Вино из лунных капель

      Юра с трудом разлепляет глаза, на ресницах словно гирьки висят. А губы облизать совсем больно, они сухие, трещинок на них столько, словно с разбитым зеркалом поцеловался. И пить хочется, и даже не понять, крови или вообще воды. Да вообще хочется просто хоть как-то заставить двигаться своё измотанное тело, а на деле даже головой не повернуть, шею тут же сковывает болью, и Юра беспомощно сипит, но всё-таки справляется, поворачивается на ощущение сильной, тёмной, тягучей энергии. От Отабека, сидевшего у двери и подпиравшего её спиной, эта энергия накатывала трескучими волнами, и Юра, подавшись вперёд, сваливается с кровати неловким движением. Наверное, выглядит сейчас жалко, валяясь вот так на полу. Слабак. Наверное, Отабек ему сейчас об этом и скажет, но тот просто чуть щурится, а у Юры всё слишком плывёт перед глазами, чтобы разглядеть в его тёмном взгляде, хоть что-то.       — Дерьмово выгляжу, да? — всё-таки упрямо хрипит он, добиваясь хоть какой-то реакции.       — Вполне, — а в ответ только безразличие, и это Юру бесит, как и всегда, но даже на злобный взгляд в виде протеста сил не хватает, поэтому он просто утыкается носом в пол, переводя дыхание. Кажется, что отключается от всего. Но трескучая волна чужой силы снова давит, накатывает, и Юра, кое-как приподнимаясь на локтях, задирает на стоявшего над ним Отабека взгляд. Лицо у того тёмное, снова не понять ничего, ни одной эмоции, но это и пугает больше всего. Юра болезненно стонет, когда Отабек со всей силы наступает ему на плечо, вдавливая его в пол. Больно. Кажется, рана на шее от такого снова сейчас закровит, и Юра чувствует, как его затягивает в темноту.       — Не отключайся, не смей даже, — зло хрипит Отабек ему в ухо. Надо же, он, уже наклонившись, сидит у него на бёдрах, вдавливает его всем телом в пол, а вот голову приходится задрать… Нет, не так. Отабек тянет его за волосы назад, шея, наверное, сейчас захрустит и просто сломается, а Юра только и может, что бессильно ловить губами воздух, как полудохлая рыба. Боль кипит, давит, он сейчас просто задохнётся. Закричать бы… Не сможет. Не захочет.       — Если я сделаю тебе плохо, если я тебя сломаю, что со мной сделают? — бегло шепчет Отабек, прижимаясь губами к его шее и ведя губами по едва затянувшейся ране. — Тебя ведь так тут любят. Меня точно не простят. Что они сделают? Выгонят меня? Убьют? Или ты сам захочешь это сделать?       Он давит ладонью Юре на затылок, и тот снова утыкается носом в пол — больно и унизительно на этот раз. Ворот футболки давит на горло — Юра понимает, что Отабек тянет её на спине, оголяя загривок, по которому тут же царапает кончиками клыков, щекочет дыханием. И Юру сковывает. Страхом. Предвкушением. Ужасом от того, что ему нравится, как Отабек слегка елозит на нём, сидя на его бёдрах, что у него тяжёлое дыхание, что он сам по себе большой и горячий, полностью накрывает собой, больно вонзая клыки в шею. Словно специально делает это резко, сильно, словно хочет дать как можно больше боли, испугать, что ли? Юра готов сумасшедше рассмеяться на это, были бы только силы. А так он только беспомощно и стыдно всхлипывает, сглатывая злость и обиду, когда ощущает присутствие Виктора совсем рядом, ещё чуть-чуть — и он подойдёт к двери, увидит это всё… Увидит его таким слабым. И Отабек прав — сломанным. Юра крепко зажмуривается на распахнувшуюся дверь.       — Знаешь, когда я Юру только обратил, первые дни он тоже хотел вцепиться мне в горло. Только тогда он был слишком зол и не думал ни о чём. А вот ты, похоже, всё продумал?       Не то что Виктор зол, нет, другое — Юра, изо всех сил стараясь держать глаза открытыми, чтобы не пропасть в зыбкой полудрёме, пытается вслушаться, понять. Но в голосе Виктора лишь острое беспокойство, причём не только… Произошло что-то ещё?       Хватка на затылке слабеет, дышать становится легче, да и двинуться теперь можно, ведь Отабек одним движением встаёт с него… Точнее, встаёт над ним, как злой волк, не готовый делиться своей добычей.       — Пожалуйста, дай моему мальчику отдохнуть, — теперь в голосе Виктора только усталость, и Юра пытается приподняться на локтях, когда он опускается на корточки перед ним. Отабек же отходит, опускает взгляд, и Юра бы и взглянул ему в лицо, только сил совсем нет. Когда Виктор поднимает его на руки, осторожно, как ребёнка — а ведь он и так носил его как-то, когда Юра, отказываясь пить кровь в первый месяц, сильно ослаб — только и остаётся, что почти что заскулить. Тело упрямо отказывается регенерировать, и каждая его гудящая болью клеточка почти что вопит голодом и усталостью, но Юра всё равно хрипло и упрямо бормочет:       — Я… Отабек… сам.       Что «сам»? Врежет ему по морде, когда сил будет больше, чем у комара? Юра не знает и думать об этом если и хочет, то точно не может. В голове — белый шум, перед глазами, контрастно чёрный, который чуть мягчеет и не кажется гудящим и раздражающим после того, когда Юри — да, это он, Юра его узкую прохладную ладонь ни с чьей не спутает — помогает ему выпить пакет крови и аккуратно укладывает на кровать. Прохладно — снова его ладонь, только теперь на лбу. Так заботливо и мягко. Так хорошо.       — Юра, ты поспи. Я буду рядом, ладно?       Надо ему хотя бы спасибо сказать, но Юра выдыхает совсем внезапное:       — Да, мам…       Или это ему уже снится. ***       Виктор рассматривает его пристально и прямо, и это было бы даже наглостью, не сиди Отабек напротив него через стол в их с Крисом кабинете. При мысли о Крисе опять тревожно, ведь он привёз его из Отделения бледного и притихшего, почти сразу же завалившегося спать. Сынгыль сказал — накопилось. Стресс, волнение, тревоги последних дней… От его слов до сих пор стыдно, до сих пор не по себе, ведь Крис действительно не отдыхал и не давал себе поблажек с возвращения из Японии, а такое не только обычных людей подкосить может, и вампиров тоже. Виктор смутно думает о том, не сляжет ли он сам скоро рядышком с этим вот… с этим всем.       Отабек, чуть прикрыв глаза, смотрит куда-то в угол, аккуратно общупывая уже подживающую разбитую губу. Да, Виктор не сдержался, да, врезал ему, как только они зашли в кабинет, да так, что Отабек аж отшатнулся, утыкаясь спиной в дверь. Но ни слова не сказал, упрямый засранец. Как Юра, вот же… Угораздило же того.       А ведь красивый парень. Загорелое лицо, черты лица резкие и яркие, в глазах огонёк упрямства, как бы он ни пытался его скрыть. Виктор вроде и привык к восточным чертам Юри и Пхичита, но этот Отабек другой, нет уже привычной изящности и мягкости, но есть только скрытая энергия и сила. Интересно, она и до обращения ощущалась, или же раскрылась только сейчас?       Для только обращённого, да ещё и с плохой переносимостью вируса, Отабек выглядит до неприличия хорошо и спокойно. Виктор не хочет думать о том, сколько он выпил крови Юры — а много, наверное, если тот аж серым был — но да, она сделала своё дело. Точнее, чудо, о котором раньше никто и подозревать не мог.       — Ты так и будешь молчать? — аккуратно спрашивает Виктор, когда они молча сидят уже минут двадцать, и его терпения точно не хватит на большее.       — Что ты хочешь от меня услышать? — безразлично отзывается Отабек. Вот же упрямый! Это упрямство на хорошее бы дело.       — Что хочу… — Виктор упирается локтями в стол и утыкается подбородком в сцеплённые ладони. — Да, знаешь, у меня много вопросов. Почему человек с такой кипящей жаждой жизни яростно отказывается от шанса быть живым? Или же почему без желания делает больно тому, кто этот шанс ему дал?       Отабек молчит, только чуть щурится, но на этот раз наконец-то смотрит Виктору прямо в глаза. Держится из последних сил за выбранную безразличную маску, но Виктора этим не остановить.       — Не знаю, почему Юре так стала важна судьба незнакомого парня, что он решил нарушить кучу правил, но уж если он что-то делает, то верит и держится за это до конца. Он просто очень упрямый, и, наверное, только такой же упрямый человек — ой, извини, вампир, — может его перебороть. Наверное, ты понял это сразу, да? Раз сегодня устроил это представление?       — Думаешь, это было лишь представление? Думаешь, я не смогу его сломать, если захочу? — Отабек немного запинается, и Виктор тут уже это чует.       — У тебя была на это целая ночь. Но ночью ты просто думал. А знаешь, что я увидел вчера? Я увидел, как ты уткнулся лбом в его плечо перед тем, как Юра сказал всем нам уйти.       Отабек сдаётся, закрывает глаза, откидываясь на спинку кресла, и Виктор понимает — попал. Подковырнул самый ненадёжный кусочек безразличной маски, и теперь надо лишь подождать, пока не расползётся трещина, которую так просто не залатать.       — Я не просил этого шанса на жизнь. Ценой чужой крови — тем более. Ценой крови… подростка. Юра вампир, но подросток.       — Он восемнадцатилетний придурок, который сейчас бы разорался на то, что ты его обозвал подростком. Ты и сам от него недалеко ушёл, — пожимает плечами Виктор на растерянный взгляд. — А уже провалился в яму каких-то глупых принципов. Знаешь, наш мир уже давно существует так, что вампиры живут за счёт крови. Легальной донорской крови. Ну, ты сейчас будешь небольшим исключением, но решение Юры поить тебя своей кровью полностью добровольное, и я не удивлюсь, если он будет делать это насильно, если будешь отказываться.       — Он будет это делать… всегда?       — Пусть он сам тебе об этом расскажет, — немного медлит с ответом Виктор. — Но именно его кровь — твоё спасение. Жизни, рассудка. Всего.       — Мне это не нужно. Меньше всего в жизни я хотел быть вампиром.       — Я думаю, меньше всего в жизни ты хотел и умереть в расцвете сил, так что радуйся, что не пришлось. Отабек, ты же работаешь в Отделении, с чего такая неприязнь к вампирам? Ты один из тех, кто должен держать мир между нами и людьми.       — Мир? Давно ли настал этот мир? В архиве Отделения записей об историях вроде Юриной — тысячи. Тысячи историй боли и смерти. Назовёшь это ценой мира?       — Не назову. Потому что полного мира нет. Потому что и моему клану, и Отделению, приходится предугадывать, где новый обезумевший вампир может убить очередную семью. Или же где люди в подпольной лаборатории проводят над детьми-вампирами эксперименты. Полного мира нет. И не будет, пока мы сами не захотим.       — Тогда чего ты от меня хочешь? — говорит Отабек, а в голосе усталость. Надоело спорить? Это вряд ли, всё равно упрямо поджимает губы и хмурит брови, и Виктор уверен, что с ним они ещё намучаются. Ну, не в первый раз.       — Можешь просто хоть немного порадоваться тому, что жив и здоров? Для начала хватит, а там посмотрим, — весело хмыкает Виктор и тут же меняет тон на холодный и немного злой: — А ещё обязательно помни, что твоя хорошая регенерация даёт мне отличную возможность избивать тебя в наказание бесконечно, если ты причинишь Юре боли больше, чем он тебе позволит.       Отабек снова смотрит немного растеряно ему прямо в глаза. Наверное, будь маска безразличия реальной, уже бы застучали по полу её осколки.