Нет, дорогие, догнать можно гарцующую лошадь, но не загнанную. Полина Клюкина
Несмотря на то, что Алек потратил весь вечер на стрельбу из лука, а потом всю ночь проворочался в постели, он зашёл в конюшню даже раньше, чем проснулся Люк. Быстро накормил лошадей, сгрёб сено в одну большую кучу у дальней стены и вывел из денника Римлока. Чистка, быстрая разминка – пара кругов по леваде – и вот уже Алек вскочил Риму на спину, и они галопом направились вглубь поляны и дальше, в лес. Алек расслабился. Ему очень давно не приходилось прикладывать усилий, чтобы правильно сидеть или управлять лошадью без седла и уздечки. Тело само знало, что и как делать. Когда наклонить корпус вперёд, когда чуть сильнее сжать крепкие бока бёдрами, когда отклониться назад. Всё это происходило на автомате, и поэтому он просто наслаждался звуками природы и тренированными мышцами, перекатывающимися под шкурой Рима. Спустя несколько минут быстрой езды они выехали к озеру, и Рим, довольно фыркнув, перешёл на шаг. Алек позволил улыбке скользнуть по губам. Он каждый раз поражался, как рядом с Римлоком всё становилось таким лёгким, незначительным и ничтожно-маленьким. Рим был особенным. Если цирковые лошади казались друзьями, то этот был скорее как младший брат. Сделав два круга вокруг озера, Алек направил Рима в сторону стоянки «Феерии». Но с каждым преодоленным метром он хмурился всё больше, чувствовал, как испаряется охватившая тело и разум лёгкость. Постепенно сердце вновь наполнялось тревогой. Как только они добрались до поляны, Алек быстро запустил Рима в леваду, взял одну из цирковых машин и поехал в город. Нью-Йорк был переполнен. Переполнен людьми, звуками, запахами. Прохожие спешили каждый по своим делам. Оставив машину на парковке рядом с небольшим ресторанчиком «У Смита», Алек дошёл до Коламбус-Авеню и повернул в сторону Линкольн-Центра. Он не знал Нью-Йорк так хорошо, как ему хотелось бы, но этот район намертво отпечатался у него в голове – напротив располагался городской офис «Феерии», и, будучи маленьким, Алек часто гулял по округе. Роберт и Мариз совершенно не боялись отпускать детей в город. Правда, недалеко: всего лишь квартал туда, квартал обратно. Но обычно маленьких Алека, Джейса и Изабель это не останавливало. Главным было не попасться и по возвращении с убедительным лицом рассказывать, как гуляли поблизости. В центре тяжело заблудиться, и, если бы Алек хотел поесть, покутить или напиться до красно-розовых дьяволиц перед глазами, это не составило бы труда, даже учитывая, что день был в самом разгаре. Но ни удовлетворять потребности желудка, ни наслаждаться красотами Нью-Йорка не хотелось, и он просто шёл в надежде, что долгая ходьба сыграет роль тарана и выбьет все мысли об одном засевшем в голове фокуснике. Спустя пару часов Алек был готов упасть на первую попавшуюся горизонтальную поверхность, что и сделал, заняв место на скамейке рядом со старушкой в розовом свитере, бросающей голубям кусочки хлеба. Найти свободное место в парке в обед было нереально, и компания птиц – не самый плохой вариант. Странно, что ноги гудели так, что, казалось, проще их оторвать. Алек был в хорошей спортивной форме – а как иначе, когда тренировки проходят каждый день? Но сейчас усталость накатила волной, и вряд ли тому причиной было то, что он пропускал совместные разминки уже второй день подряд. – Она обязательно поймёт, что любит тебя. Алек недоумённо оглянулся, не сразу сообразив, что обращаются к нему. – Что, простите? У сидящей рядом дамы оказалось испещрённое морщинками лицо, высокая прическа и причудливые серьги в виде фиолетовых ракушек. – Если такой красивый мальчик сидит и грустит, значит, с ним приключилась несчастная любовь. Всё будет хорошо, – старушка сверкнула идеальной улыбкой, совершенно не подходящей её возрасту. – Хочешь? – она протянула ему хлеб. – Спасибо, – он взял предложенный кусочек и тоже начал крошить его голубям. – Наверное, вы правы. Всё будет хорошо. Алек не собирался убеждать незнакомого ему человека в том, что никакая девушка не похищала его сердце и что он вообще-то счастливый жених, готовящийся к свадьбе. – А вы любите цирк? – внезапно для самого себя спросил Алек. – Цирк? – Ну да. Шапито, яркие шоу, клоуны. – Я очень любила ходить в цирк во времена своей молодости, – старушка прикрыла глаза от нахлынувших воспоминаний. – Сейчас программы уже не те, но раньше это было настоящее волшебство. Артисты вкладывали в номера всю свою душу для того, чтобы каждый зритель ощутил себя в сказке. – Вы так утверждаете, словно видели выступления всех современных трупп. – Ты прав, не всех. Но те, на которые я ходила, мне не сильно понравились. Как-то сын попросил сходить с внучками на шоу одного приезжего цирка, так там бедный дрессированный слон пытался забраться на маленькую тумбу снова и снова, но у него ничего не получалось, а дрессировщик каждый раз приказывал ему повторять, – она неодобрительно покачала головой. – Цирк должен быть свободным. Алек не смог удержать язык за зубами: – А что, если я скажу, что знаю такое шоу, которое бы вам понравилось? – Знаешь… – задумчиво протянула старушка, наблюдая за тем, как Алек бросает крошки слабым голубям, оставшимся без угощения. – У тебя глаза добрые. И я думаю, что сходила бы на шоу, которое ты мне посоветуешь. Алек усмехнулся. Он не сильно понимал, какую доброту эта дама разглядела в его глазах и как вообще это относилось к цирку, но вытащил из кармана одну из афишек «Феерии». – У нас новая программа в начале следующего года. Я буду рад, если вы придёте, – и ведь нисколько не покривил душой. Ему нравилась эта милая старушка с красивой улыбкой и россыпью морщинок в уголках глаз. Она взяла афишу, внимательно просмотрела её и удивлённо приподняла брови. – «Феерия»? Это же один из тех самых цирков, представления которых я смотрела десятки раз. И ты выступаешь там? Алек кивнул. – Раньше у вас были поистине завораживающие программы. Воздушно, красиво… Но я уже долго не ходила на эти шоу. Знаешь, история вашего цирка завораживает, сколько было побед и поражений! Если бы действие происходило в мультике, над головой Алека сейчас бы зажглась лампочка. Он готов был расцеловать эту незнакомую старушку. – Спасибо, – он расплылся в искренней улыбке. – За что это? – Вы только что спасли несколько жизней, – возможно, это прозвучало слишком пафосно, и старушка недоумённо моргнула. – Подали отличную идею. А сейчас извините, надо бежать, – сгорая от нетерпения, Алек сорвался с места и уже преодолел с десяток метров, прежде чем его окликнули: – Хей, у меня есть ещё одна отличная идея. Точнее, совет. Я думаю, что у вас всё получится в вашем цирке, но знаешь, что ещё? Эта девушка, кем бы она ни была, признайся ей. Ну или помирись, если обидел. Поверь человеку, прожившему почти восемьдесят лет – ссоры делают жизнь хуже. А оглядываясь назад, я могу теперь сказать, что они мне кажутся совершенно незначительными. Алек обернулся и уставился на улыбающуюся старушку, которая уже, как ни в чем не бывало, вернулась к кормлению голубей. – Эм… Спасибо, – он старался говорить погромче, чтобы его услышали. – Как вас зовут? – Можешь называть меня Эллой. – Я Алек. И да, я оставлю для вас бесплатные билеты на шоу. Помахав на прощание рукой, Алек развернулся и почти бегом бросился к выходу из парка. Ему нужно было добраться до машины как можно скорее. Из этой идеи могло получиться кое-что интересное.***
– А зачем он меняет шнурки на ботинках? – Да это странности артистов, мы пытаемся не обращать на это внимание, – старик Боб почесал затылок и улыбнулся. – Ты ещё не такое здесь увидишь. У всех есть какие-то приметы, кто-то делает это только перед выступлениями, а кто-то, как Себастьян, перед каждой репетицией. Шнурки – это ещё ладно. Вот Джейс всегда танцует танец маленьких утят, хотя жутко боится уток, а Саймон таскает свои тапочки на крышу трейлера. Вообще, много каких интересных примет было за все-то годы. Наш цирк появился ещё в 1887 году, у основ стояло три семьи – Лайтвуды, Льюисы и Бранвеллы. Сначала это было маленькое шоу, но с годами оно росло и ширилось, появились новые артисты и новые жанры. У нас всё шло хорошо до недавнего времени. Шатёр был просто огромным. Магнус, хотя и не выступал на манеже, но бывал на них не редко, и никогда раньше он не казался ему таким большим. Брезент натянут туго-туго, так, что, кажется, сквозь него просвечивало солнце, вокруг много осветительного оборудования, скрытых от глаз обычных зрителей помещений за форгангом, каких-то снарядов и людей. Акробаты во главе с высоким темноволосым парнем, имя которого не отложилось в памяти, только что закончили репетировать и развалились на матах, работники цирка вместе с высоким красавчиком-блондином Себастьяном (как краб из «Русалочки» – только поэтому запомнил) проверяли, как натянут канат. Магнус сидел на первом ряду, вытянув ноги, и внимательно слушал Боба. Этот старичок-одуванчик неопределённого возраста с добрейшей улыбкой подсел к нему и заявил, что разбавит его одиночество. Не то чтобы Магнусу было некомфортно в одиночестве. Но и не то чтобы он возражал против такой компании. – Что именно случилось? – Ну, Изабель ушла, настрой наших подкосился, а когда Роберта не стало и пришлось вернуться в штаб, все были в раздрае. – Это ещё мягко сказано. Магнус поднял голову и наткнулся на внимательный взгляд Люка, ветеринара, который закинул на плечо что-то, похожее на сложенное в несколько раз лассо, и опустился в кресло рядом с Магнусом по другую сторону от Боба. – Едва все пришли в себя, Мариз взяла управление в свои руки, но многие партнёры отказались сотрудничать… А горе не помогало здраво оценить ситуацию. Мы постарались приготовить новую программу, но, как ты понял, ничего из этого не вышло. – Спасибо, что приехал, мой мальчик, – морщинистая ладонь похлопала Магнуса по колену. – Знаешь, «Феерия» для нас и семья, и дом. Я вообще за свою жизнь ничего другого и не видел. Магнус действительно почувствовал себя мальчишкой рядом с Бобом. – И, надеюсь, не увидишь, – Люк улыбнулся. – Всё у нас будет хорошо. У нас-то «Феерия» вообще одна на миллион, – Боб заметно растягивал гласные, но при этом всё равно говорил проворно и быстро. – Есть цирки, в которых работников и за людей не считают, артисты – пупы земли, а все остальные так… пыль под ногами. А здесь никогда такого не было, всегда вместе, всегда рядом, всегда готовы помочь. Мы следим за порядком, продаём, так сказать, дополнение к эмоциям, – он немного помолчал. – Ты только это, не смей тут никого «циркачами» называть, бесятся жутко. – Да-да, – подхватил Люк. – Только артисты. А при Саймоне никогда не произноси слово «клоун», он тебя сразу загрызёт. – Или начнёт лекцию на пару часов. Ты не думай, что он книжку в руках просто так с собой носит, у него там материала столько, что ты успеешь состариться, пока он всё расскажет. Магнус вспомнил этого слегка кучерявого парнишку и содрогнулся. Это ж второй Рафаэль, только в десять раз эмоциональнее. Кажется, вспомнил и содрогнулся не только он, потому что молчание затянулось. – Как я понял, Роберт был хорошим директором? Старик Боб усмехнулся. – Ну да, директором был хорошим. Настоящим профессионалом. Не только в управлении, но и в дрессировке. Люк, кстати, был кордовым (*1) у Роберта, они всегда вдвоем выступали… – Но Алеку в этой роли я никогда не был нужен, – закончил мысль сам Люк. Магнус резко поднял голову и втянул воздух, а уже потом понял, что сделал. Он скосил взгляд в одну сторону, в другую, но ни Люк, ни старик Боб, вроде как, не придали этому значения. Он постарался растянуть губы в улыбке, но они не слушались. Хорошо, что Люк уже продолжил свой рассказ. Плохо, что говорил он о том, о ком Магнус предпочёл бы не вспоминать. – Я умею подавать команды без слов, с помощью посадки и нескольких заученных движений руками, но у Алека всё по-другому. Магнус, тебе ещё предстоит увидеть это, но кажется, что лошади читают его мысли. Он их привораживает. Так, а вот это уже слишком… Он был не намерен слушать про Александра Лайтвуда, особенно когда о нём говорили с таким восхищением. Про цирк послушать было полезно, пообщаться с Люком и Бобом – тем более, но на всё остальное он не подписывался. Как хорошо, что у него было запланировано дело, о котором знали все в цирке. – Люк, Боб, был рад с вами пообщаться, но мне пора ехать. Люк замолчал, Боб снова похлопал его по колену. – Удачи. Магнус кивнул, поднялся с кресла и вышел из манежа. Поляна вокруг него жила собственной жизнью. Листья деревьев шелестели на ветру, солнце играло в траве, цирковые занимались своими делами. Это место поистине завораживало. Особенно особняк из красного камня. Несмотря на простые формы и общую ясность композиции, он навевал мысли о чем-то фундаментальном и историческом. Три этажа, ступенчато расположенные полукруглые окна с большими гладями стекла и пристройка крыльца. Красиво. Ещё издалека Магнус увидел, что рядом с автокемпером собралась небольшая группа цирковых, они что-то бурно обсуждали с Рагнором, обступив его тесным кругом. – Ну да, я уверен, что путешествовать на шикарном раздвигающемся автобусе, обстановке которого могут позавидовать номера в дорогих отелях… – воздушный гимнаст, выступающий с Майей, прислонился спиной к автобусу. – А ты не завидуй, Джордан, – Майя легко пихнула его в бок. В улыбке Рагнора так и читалось: «Завидуй». – Машина нам досталась за полцены, потому что «мы будем рады, если участники шоу Великолепного Бейна будут на нем путешествовать». Магнус усмехнулся и подошёл ближе. – Иногда популярность – приятный бонус, – он кивнул на приветствия цирковых. – Рагнор, где Рафаэль? Нам пора ехать.***
– Хей, Земля вызывает Иззи, ты вообще со мной? – Джейс пощёлкал пальцами перед лицом Изабель, за что тут же удостоился гневного взгляда и недовольно поджатых губ. – Ещё раз так сделаешь и проснёшься в окружении уток, – прошипела она. – Поверь, я попрошу у Магнуса, он не откажет. От такой перспективы Джейс вздрогнул и тут же выставил руки вперёд в примирительном жесте: – Я же о тебе забочусь. Обед уже подходит к концу, а ты ещё даже не притронулась к своей порции. – Если хочешь добавки, так и скажи, – закатила глаза и пододвинула к нему тарелку. – И я жду Алека. Если бы ты был хорошим братом, то тоже бы волновался, а не думал только о втором куске мяса. Джейс обиженно насупился, но тарелку взял и, всё ещё недовольно хмурясь, принялся за вожделенный стейк: – Он всё равно не придёт, – через несколько минут с набитым ртом пробурчал он. – Я видел его, он с утра ходил на озеро, а потом взял машину и поехал в город. Ему стыдно, а значит, не покажется до тех пор, пока не прекратит себя терзать. Изабель вздохнула. Перестукивание длинных ногтей по столу начало давить на нервы, словно звук капающей воды из не до конца закрученного крана, и она схватила из подставки пару салфеток с нарисованными по краям клоунами, чтобы хоть чем-то занять руки. Привыкнуть к тому, что Алек так изменился, было сложно. И дело было даже не в намечающейся свадьбе с Лидией. Алек никогда не был любителем выставлять чувства напоказ, но всегда нёс ответственность за свои поступки. А иногда и за поступки других. В детстве прикрывать Изабель было для него привычным делом. Ему попадало от отца, его лишали общения с лошадьми вне манежа, не давали сладкого неделями, но он терпел. Нет, Алека даже в лучшие времена нельзя было назвать душкой. Он никогда не был открытым парнем, который легко подпускал к себе людей, но сейчас что-то в нём неуловимо изменилось. Словно он забрался еще глубже в свою скорлупу и соорудил вокруг неё уменьшенную копию Великой китайской стены. И наставил везде табличек с надписью «Вход воспрещён». Это не бросилось в глаза сразу, но проскальзывало в нервных жестах, неловких покашливаниях и в скептичном прищуре глаз. Изабель наблюдала за ним. Видела, как при разговорах Алек проводил рукой по волосам, давая себе время, словно боялся сболтнуть лишнее, и обдумывал каждое слово. Или как выпадал из реальности на несколько мгновений, и друзьям приходилось окликать его. Или участившиеся «сеансы» стрельбы из лука. А уж вчерашняя выходка никак не могла увязаться в её голове с образом брата. То, что он встречался с Магнусом Бейном ранее – и не просто встречался – не удивляло, словно вписывалось в представление об Алеке, а вот то, как он с этим Магнусом вчера разговаривал… – Если тебе не нравится дизайн стола, так и скажи, а не украшай его бумажными обрывками, – голос Джейса вывел Изабель из раздумий. Она вернулась в реальность и уставилась на небольшую горку из кусочков порванных салфеток прямо перед собой. – Увлеклась, – Иззи пожала плечами и, собрав обрывки, смяла их в кулаке. – С Алеком всё будет хорошо, – Джейс даже оторвался от своего стейка. – Просто ему нужно время. Всем нам нужно. Он немного помедлил и покосился на столик в дальнем конце столовой, где сидели Саймон, Клэри и Лидия вместе с неразлучной тройкой – Себастьяном, Майей и Джорданом. Изабель притворилась, что не поняла намека, и засунула смятые салфетки в стаканчик из-под кофе. Справляться с переживаниями за брата, было намного труднее, чем закрывать глаза на то, что рядом с ней сидел только Джейс. Она не питала глупых надежд, что стоит ей вернуться, и всё станет на круги своя. Как Джейс сказал – для всего нужно время. И для всех. Поэтому она не навязывалась. Сегодня, когда Магнус с Рафаэлем и Рагнором поехали в город договариваться насчёт рекламных мероприятий, Изабель решила остаться. Просто пройтись по особняку, сходить на манеж, прогуляться по окрестностям и вспомнить, каково это – быть членом «Феерии». И найти Алека, чтобы поговорить с ним. Никто не осуждал её за уход. Многие цирковые улыбались, кто-то в сотый раз говорил, что рад её видеть, поздравлял с возвращением домой. Кэсси даже нарисовала открытку и торжественно вручила её под добродушный смешок Ходжа. – Алек теперь всегда такой? – тихо спросила Иззи, покосившись на Джейса. На несколько секунд за их столиком воцарилась тишина. Джейс покосился на неё и отложил приборы. Потом отодвинул тарелку подальше и откинулся на спинку стула: – Что ты имеешь в виду? Предложение Лидии и скорая свадьба? Его озлобленность? Нежелание общаться? Вчерашняя выходка? Слишком многое Изабель имела в виду. – Он никогда ни на кого так раньше не огрызался, как вчера на Магнуса, – выбрала самый безопасный вариант. – Ну, мало ли что там при их встрече произошло. Алек сказал, что пролил на него кофе, может, Магнус ему врезал, – Джейс пытался казаться расслабленным, но у него это плохо получалось. – Нет, тут что-то другое. Что с ним стало, Джейс? – Что с ним стало, Иззи? – он усмехнулся, и в его глазах блеснуло что-то, похожее на гнев. – После того, как ты ушла, а потом умер Роберт? Изабель потупилась. Тут и психологом не надо быть, чтобы понять, что Джейс всё ещё злился. На весь мир за всю сложившуюся ситуацию с «Феерией». На Изабель за то, что ушла, ни слова не сказав. На отца за то, что умер. На Алека за то, что отказывался что-либо объяснять. Он злился на самого себя за свою беспомощность. Изабель пододвинулась вместе со стулом, вызвав до дрожи противный скрип алюминиевых ножек по полу, и уткнулась лбом в плечо брата. И не смогла сдержать облегчённого вздоха, когда тёплая ладонь легла ей на макушку. Ещё не простил, но уже не злился. – Наш братец никогда не отличался уверенностью в себе и в том, что делает, – приглушённо продолжил Джейс. – Но после случившегося мне иногда кажется, что он полностью потерял себя.***
«В пробках в обед нет ничего удивительного, в пробках в обед нет ничего удивительного». Он вновь просигналил зазевавшемуся водителю. Алек чувствовал потребность вернуться в «Феерию», настолько же сильную, как и желание сбежать оттуда утром. Несмотря на то, что липкий стыд ещё сидел в душе, как какой-нибудь третьесортный король, развалившийся на троне. Да, ему было стыдно. Вчера, сразу после того, как он ушёл с собрания; вечером, когда выпускал одну стрелу за другой; ночью, когда не смог заснуть; утром, когда постарался сбежать от проблем на озеро… Начинало казаться, что всё происходящее – это насмешка судьбы. Расплата за саму мысль о нормальной жизни. Пусть не счастливой, но нормальной. Алеку потребовалось много времени, чтобы оправиться. Полтора года назад он не знал, где заканчивалась тоска по отцу и начиналась тоска по Магнусу. Он сотни раз задавал себе вопрос, как можно было влюбиться в человека за один день, как можно было позволить себе даже подумать об этом. Если бы не было Магнуса, отец был бы жив – в этом он убеждал себя изо дня в день. Старался убедить. Но в итоге не мог винить никого, кроме себя. Если бы тогда он не пошёл на поводу своих чувств, всё могло остаться на своих местах. Скоро стыд ушёл. Точнее, Алек затолкал его так глубоко внутрь, как только мог. Но не заметил, что, сделав это, потерял часть себя. А потом пришли сны. Большинство из них были про отца. Картинки сменялись одна другой – вот Роберт впервые сажает маленького Алека на лошадь, вот тренируется с ним, а вот уже отвешивает пощёчину внезапно ставшему неугодным сыну. А потом погибает. Погибает раз за разом, как наяву. Алек видит его смерть. Слышит звук удара по тормозам. Визг шин, болезненно цепляющихся за асфальт в попытке остановиться. Слышит, как отец шепчет перед тем, как его глаза закроются навсегда: «Ты недостоин быть моим сыном». А когда не снился отец, приходил Магнус. И эти сны были почти такими же болезненными, как и первые. В некоторых Алек гулял с Магнусом по парку и обсуждал с ним «Мастера и Маргариту», в некоторых – просыпался рядом, в некоторых – целовал его. А в некоторых из них он звонил. Доставал картонку, оторванную от крышки коробки из-под пиццы, набирал дрожащими пальцами номер и слышал глухое «Александр». Во снах Магнус всегда узнавал его сразу. И эти сны были самыми мучительными. А в некоторых снах была Лидия. И эти сны Алек любил. Потому что после них не подскакивал на кровати, резко бухаясь с головой в реальность. После них не было желания лезть в петлю. После них на душе было спокойно. Не хорошо, но хотя бы спокойно, а разве счастье – это не покой? Перед глазами возникла Элла. Странная старушка… Но нельзя было не признать правоту её слов – про то, что ссоры делают жизнь хуже. Его разногласия с Магнусом (если можно было так назвать происходящее между ними) были только их делом, и от этого не должны были страдать интересы «Феерии». Им нужно было поговорить. Им нужен был нейтралитет. Машина Алека медленно продвигалась вперёд. Спустя долгих тридцать минут движение, наконец, пришло в норму. Когда уставший и раздражённый Алек припарковал машину, часы на приборной панели приближались к отметке в три часа дня. Он должен был как можно скорее поговорить с Мариз, а потом начать тренировки. – Войдите! – прозвучало в ответ, едва Алек постучал в заветную дверь кабинета. Мариз сидела за столом, заполняла бумаги, но отложила их в сторону, когда увидела сына. – Александр? – в её голосе не было удивления. – Ты хочешь о чём-то поговорить? В подтексте фразы явно слышалось: «Ты пришёл извиниться за вчерашнее?». Он неловко замялся у двери. – Мам, прости. Я не знаю, что на меня нашло. – Ничего страшного, Алек. Что? Ему потребовалось ущипнуть себя за руку, чтобы осознать, что ему не послышалось. Он ожидал обвинения или хотя бы недовольство в её голосе, но ничего этого не было. – У всех бывают срывы, – Мариз мягко улыбнулась. – Но я считаю, что перед Магнусом тебе всё же стоит извиниться. – Конечно, – выпалил Алек радостно и немного шокировано, а потом всё же решил высказать то, ради чего пришёл: – Мам, я знаю, что нам нужно. Та программа, которая сможет увлечь зрителей. Я долго думал над этим, а в итоге оказалось, что ответ лежит прямо на поверхности. «Феерия» существует уже не одно десятилетие, и, чтобы подчеркнуть это, мы можем устроить путешествие во времени. И с радостью заметил, что сумел её заинтересовать.***
Алек не мог скрыть довольной улыбки, пока шёл к Магнусу. Мариз одобрила его идею, осталось только обговорить всё с Еленой. Костюмированная программа, рассказывающая историю цирка от зарождения до наших дней, должна привлечь внимание зрителей. И даже тренировка после прошла без заминок. Новые элементы не могли родиться из воздуха, и никто не говорил, что будет легко, но Алек считал удачей хотя бы то, что сегодня он не сломал себе шею. Да что там шею – он ни разу не упал. За полтора года подготовки это случилось едва ли не впервые. Ведь в новой программе упор больше всего делался именно на его профессионализм. И безбашенность. Вряд ли кто-то до него пытался исполнять элементы конной акробатики на лошади без трензеля и уздечки и без кордового, который бы мог подстраховать. Автокемпер возвышался над трейлерами «Феерии», казавшимися рядом с ним игрушечными машинками. Алек поднялся по ступенькам и глубоко вздохнул, собираясь с мыслями. Дверь была чуть приоткрыта; он постучал и, не дождавшись ответа, зашёл внутрь. В помещении царила полутьма, но даже она не могла скрыть уюта. И одновременно роскоши в каждой детали. Кожаный диван, расположившийся вдоль стены, упирался в кухонный гарнитур, напротив него – два кресла и плазма. Чуть подальше – двери в отдельные небольшие комнаты. Алек не удивился, если бы узнал, что ступеньки выполнены из мрамора. А ещё в автокемпере было пусто. Прекрасно. Наверное, сидеть здесь, как маньяк, было бы не лучшей идеей, поэтому он развернулся, чтобы выйти. – Алек? В дверях стояла Изабель. Алек замялся. Им с сестрой так и не удалось остаться наедине с их прошлого не очень приятного разговора, и он не знал, как себя вести. – Я Магнуса ищу. – Вот как, – в её голосе проскользнули разочарованные нотки, но она быстро скрыла их за улыбкой. – Они с Рагнором и Рафаэлем ещё с утра уехали в город и пока не вернулись. Алек выругался про себя. Ну конечно, Магнус не мог оказаться рядом, когда был нужен. – Я тогда попозже зайду, – он спустился по лестнице, обошёл Изабель и направился к особняку. – Ты не должен бояться своих чувств, – тихий голос сестры как будто ударил в спину, и Алек остановился. Словно что-то резко дёрнуло его назад. – Что ты имеешь в виду? – он медленно обернулся и постарался сделать вид, что до него не дошёл смысл этих слов. – Алек, я знаю, почему ты сорвался вчера. Но не считай то, что чувствуешь, неправильным. Он сжал руки в кулаки. Иззи осталась все такой же проницательной, если не сказать пронырливой, и читала его, как открытую книгу. И это спустя больше полутора лет разлуки. – Я не понимаю, о чём ты говоришь. – Ты никогда не умел врать. «А ты всегда слишком хорошо меня знала». Конечно, Алек врал. И стоило признать, что весь его гнев – это лишь выражение страха. Он испугался того, что начало происходить с его миром, стоило Магнусу Бейну в него вернуться. Запретные эмоции оживали. Краски возвращались, создавая замысловатый пейзаж. Слишком замысловатый для той простой жизни, которую хотел для себя Алек Лайтвуд. Тёплая ладонь легла ему на грудь, заставляя поднять взгляд. И когда Изабель успела подойти? – Я понимаю. Тебе тяжело из-за смерти папы. Мне тоже тяжело, как бы я не старалась это скрыть. Но ты не должен из-за него ставить свою жизнь на паузу. – Понимаешь? – Алек зло усмехнулся, и она убрала руку. – Думаешь, что понимаешь, Иззи? Последние слова, сказанные отцом тебе, были о том, что ты не достойна управлять наследием Лайтвудов, да? Последнее, что отец сказал мне – что я не достоин быть его сыном. Алек глубоко дышал. Он чувствовал, как начинает щипать в носу. Это было слабостью, которую нельзя себе позволять. – Алек… – Изабель явно не знала, что сказать. – То, что ты говоришь сейчас, и те отношения, которые были у тебя с отцом прежде… – Я сказал ему, Из, – он и сам не понял, почему не остановился. Просто казалось, что если промолчит, то его разорвёт на куски. – Я встретился с Магнусом, а потом пришёл к папе и всё рассказал. Алек снова опустил взгляд, не желая видеть жалость в глазах сестры. Ему не нужны были утешения. Но Изабель лишь кивнула в сторону автокемпера. – Пойдём, большой брат. Кажется, нам надо поговорить. И Алек пошёл. Он говорил, и говорил, и говорил, и думал, что это никогда не закончится. Изабель молчала. Кивала головой, держала ладонь на его колене, но не перебивала. И за одно лишь это Алек был ей благодарен. Он рассказал всё. Начиная со встречи с Магнусом в молле, и заканчивая смертью Роберта. Его голос дрогнул, когда он заговорил об отце. Ему казалось, что Изабель начнёт винить его. Закричит, объявит, что Алек сам во всём виноват, запретит приближаться к ней… Но она не сделала ничего из этого. Просто на секунду сжала ногтями его коленку. Алек уже и забыл, каково это – делиться чем-то сокровенным. Он ощутил себя маленьким мальчиком, рассказывающим сестре о своих неудачах на тренировках, ведь больше он никому не мог довериться. Отец бы не понял. Джейс был слишком увлечён метанием ножей, чтобы слушать про дрессуру. Перед Лидией не хотелось показаться слабым. Алеку так не хватало Изабель всё это время, и больше не было смысла отрицать, что он рад её возвращению. Но это не значило, что он на неё больше не злился. – Я всё ещё не понимаю, почему Лидия. – Она помогала мне. И ты знаешь, что мы всегда были близки. – Как друзья, Алек! – Изабель всплеснула руками, не собираясь сдаваться. – Ты только что рассказал мне про Магнуса. И скажи, ты чувствуешь рядом с Лидией хотя бы половину того, что чувствовал рядом с ним? Алек попытался сглотнуть и протолкнуть в грудь хоть немного воздуха. Иногда её способность задавать правильные вопросы неимоверно раздражала. Вызывала ли в нем Лидия то, что вызывал Магнус? Нет, сто раз нет. Но, может быть, так и было правильно? – Она замечательная, – сквозь зубы процедил Алек. – И она была рядом. В то время как до тебя даже дозвониться было невозможно. В автокемпере воцарилась тишина, прерываемая лишь тяжелым дыханием обоих. Изабель вся как-то резко сдулась и сложила руки на груди. – Я не сразу узнала, что отец погиб, – спустя несколько долгих минут она всё же начала говорить, глухо и немного безжизненно. – А потом? – голос Алека тоже был тихим. – Узнала и всё равно не вернулась. В глазах Изабель плескалось столько горечи, что впору было начать черпать её ложкой. Или разделить между всеми членами «Феерии», раздать всем по кусочку, и всё равно осталось бы слишком много. У Алека перехватило дыхание. – А потом я боялась вернуться. Боялась, что вы с Джейсом и Максом возненавидите меня, – и это её признание, как ножом по рёбрам. Или арматурой по голове, чтобы что-то там встало на место, и до Алека дошло, что не ему одному могло быть плохо. Он притянул Изабель к себе, обнял за плечи и положил подбородок на макушку. Привычный жест. Родной. Нужный. – Мы не смогли бы ненавидеть тебя, Из. Ты же наша семья. И мы любим тебя, – он немного помолчал. – Знаешь, если твои друзья сегодня задерживаются, то может тебе стоит присоединиться к нам в холле? Клэри обещала скачать какой-то новый фильм, по которому сейчас все сходят с ума. Изабель нерешительно кивнула. Когда стемнело, она вместе с Алеком поднялась на второй этаж особняка. И друзья улыбнулись ей. За исключением Саймона, но тот просто прожигал её взглядом, пока она смотрела в другую сторону. Алек весь вечер обнимал сестру за плечи и расслабленно улыбался, он давно не чувствовал себя так спокойно. Возвращения Магнуса они так и не дождались.***
Тишина ночного манежа нарушалась двумя голосами. – Мариз назначила меня на новую должность, и мне нравится вести цирковые программы, но понимаешь… – Не то? Другие эмоции? – Верно. Не чувствую того, что чувствовала обычно. Я осознавала, что любой цирковой жанр связан с риском. Джейс каждый раз рискует ранить любимую девушку, Себастьян – сорваться с большой высоты, Алека лошади вообще могут скинуть со спины и затоптать, если вдруг испугаются какого-нибудь слишком резкого детского вскрика. – Но не повезло именно тебе. Они переглянулись и помолчали. Не тягостно. Сегодня тренироваться было очень легко. Час назад, как только стемнело, и Алек заснул, Лидия выскользнула из постели, на цыпочках подошла к шкафу и достала оттуда тренировочную форму. Ей не спалось, а вот Алек впервые за многие дни спокойно закрыл глаза и сразу же провалился в сон. Лидия была за него очень рада, но сердце тянуло её в другую сторону. Она невесомо провела тыльной стороной ладони по щеке спящего Алека и вышла из комнаты. Дошла до манежа, ежась от ночного холода, и включила дополнительное освещение. Лидия даже не удивилась, когда поняла, что рядом с кулисами уже кто-то был. – Ты снова здесь? – лёгкая улыбка тронула её губы. – Ты же сказала, что постараешься прийти. А что бы ты делала без своего помощника? – Как-то же справлялась целый год, – в голосе Лидии не было насмешки. Лишь благодарность. Ей было намного легче тренироваться в присутствии человека, который мог оценить её успехи со стороны. Мог подсказать. Или подбодрить, когда боль становилась невыносимой и хотелось всё прекратить. – А может, я прихожу просто потому, что восхищаюсь тобой?