Вино из лунных капель

      Джей-Джей загребает виноград с блюда полной ладонью, так по-хозяйски и привычно, улыбается своей яркой, слишком уж идеальной для одного из главных инспекторов Контролирующего отделения, улыбкой, и Крис чувствует, как его немного отпускает, как нервное напряжение сходит волной. Джей-Джей был ещё совсем зелёным, пусть и самоуверенным мальчишкой, когда пришёл работать в отделение, с тех пор прошло уже почти семь лет, и Крис видел, как он рос и превращался в человека, которому можно доверять. Он стал неожиданной поддержкой и хорошим другом, что уже было странно, ведь Контролирующее отделение для Клана долгое время было как висевший над шеей на ниточке меч. Теперь же они наконец-то научились работать вместе — наверное, потому, что с обеих сторон были те, кто к этому стремился.       Хорошо же, что именно Джей-Джей приехал сейчас. А, может, и плохо. Ведь именно его приезд можно рассудить как то, что отделение может знать больше, чем надо, об его поездке в Японию. Или же догадывается, поэтому Джей-Джей и здесь, чтобы снова их прикрыть. От этого и снова нервно, и как-то радостно, и боязно, и Крис уверен — эти все эмоции написаны у него на лице. Он всё ещё не отошёл от последних дней, чтобы контролировать свои мысли, которые теперь разбегались, как напуганные муравьи. Да, вампиров считают сильнее обычных людей, но в своих чувствах они порой так же слабы. И в этот момент Джей-Джей сильнее. Он снова улыбается и беззаботно говорит:       — С возвращением. Не против, что я сразу так к тебе после прилёта? Я на немного. Или нет — чёрт возьми, Крис, так хочется послушать об Японии. Правда, там словно другой мир в отличие от нашего тихого захолустья?       Назвать элитный район одного из самых крупных городов Франции тихим захолустьем — это только Джей-Джей и может, чувство юмора у него так и качается маятником от отличного до отвратительного.       — Не думал, что ты такой фанат Востока.       — Да я всего мира фанат, ты не представляешь, я бы целиком его объездил, но сам понимаешь… Не та у меня работа. Да и Изабелле вот-вот рожать, куда там ехать. Я и сейчас у тебя сижу как на иголках, — Джей-Джей снова смеётся, но теперь в его смехе слышится серьёзность, и Крис спрашивает прежде, чем успевает подумать:       — Ты ведь можешь взять отпуск, отдохнуть.       — Могу, — странно безразлично роняет Джей-Джей. — Ты прав, конечно, могу.       В его голосе не слышится радости и того самого беззаботного веселья, которое должно быть у молодого почти отца. Крис хорошо знает Изабеллу и ещё лучше знает, что нет другого такого человека, как Джей-Джей, кто бы так сильно обожал свою жену. Как и кого другого, кто так брал бы на свои плечи больше, чем мог выдержать.       — Что-то случилось? Жан-Жак?       Мало кто знает настоящее имя Джей-Джея, слишком серьёзное и официальное. Мало кто знает, что оно подходит ему больше, чем мальчишеское прозвище.       — Крис, мне нужна твоя помощь. Мне нужно… — на миг голос Джей-Джей теряет острые ноты и становится совсем беспомощным — но всего лишь на миг. — Мне нужно обратить одного человека.       Он держит ладони на столе, сжимает-разжимает пальцы в кулаки и, похоже, этого не замечает. Крис же замечает слишком много. Неуверенность, страх, давняя тревога. И это всё странно, всё не сходится. Ведь теперь обращение — всего лишь небольшая бумажная волокита, но если всё нормально, то оно не стоит особых забот. Да кому, как ни Джей-Джею, об этом знать? Но если всё нормально…       — Что же это за человек, Джей-Джей? И почему твой напарник остался у входа, а не сидит сейчас рядом с тобой? Это даже более странно, чем то, что ты приехал не один. Так что же это за человек?       Джей-Джей молчит некоторое время, но кое-как справляется с нервами, и теперь его ладони, только чуть подрагивая, просто лежат на столе. Когда он начинает говорить, голос тёплый и почти спокойный:       — Я же знаю, что вы с Виктором как братья. И если с ним что-то случилось бы, ты бы сделал всё? Нарушил бы любые правила, пошёл бы даже против того, чего он сам хочет, только бы спасти его? Ты бы сделал это, Крис?       Ему не нужны ответы, и Крис молчит, только кивает аккуратно. Сейчас Джей-Джея нельзя перебивать, нельзя позволить ему снова поддаться нервному давлению. Крис знает, какое оно. Оно душит, толкает на самые безумные и ненужные поступки. И верные они не всегда.       — Мы с Отабеком ещё учились вместе. С детства не разлей вода, и в отделение тоже вместе пришли. Я думал, вместе так и пройдём все ступеньки и встанем у руля. Смеяться будешь, но у нас даже с ним причёски одинаковые — поспорили по пьяни на приветственной вечеринке, а потом и не стали менять. Как-то всё… Я думал, у нас получится добиться всего вместе. Всё не понимал, чего он вцепился в должность в архиве, он ведь не из тех, кто сидит с бумажками. Крис, он ведь такой же, как я! — голос Джей-Джея в один момент срывается в острый вскрик, а после — в тишину. И спустя пару минут спокойный ровный практически шёпот оглушает. — Он ни разу не говорил, что у него опухоль мозга. Решил сейчас сказать, когда осталось совсем немного. Месяц, два… Операция не поможет. Крис, сейчас ничего, кроме обращения, не поможет.       — Но ведь это не проблема. Тем более с таким случаем — не будут затягивать с согласованием, если всё так срочно. Да и ты сам в отделении можешь подёргать за нужные ниточки, и обращение будет одобрено через пару дней. Я не понимаю, что…       — Два условия, Крис. Ты же знаешь два главных условия. Человек должен быть согласен на обращение, и его переносимость вируса должна быть выше восьмидесяти процентов, чтобы избежать поражения мозга и не создать неконтролируемого монстра. И… Крис, у меня нет этих условий. Переносимость вируса у Отабека всего пятьдесят процентов. И он не согласится. Никогда. Что мне делать, Крис? Ведь времени осталось так мало и… Крис, я хочу, чтобы он крёстным у моего сына был, а тот его звал дядей. А Отабек… Он умрёт прежде, чем мой сын начнёт говорить. Крис, что мне делать?       И на этот вопрос Крис уже должен дать ответ, пусть даже это жестоко. Пусть даже Джей-Джей может быть не готов его услышать.       — Что делать… Отпустить. Порой нам приходится отпускать людей, даже если душа кричит всё против. Ты не сможешь его удержать. Твой друг смирился, Джей-Джей. Не будь эгоистом, не удерживай его из-за того, что без него тебе будет плохо. Ты не спасёшь его этим обращением, если он превратится в неконтролируемое чудовище. Ты лучше меня это понимаешь, ведь пятьдесят процентов — это намного ниже нормы. И это тебе придётся его убить, если всё повернётся так. Сможешь ли ты выдержать это? Не играй с его жизнью. Даже если он простит тебя за это, сможешь ли уже ты сам простить себя?       Джей-Джей молчит, упрямо сверлит взглядом столешницу. Чем-то он похож в этот момент на Виктора, на Юру, да и на самого Криса. Им всем приходилось принимать сложные решения, в которое никто не верил, кроме них самих, и Крис знает этот острый взгляд.       — Неужели нет никакой надежды, что всё может быть хорошо? «Там много такого исследовали. Например, если обратить человека с плохой переносимостью вируса и он будет пить кровь обратившего его вампира — он справится, выдержит», — слова Юри в тот же миг всплывают в мыслях, но Крис тут же отмахивается от них. Всё это зыбко, странно, неточно, нельзя на это полагаться. А если бы и можно было — кто возьмёт на себя такую вечную ответственность?       — Я подумаю, Джей-Джей. Но это не значит, что я смогу что-то придумать, — Крис говорит это и тут же готов сам себе прокусить язык. Даже капелька надежды сейчас что капля яда. — Ты просто… просто будь рядом со своим другом сейчас. Вот что тебе надо сделать — дать ему свою поддержку.       Да, так правильно, так верно. И Джей-Джею придётся это понять. ***       От всей этой мутотени после приезда Криса шла кругом голова, и Юра готов был полезть на стенку. Да, непонятно там было, что с этими странными запуганными пацанами на вид кожа да кости, но как же уже достало! Крис с Виктором любят раздувать шум из мелочей, и да, может, так и надо, может, его собственная чуйка его подводит, но она тоже чует очень важные вещи. Например то, что у них очень нерешительный гость, которому почему-то нравится топтаться со своим байком во дворе, и Юра чувствует этот дурацкий бензин и странный, очень непонятный запах его крови даже сквозь стены многочисленных коридоров особняка. Да, чуйка у него так себе, но вот чутьё со слухом — просто отменные. Да он слышит даже, как отчаянно бьётся сердце этого непрошеного гостя, так беспомощно заполошно. Страх? Зачем же тогда он приехал, раз ему страшно?       Джей-Джея Юра знал давно — тот часто приезжал к ним, стал даже каким-то «своим», потому что Крис ему доверял, а это не абы что! Да, бесил порой Джей-Джей своей вечно весёлой улыбкой, а потом как-то раз взял да и потрепал Юру по волосам с искренним: «Ты не представляешь, как тебе повезло». И улыбка тогда была такая же — лёгкая и потому настоящая. Ладно, после этого и правда можно было ему доверять. Но это не значит, что можно доверять любому чуваку на байке, приперевшегося с ним на пару. Не то чтобы Юра был в плохом настроении или ещё что… Что-то было просто не так, и лёгкий запах крови этого человека, внезапно почему-то очень похожего причёской на самого Джей-Джея, был так пугающе знакомым.       Наверное, это чуял не он один. Микель, беззаботно оперевшийся на перила крыльца и делавший вид, что кроме собственного телефона для него нет ничего интереснее, на самом деле не спускал с него глаз. В особняке было ещё много вампиров, но все они давно уже научились не показываться на глаза Контролирующему отделению. Просто давний, но очень хороший инстинкт. И плевал Юра на него на самом деле.       — Хороший байк. Не покатаешь? — нагло спрашивает он без лишних раздумий и реверансов и довольно ухмыляется на то, как возмущённо заходится сердцебиение Микеля на такой поворот. Ох, и устроит тот потом ему взбучку, да и Крису ещё пожалуется. Парень же молчит, и Юра жадно вслушивается уже в его пульс, участившийся от удивления, успевает разглядывать незнакомое загорелое лицо с немного непривычными чертами лица — восточными и резковатыми. Но парень наконец-то открывает рот, и Юра понимает, как уже собственное сердце замирает от неожиданного испуга.       — Юрий. Тебя зовут Юрием. Семь лет назад на твою семью напал обезумевший вампир. Только в архивах нет ни строчки о том, что тебя обратили. Как понимаю, незаконное обращение? Похоже, это замяли, раз ты до сих пор жив.       — А голова у тебя варит, как я вижу, — криво ухмыляется Юра и успевает сделать шаг назад, от потянувшейся к нему руки. Ещё бы чуть-чуть — и чужая ладонь мазнула бы по волосам. Это у всех них в отделении такая жажда полапать чужую шевелюру? Он не успевает об этом спросить, только и выдавливает из себя заполошное: «Эй!». Но парень даже не меняется в лице.       — Прости, не хотел тебя напугать этим. Просто так, наверное, хотелось извиниться за то, что тебя тогда не спасли.       — Не спасли, говоришь? — тянет Юра и тут же думает о том, какая это глупость. Он живёт, дышит, двигается, и уже с этим он может справиться и выдержать всё. Да, ему тоже понадобилось время, чтобы это принять, чтобы смириться с тем, что теперь он — такой же, как тот, кто убил его семью. Но он сам остался жив, и это важнее всего. Он уже один раз почувствовал запах смерти, и этого хватило… Стоп!       Он снова ухмыляется, понимая всё. Понимая то странное и смутно знакомое чувство.       — А кто спасёт тебя? Ты ведь знаешь, что от тебя пахнет смертью? — выпаливает он, и чужое сердце, кажется, замирает на миг. И от этого так неловко, что Юра тут же выпаливает тихое: — Прости.       — Нам пора ехать, Отабек, — Джей-Джей словно из-под земли появляется, и Юре даже обидно, что в в этих странных эмоциях он забыл о собственном чутье. Но Джей-Джей только треплет его привычным жестом по волосам, и Юра делает глубокий вдох. Пахнет слезами. Горем. Отчаянием.       Пара байков уже давно растворились вдали, а его всё равно весь вечер душит запах бензина.