосвод в нежно-голубой. Слева шумел тёмный ещё лес, вершин деревьев которого пока не коснулись тёплые солнечные лучи. Справа, там и здесь, спали неподвижные деревенские дома. Было тихо, свежо, свободно. Альбус запрокинул голову, вгляделся в бездонный купол неба, где ещё мигали огоньки звёзд, раскинул руки и вдохнул полной грудью. Мантию раздувало ветром. Он почти физически почувствовал, что с этим дыханием что-то в нём изменилось; разум, весь дух его словно бы содрогнулся и осознал нечто непреодолимое, какое-то твёрдое чувство; или идею, может быть, высшую самых высоких чувств. Душа его в ту минуту почти звенела, и Альбус дышал, дышал, будто желая выпить до дна весь этот чудесный момент. Мир пробуждался, и он любил этот мир – весь, без остатка. Альбус хотел было что-то сказать – слова будто сами рвались наружу, – но вышел лишь тихий всхлип, и он, проведя по лицу ладонью, удивился, потому что и не знал, что плачет. Однако то были совсем иные слёзы – не злые и горькие, от собственной вины и бессилия, – но те, что приходят с облегчением и дают умиротворение и светлую грусть. ...А затем он сидел у себя за столом, пил кофе и думал. Много думал, черкал пером по пергаменту, очищал его, черкал вновь. Он составлял план на ближайшие пару десятилетий – то был первый план в его жизни, но далеко не последний. Таким было начало пути Великого волшебника Альбуса Дамблдора. На похороны народу пришло немного. Кроме братьев, был Элфиас Дож, школьный приятель Альбуса; миссис Бэгшот, которую, конечно, нельзя было не оповестить; ещё пара почти случайных знакомых. И, разумеется, священник, немолодой уже человек, который качал головой и поминутно тоскливо вздыхал. Священник был маглом – по идее, он не должен был ничего знать, но он почти всю жизнь прожил в этой деревушке и о многом догадывался. Все они могут догадываться, отстранённо подумал Альбус. Все могут закрывать глаза и делать вид, что не понимают. Но однажды это перестанет быть возможным. Ариану хоронили в закрытом гробу: магический смерч слишком сильно изуродовал её тело. Священник негромко читал положенные молитвы, остальные молча стояли рядом, склонив головы. Аберфорт крепко сжал челюсти, и на скулах его вспухли желваки. Когда отпевание кончилось, они какое-то время просто стояли рядом, не глядя друг на друга. В солнечных лучах, падающих из узких окон, танцевали пылинки, и невесомая тишина накрывала церковь плотным душным одеялом, которое хотелось сорвать. – Ты хоть понимаешь, что наделал? – произнёс Аберфорт, и голос его прозвучал подобно треску сломанной ветки. – Понимаешь, что произошло? – Да, теперь я это понимаю, – ответил Альбус. Он думал, что отвечает спокойно, однако голос его слегка дрожал, – Геллерт ошибается. В своих суждениях он сделал одну ошибку – но это критическая ошибка. Цель не оправдывает средства и не будет оправдывать никогда. Человеческая жизнь не может быть необходимой жертвой, за исключением разве что... – он запнулся. – Неважно. И если во имя высшего блага во всём мире нужно убить пусть даже только одного человека – это никакое не высшее благо. Нельзя при помощи зла творить добро, и это абсолютная аксиома. – Ты совсем дурак, что ли? – тихо спросил Аберфорт, с ненавистью глядя на него. – Ты сейчас хоть можешь не начинать? – В этом Геллерт ошибся, – повторил Альбус скорее для себя, чем для кого-то, – и я тоже... не понимал, потому-то она и погибла. Только вот, к сожалению, во всём остальном он был прав. Размашистого удара справа он не заметил. Просто резкая, ослепляющая боль в носу, противный хруст – и капающая на пол кровь. Позади раздалось чьё-то удивлённое восклицание. – Это ты виноват в её смерти! – заорал вышедший из себя Аберфорт. – Не он! Только ты!! ...Он, кажется, ожидал, что брат ударит его в ответ, может быть, шарахнет каким-нибудь заклинанием... но тот не защищался. Альбус Дамблдор считал, что полностью заслужил этот удар.Запись вторая. Братья Дамблдоры
8 августа 2018 г. в 07:04
Из записок Альбуса Дамблдора.
«Но ведь кто-то должен!» – сказал мне однажды Геллерт. Я с ним согласился. Кто-то ведь и правда должен.
«Мир нужно менять!» – заявлял Геллерт. – «Если этого не видят политики, я покажу им! Ты не должен бояться идти впереди других, Альбус!»
Я кивал. Мне было нечего добавить – всё это было совершенно правильно. Если тебе что-то не нравится – пытайся это исправить, а не жалуйся на жизнь. Разве это плохая точка зрения? Да нет, достойная похвалы.
Геллерт и пытался исправить.
К чему такое вступление? Ну, думаю, я уже достаточно сказал о том, как мы были с ним похожи. Остаётся лишь понять, в чём были различия. Не будь их, вряд ли мы стали бы непримиримыми врагами.
А различие между нашими взглядами было всего одно, но крайне существенное, и сейчас я о нём расскажу.
Наше с Геллертом взаимопонимание и дружба продлились два месяца, до последних чисел августа. К сентябрю Аберфорту надо было возвращаться назад, в Хогвартс. А он, очень недовольный, возвращаться не хотел.
Он видел, что я, мягко говоря, немного времени уделяю своей сестре; видел, что меня гораздо больше интересуют иные, гораздо более возвышенные (как я думал тогда) вещи. Мы с ним спорили. Мы с ним ругались. Однажды это должно было к чему-то привести.
И привело. Тогда я осознал, каким, в сущности, глупцом я был. В смерти Арианы брат и тогда, и сейчас винил меня – что ж, нельзя сказать, чтобы он был неправ. В конечном итоге ответственность за всё то произошедшее лежит исключительно на мне...