***
Домик и обстановка в частности сильно отличались от наших. Но здесь красиво. Определенно. На кухне стоял огромный стол прямо около окна. И вообще, что за дискриминация? Почему у нас даже кухни нет? Я сидела на стульчике за столом, оглядываясь. Наверное, утром, когда только разлепились веки, ты идешь в халатике на кухню, делаешь кофе, садишься около огромного окна, затягиваешься сигаретой, ты просто попадаешь в рай. Вот в этом раю Ян Андреевич суетливо бегал около плиты, словно не зная, как с ней обращаться. На секунду мне стало даже смешно от его беспомощности, но, решив его пожалеть, я отправилась на помощь. — Я думала, вы со всеми женщинами отлично справляетесь, — саркастично произношу я, увернув огонь и разбивая яйца в сковородку с шипящим маслом. — Плита не входит в этот список, — хмуро объявляет он. — И как вы себе готовите только, — задумчиво говорю я. — Мне готовят. Оу. Неожиданно и как-то обидно. Это мини-намек на то, что у него есть девушка? Или же, он просто желает поскорее отвязаться от меня и прекратить этот бессмысленный разговор. А может, и вовсе всё сразу. Решаю, что так и есть, и перестаю болтать. Становится страшно немного. Тишина почти всегда пугает. Хотя почему это всегда я должна думать, как поддержать разговор? — Сегодня в час будем катать программы, — неожиданно нарушает тишину голос Яна Андреевича. Спокойным завтрак явно не будет. И что ему неймётся? Так и тянет поговорить на душетрепещущие темы. То молчит, а то как скажет, аж уши вянут. И почему нельзя поговорить о погоде или о лете? Нет. Нужно сразу о гимнастике. Будто это единственная тема для разговоров. — И что? — откладываю в сторону вилку с кусочком яичницы, всматриваясь ему в глаза. Я заинтересована. Хотя уже утром портить свое настроение не входило в мои планы. — У тебя нет программы. Значит, сегодня составим, — объявляет он, спокойно откусывая кусочек хлеба. — И кто мне будет ставить? Настя? Интересно, где она вообще? Неужто этот недотренер съел ее? Хотя я скорее поверю, что он отшил её, и она решила утопиться. — Если хочешь, я, — он откладывает еду в сторону и устремляет взгляд на меня. Вау. Это можно расценивать как предложение своей натуры? — Мне нужна нормальная программа. Со сложными элементами. — Алиса, сначала нужно базу сделать. Нельзя рубить с плеча, понимаешь? Вздыхаю. Как тут не понимать. Будто я не вижу, что я тут чмо. При чем полное. Наверное, самое ужасное и унизительно для меня — быть хуже всех. Ну знаете, когда с тобой тренируются КМС по художественной гимнастике, а ты даже на шпагат в минус не садишься. Гадство. Однако сдаваться совершенно не хотелось. Да и тем более когда это сдаться было выходом из проблем?***
Пробежка прошла как и обычно. То есть отвратительно. Зато я могла себе поставить первую галочку в «достижениях». Я пробежала этот чертов кросс. Можно было бы отпраздновать это вечером холодненьким пивом, но, кажется, кто-то обещал больше не пить. Вот еще один принцип моей жизни: держать обещания. Сегодня почему-то было особенно жарко. Девочки оголились до топиков и шорт, виляя тощими задницами. Вот и Ян Андреевич снял футболку, демонстрируя всем своё тело. Дьявол. А все и пялятся, будто это единственный голый мужчина в их жизни. Вот чушь. Чушь-то чушь, а зачем я продолжаю смотреть? Сразу вспомнился сон, заставляющий меня краснеть. Боже. Он же подумает, что это из-за того, что он полуголый тут. Я и правда ходячая катастрофа. — Девчонки, на завтрак, — зовёт всех недотренер. И они идут. Так радостно. Хихикая у него за спиной. А потом он им скажет: «Мне готовит левая телка дома». Хотя, может, и правая телка. В политических взглядах я вряд ли разбираюсь. — Мармеладкина. Для тебя сегодня медаль, — смеется Ян Андреевич, надевая мне что-то на шею, — она шоколадная, так что вдвойне круто. И уходит. Понимай, как хочешь. А медаль и правда классная и пахнет вкусно. Только не решаюсь её есть. — Спасибо, — вслед ему кричу я. И что мне с ней делать? Убрать куда подальше с глаз долой это точно, а то надумаю себе, что не раздумать потом.***
— А потом в ночной клуб пришел Ян Андреевич, — Света уже так хохотала, что покраснела и стала похожей на краба, — и он заставил футболистов отжиматься сотню раз прямо на танцполе. Еще так грозно сказал: «Чтоб мне девок больше не портили». А мы как давай бежать оттуда. — Зато познакомились с парнями, — добавляет Надя. — А ты опять где ночевала? — У Тёмы, — вру я. С детства нас учили, как плохо врать. Но никто не говорил про ложь во благо. Вообще, все самое жизненное от нас всегда почему-то скрывали. Например, какими плохими могут быть люди. — Я так волнуюсь, — хлопотала Света за минуту до катания программы. Да, конечно. Кому сейчас стоит волноваться, так это мне! У меня нет программы, я не помню ни одного чертова элемента, у меня болят ноги, но я почти держу себя в руках. Хотя если случится ещё хоть что-то, я уверена, что истерика нагрянет ко мне с радостью. — Алиса, у тебя сегодня импровизация? — Милана встала рядом со мной, ожидая непонятно чего. Как мухи слетаются на дерьмо, так Милана на неудачи. — Я вообще не буду выступать, — отнекиваюсь я. — Ну, конечно. Таких как ты, нужно вообще изолировать. — Ударить или выдрать волосы? — шепчу себе под нос, пытаясь успокоиться. — Вот и замолчала. Дура. — Выдрать волосы, — решаю я и цепляюсь пальцами за пакли этой назойливой козы. — Что ты творишь, идиотка! — орет она, пытаясь вырваться. Миг. Я срываю огромные пряди волосы Миланы. Черт. Что за дерьмо? — Эти волосы стоят больше, чем вся твоя жизнь! — кричит пострадавшая, щупая свои волосы. — У тебя даже волосы ненастоящие, ненормальная! — восклицаю я, кидая пряди на пол. Девочки вокруг нас хихикают, и, естественно, недотренер уже здесь. — Что случилось? — бешеными глазами он осматривает нас, тяжело дыша. Злится? — Эта дура вырвала мне волосы! — пищит Милана. — Это даже не твои волосы, истеричка. — Обе наказаны. Ничего слушать не хочу. Алиса, — многозначительный взгляд в мою сторону, — будешь тренироваться отдельно, если не умеешь себя вести. Внутри все просто сейчас взорвется. Зато Милана смотрит на меня ликующим взглядом. Ничего. Я тебе ещё глаза выцарапаю! Хотя тренироваться отдельно от этого террариума со змеями отличная идея, я считаю!***
Наверное, любовь действительно является чем-то волшебным и невероятно окрылённым. Когда бабочки заполняют внутри все, щекотя изнутри. Мы с Артёмом уже полчаса смотрели какой-то идиотский романтичный фильм, лёжа на его узенькой кроватке, крепко обнимаясь. Одной рукой он аккуратно прижимал меня к себе, а второй нежно гладил меня по волосам, отчего я еле сдерживала слюни. — Смотри, ну что ты не смотришь! — возмущался Тема, смотря своими медовыми глазами в мои. На секунду что-то резко кольнуло в сердце. И вдруг обещание о том, что я не сделаю ему больно, приобрело ещё большую важность, заставляя сердце биться чаще. Хотя вряд ли предательство когда-то было моим грехом. Это слишком больно, и я ощутила его на себе. Когда мать оставляет тебя одну с отцом, давая волшебный пендель во взрослую жизнь, сначала это уничтожает. И ты понимаешь, что вот оно. Та самая вещь, которую ты никогда не сделаешь в своей жизни. Не бросишь ребёнка ради белиберды, не сделаешь любимому человеку больно. Особенно ему. Парню, который прямо сейчас смотрел на меня своими сияющими глазами, начинающему улыбаться, стоит мне только посмотреть ему в глаза. И я бы, наверное, никогда не смогла бы его предать. Это как пнуть доверившуюся бездомную собаку, которая подставила тебе пузо почесать. Я боюсь боли. Всю жизнь пытаюсь убежать от неё, но не выходит. Не потому ли, что я плохо бегаю? Думаю, нет. Мы просто с ней все время соревнуемся, но она выигрывает. А я все бьюсь и бьюсь, снова доверяя, снова совершая ошибки. И так, может, было бы до самой смерти. Но жизнь так не считала. — Алис, что случилось? — Тема развернул меня к себе, внимательно разглядывая мое побелевшее лицо. — Думаю, что влюбилась, — мямлю я, не поднимая глаз. — Тогда, — как-то особо официальным голосом начал парень, — пришло время признаться, — снова пауза; сейчас он больше походил на президента, говорящего обращение на Новый Год, — я тоже. И мы оба захохотали, плюхаясь обратно на кровать. Он снова зажал меня в своих тёплых объятиях, заставляя невольно улыбнуться. И я таяла. Как масло в горячем молоке. — Как там Ян? Не обижает? — решает вдруг спросить Тема, разрушая все прекрасное волшебство, только воцарившееся в комнате. — Средне, — отвечаю сухо я, отводя глаза. Когда я думаю о Яне, все вокруг почему-то становится странно бессмысленным, включая наши с Темой отношения. Поэтому…я просто стараюсь не думать.***
— И ты действительно хочешь начать все сначала? — Тема хлопал глазами, словно я сейчас рассказала ему что-то настолько грандиозное, что в это невозможно было поверить. Я ему открылась. Рассказала все о гимнастике, о наших с ней отношениях. Мою историю. И скрыла только одно. Свой страх. О нем не знал никто. Никто не знал, как я снова боюсь прыгать в чешках, совершать любые мудрёные движения. — Собираюсь, — мурлыкаю я, крепче прижимаясь к парню. — Значит, мы с Яном тебе поможем, — бодро объявляет парень. — Я сама. Правда, Тем, не стоит, — пытаюсь убедить его я, приподнимаясь на локтях.***
Я весело шагала к нашему домику. Он казался мне уже таким родным и каким-то чудесно милым. Но при воспоминании о змеюках, которые там живут, настроение испортилось. Может, их и стоило пожалеть, ведь счастливый человек вряд ли будет выпускать в мир весь свой яд и гнев. Но мне никогда не было жаль тех, кто может себе помочь собственноручно. Зато я могла часами рыдать в подушку, увидев больную бездомную худую собаку. Помню, как раньше таскала их всех домой, заставляя каждое животное вести к ветеринару, а потом пристраивать в приют и ждать, когда его кто-то заберёт, ведь мне было нельзя иметь домашнее животное. Может, именно поэтому я боялась одиночества, как огня? Боялась на старости лет сидеть в одинокой квартире, ёжась от каждого шороха и тихонько плача от жалости к себе. И сейчас мне было жаль отца. Он там совершенно один. Возможно, даже не готовит себе и ест один «Доширак» вперемешку с яйцом. Но позвонить я ему не могла. Мне было стыдно. За то, что он меня предупреждал, а я все равно поступаю по-своему, по-идиотски. Как обычно, в принципе.***
— Девочки? — произнесла я, заглядывая в комнату, которая оказалась пустой. — Привет, — Света вышмыгнула из нашей ванной, хитро улыбаясь. — А Надя где? — несмело интересуюсь я, плюхаясь на кровать. — На свиданке, — странным тоном заявляет блондинка, улыбаясь, — и я тоже пойду сейчас. От только что поступившей информации мой рот непроизвольно открывается и закрывается, словно на секунду я становлюсь рыбой, глотающей растворённый кислород в воде. — И все благодаря тебе! — заявляет девушка, крепко меня обнимая. — А это тебе. Света несмело суёт мне коробочку конфет, улыбаясь. — Все благодаря тебе, Лис, — пищит она. — Ладно, я убежала! И я даже не успеваю ничего сказать. Просто молча сижу на кровати, смотря то на коробку конфет, только что мне всунутую, то на дверь, закрывшуюся после ухода девушки. Даже не хочу понимать и думать, что это сейчас было. В любом случае я за них рада, и это самое главное. Ведь так?***
На улице тихо. Даже слишком. Такая тишина убивает одиноких людей, но является любимчиком парочек. Уже смеркалось. Но не так быстро, как могло. Вечер едва наступал на улицы, будто бы пришёл сюда впервые. Где-то в метрах тридцати я увидела знакомую фигурку, но до последнего не понимала, кто это. И лишь немного приблизившись и хорошенько рассмотрев очертания, я поняла, что это Вера. — Привет, — беззаботно произнесла я, присаживаясь на лавочку рядом. — Привет, — спокойно отвечает девушка, поворачиваясь ко мне. В ней ведь будто что-то изменилось. Не снаружи, а внутри. Глаза как-то странно горят, сверкая еле заметными искорками, а черты лица сложились в непонятную гримасу, раннее мне незнакомую. — Спасибо тебе за совет, — заявляет Вера. Уголки её рта слегка поднимаются, ознаменовывая появление несмелой улыбки. Я вопросительно гляжу на девушку, дожидаясь следующей реплики, потому что совершенно не понимаю, о чем она. — Помнишь, — начинает она, завидя моё удивление и растерянность, — ты сказала, что нужно мужчинам и в частности Яну Андреевичу, — я киваю, начиная потихоньку догадываться. — В общем, я переспала со здешним парнем и теперь полноправно могу предложить Яну то, что ему нужно. От сказанного уши вянут. Мои глаза сейчас, наверное, становятся больше похожи на две огромные Луны в период полнолуния. — Я чувствую себя такой уверенной теперь. Спасибо, Алиска, — заявляет Вера, смотря на меня странными взглядом. Взглядом, полным… благодарности??? — Вер, ты серьезно? — единственное, что я способна сейчас сказать. — Ты отдала девственность какому-то мудаку, чтобы встречаться с Яном? — Он хороший! — обиженно лопочет она. — И… и ты сама мне сказала! — Я не говорила тебе идти трахаться с первым встречным! — чуть повышаю голос я. — Боже, Вера, ну ты вообще! И какое-то чувство ответственности и грядущей вины проскальзывает в сосудах, разливаясь кровью по всему телу. Но я же не виновата, что она это решила сделать. Черт! — Я дура, да? — глаза Веры наливаются блестящими слезинками, а голос вот-вот дрогнет. — Нет, просто… — мнусь я, не зная, что и сказать. — Я не это имела в виду. Я имела в виду, что не стоит этого Ян. — Ты что, Алиса, конечно, стоит! — бормочет Вера, а слезы мигом исчезают. — Как знаешь, — бросаю я, решая уйти отсюда. Неужели такие глупые девчонки ещё остались? Все хорошее имеет свойство заканчиваться. И даже несмотря на то, что хорошее у каждого своё, оно всегда пытается исчезнуть или ускользнуть, как мыло в душе. Сборы тоже оказались не вечными. Несмотря на мое нытье по утрам, жуткую боль, разочарования и кучу других идиотских штук, мне было жаль. Будто бы уезжая, я оставляла малюсенькую часть сердца здесь. Около колышущейся березы возле нашего дома, в кафешке, где мы завтракали, в туалете со скрипящим рычагом смыва. Непрошенные слезы так и хотели вырваться наружу, показывая всем, что мне грустно. Но я не позволила. Тема уехал еще раньше, клятвенно обещая писать мне каждый день и звонить по фейстайму, как только появится время. И я еще не до конца понимала, что у нас будет дальше. Мое внутреннее «я» не воспринимало тот факт, что сблизились мы невероятно быстро и молниеносно. У нас были одинаковые интересы, даже черты характера совпадали, будто нас сделали из теста по одной и той же формочке. Это как наблюдать себя со стороны, иметь другую версию себя. Только он был лучше. Его поступки отличались от моих. И я даже начала подозревать, что не такие мы и одинаковые, пока он не прислал фотку своей собаки, в которой я узнала зверька, что я отловила в детстве на улице и притащила домой. Мне казалось, что судьба смеется или решает хорошенько подшутить, но с каждым днем общения по фейстайму я понимала, что это реальность. Радовалась я и за «устроенность» своих соседок в плане лямур тужур. Соседки вообще стали для меня отдельным разговором. Либо нас так сближал общий враг в виде офигеть каких нагрузок на сборах, либо хорошие подруги действительно существуют, и они достались именно мне, что не могло попросту не радовать. Именно поэтому мы стояли минут десять, обнимаясь и плача друг у дружки на плече, пока мамы нас не оторвали и не разволокли по машинам. И я даже могла в какой-то степени похвалить себя. Да, я отпахала. Я стала лучше? Безусловно. И не только в гимнастике. Но и морально. Я буду скучать по утренним пробежкам, которые заставляли меня злиться, тяжело дышать, а на следующий день материться, стоило мне только встать на ноги. Наверное, эти адские утренние испытания больше всего закалили меня. Как говорится: будет, что вспомнить. Это был своего рода маленький волшебный уголок. Но возвращение в реальность рано или поздно должно было состояться. Погода была соответствующая. Приближение осени чувствовалось везде. Немного сухой воздух насквозь пропах сентябрем. Хмурые облака обволокли небо, пряча солнце. Тучи тоже не сидели на месте, спускаясь к земле. Они нависли, будто пытаясь коснуться Земли. Природе как будто было тоже грустно, и она была готова вот-вот расплакаться. — Ну ты вообще, Алиса. Домой что ли не хочешь? — удивленно пролепетал Миша, хмурясь. — Тебя тут, наверное, вообще не кормили, — вздыхает парень, оглядывая меня. — Я привез тебе «Биг мак». — Что? — насмешливо произношу я, следя за тем, как брат копошится в рюкзаке. — Ты сумасшедший. — Ага, — широко улыбаясь, заявляет он и сует мне коробочку с заветным бургером, — весь в сестрицу. — Поганка, — дразню его я, — но спасибо. — Боже, мама там что, заигрывает с этим секси-мужиком? — ржет брат, сверля фигуру нашей родительницы взглядом. Я хохочу, оборачиваясь. С интересом ищу «секси-мужика», после чего разочаровываюсь, понимая, что это недотренер. Кстати о нем. Даже Ян Андреевич успел оставить какие-то положительные эмоции после общения с ним. Если оценивать наши с ним отношения, пропуская 98% ненависти, 1,5% презрения, можно было выделить целую половину процента на нормальные разговоры. Как по мне, так это уже прорыв. Он успел поставить мне нормальную программу, которую я почти выучила и могла сделать. Оставался единственный пунктик, который нас связывал. Чертов спор, о котором я вспомнила лишь сейчас. Тянул он меня жестко, постоянно наседая сверху и заставляя «тужиться», будто каждое занятие по растяжке я рожала минимум двойню. На хореографии я оставалась еще дополнительно на полчаса, где он тянул мои подъемы лично. «Лягушка» успела мне надоесть так, что я уже не могла слышать ее название. А руки! Как он кричал, когда я путала вторую и третью позиции. Иногда мне казалось, что зеркала в зале вот-вот треснут, поддаваясь его натиску. Но они остались целыми в отличие от моей нервной системы. — Вовсе он не секси, — пренебрежительно отвечаю я. — А они идут сюда. Сейчас тебя покарают. Хочешь прикрою? — Миша дергает меня за руку, обеспокоенно оглядываясь. — Нет, Миш, от проблем нельзя сбегать, — уверенно произношу я и хмурюсь, ожидая знатных пиздюлей. Мама чуть ли не за ручку с этим недотренером подходят к нам, о чем-то мило беседуя. Женщина, ты бы знала, что он со мной делал! — …но мне нужно будет забрать Алису буквально на полчаса, — послышался обрывок фразы Яна Андреевича. — Конечно, — лопочет моя мама, ненароком поправляя свою шевелюру. Мне хватает одного его взгляда, чтобы понять, что он хочет. Буду ли я горбатиться у него на даче или нет? Мне не остается ничего, кроме как лениво плетясь за ним, причитать себя. Но спор есть спор. С детства папа учил меня, что за свои слова нужно отвечать. И я отвечала. Иногда отборным русским матом. — У тебя очень милая мама, — отвлекая меня от размышлений, произносит Ян Андреевич. — Если бы я не знал, что она сделала, то так бы и подумал. Слова застают меня врасплох. Борюсь между тем, чтобы угукнуть ему в тон и дать смачного леща, предварительно театрально замахнувшись. Берет верх золотая середина, и я просто замолкаю, даже ничего не произнося. Такая ли плохая моя мама действительно? Может, она жутко жалеет о содеянном и раскаивается, пока я обвиняю ее во всех смертных грехах? — Даже ничего не скажешь? — удивленно говорит недотренер. И что за манера разговаривать, находясь спиной к собеседнику. Хотя собеседник из меня сейчас выходит совсем непутевый. Может, ответить что-то и стоило, да только я не знала что? Может, просто отшутиться или съязвить как обычно? — Вы меня задеть пытаетесь сейчас? — решаю все же поинтересоваться я. — Пытаюсь понять тебя. — Это ни к чему, — тут же выпаливаю я. — Боишься, что узнаю, кто ты на самом деле? — слишком уверенно произносит он. Я готова, черт возьми, поспорить, что он сейчас ухмыляется, хотя наблюдаю я только его спину. — Даже я не знаю, кто я, — иду на попятную я. — Знаешь, — растягивая первый слог, заявляет он, — а впрочем, мы пришли. Действительно пришли. Это котел, в котором плавятся гимнастки. Зал для хореографии, когда-то наполнявшийся криками, потом и слезами. — Алиса, — он встал напротив с такой гримасой, словно пришёл на представление в цирк, — шпагат… с лавки. Я охнула, понимая, что я сейчас буду делать. Сердце вдруг предательски забилось слишком быстро, будто бы готовилось вот-вот прорвать грудную клетку и выпасть на пол. Руки тут же стали холодными и покрылись капельками пота. Неужели я так распереживалась? Наверное, груз ответственности сейчас работал против меня, тянув вниз. Я разулась и, поставив одну ногу на лавку, а другую на пол, мысленно перекрестилась, после чего начала выпрямлять по очереди ноги. Они предательски идеально выпрямились, как никогда в жизни. Сантиметр оставался до пола, который я готова была вот-вот побороть то ли из-за гордости, то ли из-за желания что-то доказать себе. И я преодолела их, прижимаясь хорошенько к полу. — Смотрите! — завопила я, смотря на себя в зеркало. — Я вижу, — захохотал недотренер, улыбаясь, — давай помогу встать. Внутри все разрывалось. Наверное, мои чувства сейчас были соизмеримы с уличной собакой, нашедшей своего хозяина. Все затрепетало и расцвело. На миг мне показалось, что я могу совершенно все, и это далеко не предел. Как давно я не была так в себе уверена и так собой довольна, как давно я не делала ничего действительно дельного. Даже чувство, когда удачно украл бутылку пива, никогда не сравнится с этим! — Так, мармеладка, — тон тренера стал театрально серьёзным, — моя дача тебя ждёт. Но мне было все равно. Ведь я смогла, сделала. Что я ещё смогу? — Я согласна, — вдруг заявляю я и обнимаю его. Его широкую спину, плечи и на секунду прижимаюсь. Пахнет от него одурманивающе вкусно и пленительно. Я понимаю, что делаю и одёргиваю себя. Недотренер вопросительно смотрит на меня, выгибая свою бровь. Заинтересован, что будет дальше? — Согласна готовиться к чемпионату России с вами, — уточняю я, гордо выпрямляя спину, — Извините. — Я рад, Алиса, — произносит он, а уголки его губ расплываются в несмелой улыбке. — Мы обговорим с тобой это позже, обещаю. Разочарованно киваю. Позже, так позже. Но лучше бы сейчас…