Вино из лунных капель

      С собрания в Контролирующем отделении Крис возвращается по человеческим меркам очень даже поздно. По вампирским же полночь — самый разгар жизни, но в поместье тише, чем обычно. В одной из главных гостиных о чём-то своём разговаривают несколько молодых вампиров, похоже, недавно вернувшихся с главной репетиции, и Крис напоминает им отдохнуть. Даже вампирам нужен хороший сон и много сил перед какими-то важными событиями, а «Нюи де Фурвьер» начинается уже завтра, поэтому все и разбрелись отдыхать пораньше.       Крис медленно поднимается к себе. На самом деле он не устал, энергия в нём бурлит наряду с беспокойством и выпитой кровью, но всё равно он хочет упасть, закрыть глаза и ни о чём не думать, так, чтобы в мыслях был чистый лист, потому что тревоги, мельтешащие словно муравьи, грызут, выпивают и подтачивают его эти дни. Да, он сам предложил план с наживкой, но это не значит, что он не переживает, пусть они уже и знают имена и лица людей, посланных одной группировкой с Востока. Они приехали в Лион позавчера, и группа Джей-Джея держит их под постоянным вниманием. Можно было бы взять их сейчас, но тогда будет сложно что-то им предъявить. И план ведь идеален, все моменты сегодня обсудили на собрании, не должно остаться никаких слабых мест, но… Но он всё равно переживает. Странно. Это не первая операция совместно с Контролирующим отделением, не первый риск, но, может, в этот раз риск просто очень большой?..       Он чувствует присутствие Пхичита ещё до того, как видит узкие голые ступни и подвёрнутые джинсы. По поместью Пхичит любит ходить босиком и теперь зарывается большими пальцами в ворс кремового ковролина на ступенях. Он сидит на самом верху лестницы, прислонившись плечом к перилам, и Крис вслушивается в его тихое дыхание, задерживая своё собственное — спит. Да, Пхичит умеет беззаботно засыпать в очень неудобных местах, однажды Крис обнаружил его спящим сидя под дверью собственного кабинета — тогда он тоже задержался. Тогда Пхичит тоже пах прогретым солнцем виноградом, кондиционером для белья и чёрным чаем. Запах дома, запах его собственного, Криса, поместья. Иногда Пхичит ещё пахнет его одеколоном. Просто в комнате Криса он бывает чаще, чем где-то ещё, а ещё у Криса очень большая кровать, где и три человека могут расположиться, не мешая друг другу, так что если Пхичит устраивается на краю и осторожно тянет на себя одеяло, он кажется даже незаметным. Но он всё равно пахнет им, Крисом. Собственный запах на нём будоражит, это что-то такое, о чём даже не думаешь, какое-то животное ощущение, понимание: «Это моё». От таких мыслей неловко, и Крис делает несколько глубоких и резких вдохов-выдохов, чтобы до шума в голове.       — С возвращением, — сонно бормочет Пхичит, глядя на него сверху вниз своими большими глазищами, и так он чем-то напоминает нахохлившуюся любопытную сову.       — Тебе же неудобно так спать, — вздыхает Крис, поднимаясь и ероша ладонью тёплые волосы, и Пхичит тихо смеётся и всё равно сразу прикрывает ладонью рот, вспоминая о том, что уже все пошли отдыхать.       — Всё нормально, — кивает он, легко вскакивая на ноги и потягиваясь, словно стараясь показать, что ни одна, даже самая маленькая мышца у него не затекла. — А вот ты устал.       Он не спрашивает — просто говорит то, что видит, и Крис, легко приобнимая его за узкие плечи, пока они идут к его комнате, хмуро думает о том, как же это неправильно. Детская непосредственность и щенячья преданность этого парня — не то, чему он должен потакать, и он должен был подумать об этом раньше, а не теперь. Теперь ему нравится, что Пхичит пахнет его одеколоном, а его одеяло пахнет самим Пхичитом. Это настолько стало привычным, что нельзя назвать это неправильным.       Крис долго стоит в душе, даже не двигаясь, просто позволяя воде стекать по коже. Он и правда устал. Это не его привычное состояние, он не умеет хмуриться, поэтому сейчас у него даже побаливает лоб. Он хорошо ударяется им о запотевший влажный кафель стены — самое то, чтобы сразу перестать предаваться такому слюнтяйству. Давнее и проверенное средство, а намечающаяся шишка пройдёт быстро, вампирская регенерация — отличная вещь.       Когда он выходит из душа, Пхичит уже спит, раскинув в стороны руки и спинав одеяло. Даже немного обидно, ведь Крису очень хочется расспросить, как у него прошёл день. Пхичит всегда ему об этом рассказывает, с восторгом пытаясь использовать именно те слова и конструкции на английском, которым Юра его старательно учит, каждый день выдаёт что-то новое, и за этим Крису нравится наблюдать — как он, уже не тараторя, как обычно, говорит осторожно, словно пробуя новые слова на вкус, пытаясь понять, сделал ли он всё правильно, поняли ли его. И ждёт, внимательно вглядывается в лицо. Не похвалы, нет — просто ответа, просто чтобы Крис поддержал разговор, и когда тот ему отвечает, то радостно улыбается и снова тараторит, словно пытаясь сказать как можно больше. Наверное, он просто не может наговориться, и Крис это понимает. В семнадцать лет Пхичиту приходится познавать жизнь залпом и почти с нуля. И это здорово, что спустя три недели после высвобождения из закрытой медицинской клетки он может беззаботно крепко спать, приоткрыв рот и поэтому смешно сопя. Пока они ещё были в Японии, он практически не спал. Крис это помнит, помнит взгляд загнанного зверя, синяки от уколов на руках, которыми Пхичит вцеплялся в его рукав, не желая никуда отходить. Эта странная привязанность возникла непонятно, и Крис не готов спросить пока, почему.       Он просто думает о том, что Пхичит задорно тараторит, так беззаботно спит и да, пахнет его одеколоном, и ему просто это нравится. Ему не хочется думать, как до этого дошло, это уныло и ни к чему. Он что-нибудь ответит, когда Виктор не выдержит и вцепится в него. Крис просто очень хорошо его знает, у него на лице всегда написано, когда в его голове крутится какая-то зловредная идея, она почти что на лбу светится, и Виктор в последнее время улыбается с каким-то хитрым торжеством, когда видит Пхичита с ним рядом, словно это его собственная заслуга.       Крис точно скажет ему, что порой за эту улыбку хочет ему врезать. Но это потом — после того, как в ближайшие несколько ночей «Нюи де Фурвьер» сделает всё, чтобы защитить ребят и провести всё по плану. Но сейчас немного можно подумать о другом. Например, что у Пхичита тёплая кожа, когда он, аккуратно наклонившись, быстро целует его в лоб.       — Ты хмуришься, и тебе это вообще не идёт, — первое, что говорит Виктор ему с утра и за что получает тычок кулаком в бок.       — Попробуй сам перестать валять дурака, и мы решим, пойдёт ли тебе это, — огрызается Крис, прежде чем почти залпом выглотать пакет с кровью, но Виктор не обижается. Просто понимает, и Крис тоже — ведь когда Виктор показательно до безобразия беззаботен, он особенно на чеку.       — Нас ждёт несколько тяжёлых дней.       — Ночей.       — И их тоже, — хмыкает Виктор, и Крис кивает на невысказанное, но такое явное: «Готов?».       В этом году гостей фестиваля много, кажется, что Лион трещит по швам, и нет, похоже, ни одного дома, где бы ни сдавалась комната. Вообще сами по себе Фурвьерские ночи длятся аж пару месяцев, но дни открытия и окончания, конечно, всегда самые яркие, когда и выступающие, и зрители работают на износ, создавая каждый год неповторимое шоу. Повсюду знакомые лица, и Крис только успевает кивать на приветствия на разных языках. Виктора почти что крадёт ансамбль из симпатичных и знакомых с прошлых лет девушек, но Крис не волнуется. Виктор лучше всех умеет изображать беззаботность и в то же время быть настороже. Юри и Пхичит рядом, и установку быть поблизости Пхичит воспринимает даже слишком буквально, крепко держась за край его футболки, хотя это даже слишком, ведь в их одежду вшит не один маячок. Сначала может показаться, что они не под присмотром, но Крис знает, сколько их людей смешалось с более чем десятитысячной толпой под видом организаторов и обычных зевак. А ещё и обширный многовековой амфитеатр, и одеон, после реставрации обретшие новую жизнь, прекрасно подходят для наблюдения — и прямого, и полностью тайного с помощью камер в самых неожиданных местах. Здесь они, как на ладони, под защитой большой толпы, но Криса как раз это и не устраивает. Для ловушки это не подходит, и если план группировки, желающей заполучить ребят, сорвётся, то другой они могут и не предугадать.       — Здесь слишком людно, — бросает он Виктору, и тот слышит его только благодаря вампирским инстинктам — по-другому бы на выступлении открывающей фестиваль группы и не вышло.       — Они с другого края, — притиснувшись к нему, бормочет Виктор, и Крис кивает. Юра со своей группой следят за незваными гостями, сообщая о каждом их передвижении. Те тоже, как и они, выбрали крайний ряд амфитеатра, ближе к выходу на выложенную камнем площадь, соединяющую амфитеатр и одеон. Там сейчас, несмотря на установленные экраны, всё равно не такая толкучка, все хотят увидеть выступление прямиком на сцене и влиться в довольную, искрящую радостью толпу.       — Выходим, — решает Крис, чувствуя, как пальцы молчаливого на этот раз Пхичита крепко вцепляются в его ладонь. Виктор же приобнимает удивительно спокойного на вид Юри за плечо, позволяя ему идти чуть впереди себя.       — Тоже выдвигаются, — повторяет Крис беглый отчёт Юры, и Виктор кивает. У каждого из них есть наушник, поэтому в словах Криса и нет нужды, но он не может сдержаться.       — Наверное, тут тоже их люди. Наняли кого-то здесь уже, в Лионе, — бормочет Виктор, и Крис с ним согласен. Их преследователи находились на другом крае амфитеатра и отреагировали очень быстро.       — Уже на площади, — снова раздаётся в ухе скрипучий голос Юры, и они переглядываются. Надо же, торопятся, решили всё провернуть очень быстро.       Площадь светлая, как днём — летом луна в Лионе яркая, и её молочный свет поддерживают большие яркие фонари, установленные так, чтобы всё равно создать узор из причудливых теней от остатков небольших развалин. Крис делает глубокий вдох — как же хорошо! И зачем все так рвутся в эту толпу? Ведь на установленных экранах видно всё намного лучше, а проверенная веками акустика построек вместе с современной аппаратурой даёт насладиться чистым звуком так, словно ты у самой сцены.       Они не спеша идут к одеону, останавливаясь у экранов по пути, обсуждая самые обычные вещи — таков план. Юра пока что молчит, и Криса это уже немного тревожит. Потерял из виду? Вряд ли, это не в его стиле. Крис задумчиво смотрит на светлую палатку с напитками, решая, купить ли что-то Пхичиту попить, чтобы он расслабился, а не только молчал, держа его ладонь до боли, потому что это слишком неестественно смотрится со стороны, но в наушнике наконец-то раздаётся голос:       — Крис, они от вас в двадцати метрах. Будьте осторожны, — почему-то это говорит Сара, и Крис, кидает на удивлённого Виктора предостерегающий взгляд. Нет времени думать, что там с Юрой и почему так поздно его команда сообразила, нет времени соображать какой-то план, сейчас только действовать по-старому и быть готовым ко всему.       — Всё хорошо, — говорит он тихо Пхичиту в самую щёку, делая вид, что прикасается губами к его виску. — Я смогу тебя защитить.       — Я знаю, — наконец-то подаёт Пхичит голос, и Крис как можно незаметнее старается оглядеться. В этот момент начинается выступление нового ансамбля, и Крису кажется, что выделяющаяся партия скрипки в нём режет и без того напряжённые нервы. Слишком надоедливая, слишком резкая, практически невыносимая. От неё отвлекает только боль. Пхичит пронзает когтями его ладонь насквозь, и, глядя, как из-под его верхней губы виднеются кончики удлинившихся клыков, Крис тут же вспоминает слова Виктора:       «Берсерки — воины, посвятившие себя богу Одину. Перед битвой приводили себя в состояние повышенной агрессии, такой боевой транс или просто наркотическое опьянение, в сражении отличались неистовостью, большой силой, быстрой реакцией и нечувствительностью к боли».       Потому что Пхичит оставляет на его груди кровавые борозды когтями второй руки быстрее, чем он успевает сообразить.