Вино из лунных капель

      Иногда Виктор представляет их город Лион живым существом. Ну, таким древним-древним, как остатки почти стёртых фресок в музее… Драконом, да, драконом. Существом, которое тоже, как и их, вампиров, считали сказочной страшилкой когда-то давно. Почти весь год этот дракон спит, только едва шевелит большими лапами, но просыпается на несколько летних ночей, довольно рычит, шелестит твёрдой песочно-золотистой чешуёй и сверкает опасно глазами.       Лионский дракон полон жизни на «Нюи де Фурвьер» — фестиваль музыки, театра и кино, на который съезжаются люди со всех уголков Франции. Лионский дракон дышит, видит, живёт благодаря их любопытной жажде.       Крис как-то на это сказал, что у Виктора богатая фантазия. А Юри просто хлопает глазами, а потом зажмуривается на несколько секунд и едва заметно улыбается. Виктор почти что видит, как в его мыслях сладко зевает маленький золотой дракон.       — Когда-то давно люди называли вампиров жителями ночи. Давай проверим? Ты точно выдержишь несколько Фурвьерских ночей. Каждый год приезжают такие оригинальные коллективы. Танцы, песни… Кажется, вся Франция их слышит! — Виктор чувствует, как в собственном голосе звенят нотки обожания. Он действительно очень любит этот ежегодный фестиваль. На нём словно проход открывается во все тайны Лиона, и, кажется, в отражении музыкальных волн о грани античного амфитеатра, где всё и проходит, можно услышать отголоски той, забытой музыки.       И ворчание золотого дракона.       — Я, наверное, многое и не пойму. На французском же, — растерянно замечает Юри и жмурится, как только они выходят из тенистого виноградника на солнечную площадку в самом его центре. Виктор кивает на резную беседку и украдкой всматривается в его лицо. Да, в карих глазах всё ещё искрят отголоски тревоги и даже страха, да и вообще кажется, что в любую секунду Юри готов развернуться и кинуться в свою комнату, закрыться там и никого не впускать. Но в каждый раз, как Виктор это чувствует, Юри упрямо сжимает губы и делает шаг вперёд. Сильный он. Намного сильнее, чем был Виктор сам на его месте. Но да, он прав — французский для него с Пхичитом пока закрытая дверь. Да даже с английским проблемы бывают. Юри справляется получше, хотя иногда и говорит очень медленно, задумчиво, подбирая слова. А Пхичит, словно пытаясь наговориться за прошлые дни, тараторит без умолку и часто выдаёт непонятную мешанину всего, что в голову придёт. Это, конечно, поправимо. Виктор не понимает, с чего вдруг у Юры проснулась любовь к ближнему, но тот упрямо и терпеливо взялся за обучение ребят и заразил этим всех в особняке. Юра вообще большой молодец, умеет объединять людей общей идеей, и Виктор уже думает о том, что следующий глава клана был бы из него очень неплохим.       Юри с Пхичитом теперь были «свои», и Виктор, глядя, как Юри аккуратно отщипывает с ветви виноградины, видит на секунду себя. Как же хорошо, что ничего не поменялось, что тех, кому нужна помощь, принимают без вопросов о прошлом — просто дают шанс начать всё с нуля.       — Ну, если не поймёшь… Нет, подожди, не так. Неважно, на каком языке — эмоции всегда можно понять. Ведь тот, кто говорит, поёт, играет — он же вкладывает их, — сбивчиво говорит Виктор такие очевидные вроде бы вещи и принимает пытливый взгляд.       — Если я скажу тебе на японском кое-что… То есть, ты поймёшь? Почувствуешь? — осторожно спрашивает Юри, и Виктор кивает, чувствуя, как собственные эмоции и чувства начинают кипеть. Злость на тех людей, которые изломали все чистые эмоции Юри с Пхичитом, и теперь их придётся осторожно и аккуратно разбирать, как осколки. Порой Виктор жалеет о том, что не был тогда с Крисом, когда тот освобождал ребят из лаборатории. Там бы получилось оставить эту злость, разорвав когтями глотки тех, кого нельзя назвать людьми или вампирами. Просто существа, просто эти — как ещё назвать тех, кто проводил эксперименты над детьми?       — Юри, ты можешь сказать. Я хочу, чтобы ты говорил всё, что хочешь. Я лишь хочу, чтобы ты не боялся ничего здесь.       Юри смотрит на него с тем самым беспомощным выражением, упрямо сжав губы. Боится. Может, обезоруживающая искренность — не самый лучший вариант? Но почему-то у Виктора не получается по-другому, ведь Юри сам такой же — до ужаса искренний. Виктор ждёт, Виктор готов услышать что угодно, хоть на суахили, только пусть Юри говорит. Но Юри только прищуривается и смотрит ему за спину, и Виктор сам узнаёт приближающиеся шаги. Юра, Пхичит — они оба торопливые, лёгкие, оба в кроссовках, подошвы которых пружинят на песчаных тропинках.       — Эй, Виктор! Крис тебя зовёт к себе, топай быстро, — ещё издалека звонко извещает Юра, и Виктор с неохотой поднимается с нагретой солнцем деревянной скамейки. Вот же не вовремя! Но на него весёлым вихрем налетает Пхичит, обнимая всеми своими конечностями с радостным: «Виктор!», — и на это даже не поворчать. Пхичит внезапно для всех открыл в себе жажду к крепким «обнимашкам», и вцепляется он от всей души, аж рёбра трещат, но только Криса обнимает очень аккуратно, словно тот — хрупкая статуэтка. Обнимет и прижмётся лбом к плечу. Виктору всегда хочется спросить Криса — замечает ли он, понимает ли? Сложно решить, что было бы лучше. Может, лучше, если бы Крис и не понял, ведь эмоциональный фон Пхичита всё равно что у ребёнка, и эти чувства могут оказаться привязанностью как к отцу или брату. А если нет… Просто будет сложно, но лучше тогда вообще не вмешиваться. Это то, что Крис всегда решает сам. Одно из немногих, но очень строгих его правил.       Ещё одно правило — не опаздывать, и Виктор, кивнув Юре, спешно отправляется в кабинет. Крис никогда не вызывает к себе просто так. Просто так не отсылает от себя Юру или Пхичита.       И Сынгыль никогда не приезжает к ним просто так. Виктор ощущает его присутствие ещё в коридоре — спокойное морозное сердцебиение. Собственное же сердце заходится тревогой. Да, без Сынгыля Юри с Пхичитом не удалось бы вызволить, именно он провернул всё так, чтобы Крис забрал их с собой во Францию. Но он здесь, он не просто кто-то, он глава Восточного контролирующего отделения, а, значит, нельзя думать о том, что всё закончилось. Нажимая на ручку двери, Виктор думает о том, что что-то зачастили к ним главы контролирующих отделений в последние дни. Словно жизнь решила вступить на беспокойную тропу.       В кабинете ещё и Микель, и Виктор удивлённо приподнимает брови. Микель отвечает за безопасность клана, и если уж и он тут, то дело закрутилось в какой-то очень нехороший поворот.       — Давно не виделись, Виктор, — Сынгыль встаёт ему навстречу, протягивает ладонь, но Виктору всё равно на его серьёзную мину и ощутимую в кабинете тревогу. Он всё равно сгребает Сынгыля в объятия — просто соскучился и просто очень благодарен за то, что такой человек на их стороне.       — Приехал на Фурвьерские ночи? — старается как можно беззаботнее спросить он, и Сынгыль поддаётся его настроению.       — Я верен старым привычкам.       Сынгыль всегда приезжает на «Нюи де Фурвьер», пробует их вино и тихо называет их друзьями. Весь оставшийся год он тщательно присматривает за своей территорией на Востоке и делает всё, чтобы спокойствие царило всегда и не только там. Наверное, у этого парня, обычного человека, были свои причины быть преданным вампирам больше, чем даже людям. Ещё одна его старая привычка.       — Но об этом потом, — добавляет он, и все в кабинете кивают единым движением. Виктор же садится в свободное кресло рядом с Крисом. — Сперва — как они?       Сынгыль всегда говорит коротко и мало, но никогда не было случая, чтобы его нельзя было понять. Виктор было приоткрывает рот, но Крис опережает его:       — Лучше, чем я ожидал. Уже не те запуганные зверьки, которых я увёз. Мы все здесь стараемся приучить их к общению, к обычной жизни. Потихоньку привыкают.       — И я не удивлён. Точнее, не зря я выбрал твой клан для этого. У Минами сейчас и так дел полно по установлению собственного влияния, не до них ему бы было. И в целом я думал… — Сынгыль замолкает, задумчиво оглядывает кабинет, задерживается взглядом на Микеле и всё-таки продолжает: — Я думал, что тут их защитят лучше. Я и сейчас так думаю, но есть шанс, что придётся это сделать очень скоро.       — О чём ты?       — Моим планом изначально было увезти просто их далеко от Японии, спрятать от тех, кто мог бы там до них добраться. То, что мы уничтожили лабораторию, ничего не значит, Крис. Это — лишь верхушка айсберга. Мы не сидели с моими ребятами просто так эти недели. Лаборатория работала автономно, вне кланов, отделения, вне правительства. Но получала финансирование и заказы.       — Мафия или что-то вроде этого? — задумчиво тянет Микель, и Сынгыль кивает:       — Я бы сказал, даже несколько группировок, и не только на Востоке. После уничтожения лаборатории они зашевелились, я специально дал этой информации дойти до нужных ушей.       — Но зачем им эксперименты над подростками-вампирами? — срывается Виктор, вспоминая измождённых Юри с Пхичитом, когда Крис их только привёз, но Сынгыль отвечает ему с самым ледяным спокойствием:       — Мир не меняется, Виктор. Только внешний лоск приобретает в виде технологического прогресса, а внутри — всё то же. Жадность, грязное любопытство. Убийство конкурентов, подпольные бои, незаконные операции по пересадке органов. Всё это продолжается, а с появлением вампирского вируса только ещё и растёт. Да вы с Крисом и сами это знаете, — Сынгыль берёт передышку и отпивает из стакана воды. — Но с этими парнями кое-что новенькое, о чём вы точно не в курсе.       — Тебе что-то удалось раскопать?       — Меньше, чем хотелось. Тогда люди в лаборатории поступили очень умно, хоть мы их и врасплох застали — Крис, помнишь пожар в одном крыле? Документы пытались сжечь. Кое-что удалось вытащить, кого-то подёргать за язык. Я мало что пока нашёл, но название… Проект «Берсерк» — встречалось такое?       — Только из скандинавских мифов такое помню, — произносит Виктор и ощущает, как тревога растёт уже скачками: — И поэтому мне оно совсем не по душе.       — Берсерки — воины, посвятившие себя богу Одину. Перед битвой приводили себя в состояние повышенной агрессии, такой боевой транс или просто наркотическое опьянение, в сражении отличались неистовостью, большой силой, быстрой реакцией и нечувствительностью к боли. Но это было давным-давно. А теперь — вампирский вирус. Минус лишь в том, что нужно пить кровь, а плюсов больше. Большая продолжительность жизни, обострённые чувства, физическая сила… Как такое не использовать и не попытаться контролировать? — Сынгыль со злостью ставит стакан на стол. — Тогда — никаких минусов, если у тебя такое сильное оружие, слушающееся тебя после пары капель чужой крови и уничтожающее всё на своём пути.       — Хочешь, сказать, что Юри с Пхичитом…       — Я не знаю, Крис, ничего кроме того, что они — часть этого проекта. Не знаю, как и когда может проявиться в них что-то и проявится ли вообще. Но что могу сказать точно — не я один хочу это узнать. Одна группировка уже планирует их похищение, и вполне вероятно, именно на «Нюи де Фурвьер». Толпа, ажиотаж — никто и не заметит. Парней надо или увезти, или…       — Не надо, — прерывает Крис, и Сынгыль озадаченно поворачивается к нему. — Мы не сможем прятать их всю жизнь. Но если мы дадим понять, что их не отдадим — этим можно припугнуть. Усилим охрану, устроим засаду, выбьем всё дерьмо из тех, кто считает, что может угрожать чем-то Европейскому клану.       — Предлагаешь их сделать наживками?       — Я предлагаю их защитить. Предлагаю им шанс пожить нормальной жизнью.       Крис очень редко говорит резко и громко, но в такие моменты, как сейчас, он серьёзен и собирается стоять на своём. И Виктор уверенно кивает на его слова, потому что если Крис серьёзен — он сделает всё, что в его силах. И Виктор всегда готов одолжить ему свои.