Тренер

      Я спокойно лежала на кровати, подумывая о том, что пора бы уже было выздоравливать. Жизнь будто проходила мимо меня. Сегодня было тепло, и я даже осмелилась отворить форточку и впустить свежий воздух в комнату. Пахло чем-то очень сладким и приятным. Невольно вспомнились прогулки в парке, когда я была маленькой. Так пахла сладкая вата, которую я с радостью уминала за обе щеки, причмокивая, а потом ходила с липкими пальцами, которые отец тщательно вытирал влажными салфетками, пахнувшими лесными ягодами.       Я улыбнулась, поглядывая на себя в зеркало. На меня смотрела совсем другая девушка. Кожа на лице была такой бледной, что я бы слилась сейчас с белоснежными облачками. Мешки под глазами блестели нездоровой синевой, всем видом показывая, что я болею. Я жутко исхудала, и вены на тонких руках набухали, стоило мне только опустить свои конечности вниз. Вздохнув, не удовлетворившись такой картиной, я легла обратно.       Ян даже не писал мне. Наверное, посчитал мой поступок совсем низким и не нашел мне ни единого оправдания. Тёма же почти каждый день интересовался здоровьем и просился приехать, но я каждый раз отказывала. Мне кажется, что моя холодность уже начала вызывать подозрения, но ничего прямо сказать я не могла, отчего еще больше переживала. Самым страшным было и то, что поделиться мне этим было не с кем.       Иногда хотелось просто выйти на улицу и закричать от безысходности, но это казалось мне ещё более глупым.       Мама, узнай она только это, прочитала бы лекцию не меньше, чем часа на три, как плохо я поступила и точно поддержала бы не мою сторону. А отца беспокоить хотелось меньше всего. Он звонил несколько раз, но я даже не стала говорить про факт своей болезни.       А Миша, наверное, догадывался. У нас всегда была какая-то непонятная магическая ментальная связь, которую, как я думала, мы давно потеряли, но нет. Хоть он и давно не знал, чем я живу, и что у меня вообще сейчас в голове, по его глазам было видно, что он начал что-то подозревать. Может, даже не о том, что я изменила, а о том, что я сделала что-то, что не входит в моем понятии в рамки «нормально» или «приемлемо».       Но рассказывать я не стала. Мы болтали на отвлеченные темы, и за несколько дней у меня уже было чувство, что нас никогда и не разлучали. Он болтал без устали обо всём, что только творилось. Даже упомянул пару раз, что у него волосы в подмышках теперь растут, как у настоящего мужчины.       И это был самый обычный вечер, когда я, пополоскав горло и съев очередную порцию таблеток, завалилась на кровать, тихо сопя под какой-то фильм, выбранный Мишей.       В дверь позвонили, и мама побежала открывать. Я притихла, ожидая, что кто-нибудь произнесет имя гостя. Миша насупился, и его брови свелись к переносице. Послышались звуки невероятно радостной мамы, которая что-то очень быстро разгоряченно бормотала.       Я была готова увидеть, кого угодно. Тёму, друга Миши или даже Папу Римского. Но не Яна Андреевича. Не его бездонные голубые глаза, ямочки на щеках, стоило улыбке тенью проскользнуть на его лице.       Он выглядел спокойно и без тени сомнения шагнул ко мне в комнату. Миша, что очень странно, учтиво поздоровался и вышел, подмигивая мне.       И то, что я думала эти дни, сразу же превратилось в ничто. И только сейчас я поняла, что было невероятно глупо думать, что поддавшись ему один раз, давая завладеть моим телом, я не дам ему завладеть душой.       Сердце мое сжалось, и мне даже показалось на несколько секунд, что если я сейчас приложу пальчики к началу запястья, измерив тем самым пульс, то не обнаружу его. Жар тут же прошелся одной огромной волной по всему телу, останавливаясь где-то в пятках, а потом, уходя и оттуда, делая мои ноги двумя тоненькими ледышками.       Мое тело сразу же вспомнило все, до единого прикосновения этого мужчины в тот злополучный день. А мозг резко решил протранслировать воспоминания, которые все эти дни незаметно для меня самой грели душу.       Как он касался меня там, где не касался никто.       И мне даже понадобилось несколько секунд, которые показались мне мучительной вечностью, чтобы совладать с собой.       Надо признаться, мужчина выглядел великолепно. Даже лучше, чем всегда. Он был свежим и невероятно спокойным, что нельзя было сказать обо мне.       Его волосы, будто бы ставшие на десять оттенков темнее, были аккуратно уложены назад, совершенно не вылезая на лицо. Обычная белая футболка и голубые джинсы делали его совсем юным мальчишкой, а без следов щетины и вообще юношей. — Привет, — его голос будто бы расползся по всей поверхности комнаты, заполняя её только собой.       Он не решался сделать шаг вперёд и присесть ко мне на кровать. — Здравствуйте, — менее уверенно, чем хотелось бы, отозвалась я.       Я не знала, как обращаться к человеку, который несколько дней назад доводил моё тело до исступления и держал меня в крепких объятиях. — Как здоровье? — его голос стал более непринужденным, что заставило меня невольно выдохнуть. — Более-менее. Надеюсь, иду на поправку, — отвечаю я, оглядывая его хорошенько ещё раз с ног до головы.       Обручального кольца нет. Замечаю это только сейчас, подметив белую полоску от него. И как я не заметила раньше этого кольца? — Скоро вернёшься на тренировки и в школу, значит, — аккуратно произносит он, делая все же ничтожный шаг вперёд. — Да, — киваю, — как там Тема?       Он смотрит на меня непонимающим взглядом. Будто бы я сейчас спросила первый закон Ньютона. Хмурится, вероятно, думая, что сказать. — Переживает на твой счёт, но ехать со мной отказался. Думает, что ты его разлюбила.       Из его уст это звучит ещё страшнее. — Планируешь дальше с ним встречаться? — невзначай спрашивает он, а его глаза как будто бы выдают немое продолжение его вопроса: «После того, что между нами было». — Нет, — отчеканиваю я.       Ян понимающе кивает. И молчание оплетает своими холодными руками комнату, отчего становится не по себе.       Моё сердце стучит, как бешеное, и, готова поклясться, руки покрылись холодным потом. Я нервничаю, черт возьми. Жадно слежу за движениями мужчины, будто бы хватая их глазами, как рыба губами кислород. — Я не знаю, что можно сказать по случившемуся. Со мной такого никогда не было, — его лицо меняет свое выражение, и он присаживается на кровать.       Теперь не выглядит таким невозмутимым и спокойным, будто бы снял маску. — Если бы я сказал, что уже давно забыл, то соврал бы, а я не хочу тебе врать, — его голубые глаза устремляются в мои, прожигая огромную дыру. — Думаю, что не стоит это продолжать, — выжимаю из себя я, — давайте просто мирно сосуществовать.       Его рот приоткрывается в изумлении, и я понимаю, как сложно мне дались эти слова. Если мы продолжим и зайдём так далеко, как это возможно, то это разобьёт меня. — Наверное, это будет правильно, — выдаёт он, сжимая кулаки и надевая свою маску. — Выздоравливай, жду тебя. — Спасибо.       И уходит. Быстро, не оборачиваясь. И меня накрывает. Хочется заплакать. Выдать всю свою слабость, но я этого не делаю. Просто спокойно выдыхаю. А внутри всё сжимает до боли. До такой дикой, что хочется закричать.       Мишина моська протискивается в дверном проеме, после чего он заходит. Брат присаживается рядышком и обнимает меня. Крепко, так, что я чувствую, что нужна кому-то. Он даже ничего не спрашивает, просто аккуратно поглаживает мне спину, шепча что-то успокоительное.       Я расскажу ему, но позже. Когда буду готова со стороны услышать, что я сделала и получить оценку. А пока нужно раздумать, что делать дальше и какой тактики стоит придерживаться.       День моего выздоровления наступил. И я даже не знала, радоваться мне или огорчаться. С одной стороны, мне хотелось нового общения и знакомств, а с другой — запереться в комнате и днями напролет слушать грустные песни.       Это был понедельник. День, который является самым сложным для многих. С понедельника начинается чуть ли не новая жизнь, и я решила, что будет неплохо попробовать совершить новый старт. Я уныло шагала к воротам школы, рассматривая всё вокруг. Деревья постепенно начали скидывать свои одеяния, что означало наступление зимы.       Мой взгляд подметил несущуюся ко мне со всех ног Лизу, которая подбежав, запыхавшись, поздоровалась, очаровательно улыбаясь. — Практикуешь утренние пробежки? — спрашиваю я, осматривая девушку с ног до головы.       Она хмурится, всё еще пытаясь отдышаться. Её рыжие волосы небрежно раскинулись на плечах. Юбка едва прикрывает худенькие ножки, а веснушки делают её похожей на героиню детских мультиков. — Слышала, ты заболела, хотела написать в ВК или проведать, но даже не знаю твоей фамилии, — Лиза расстроенно пожала плечами. — Теперь я снова в строю, — бодро произношу я, дружелюбно улыбаясь.       Мы входим в школу, аккуратно открывая двери. И сразу же уши заполняет шум, исходящий от шуршащих мешков для обуви, бесконечная болтовня и шаги учеников, которые все время толпятся в школьных коридорах. Я вздыхаю. Будто бы тысячу лет тут не была. Прохожусь взглядом и замираю. Знакомые лица! Надя и Света стоят около расписания, шушукаясь. Я смело направляюсь к ним, улыбаясь, как полоумная. — Привет! — здороваюсь я.       Девочки поворачиваются. — Алиска! — пищит Света, кидаясь меня обнимать.       Девочки долго что-то невнятно лопотали, половину чего я не поняла. Зато теперь знала, что они учатся в параллели. Слава Богу, хоть немного знакомых лиц сделают меня точно увереннее.       Радоваться мне пришлось недолго. Стоило разговору смело шагнуть в направлении учителей, как девчонки восторженно наперебой начали обсуждать Яна Андреевича. Настроение сразу ушло куда-то в пятки, и уголки моего рта полетели вниз, срывая недолго торжествовавшую улыбку.       Лиза лишь шла рядом, иногда что-то спрашивая, после чего кротко кивая, снова продолжала молчать и с интересом слушать. Наконец, прозвенел урок, и мы быстренько разошлись по кабинетам.       Одноклассники никак не среагировали на мое появление. То ли из-за занятости собственными делами, то ли от присутствия помимо меня десятка других новеньких, чему я была рада.       Первым уроком стояла несчастная алгебра. Учительница оказалась довольно спокойной и сразу заявила, что не намерена вдалбливать в наши головы то, что нам не нужно. Хотите — запоминайте, не хотите — сдавайте ЕГЭ на 20 баллов и добро пожаловать в шарагу. Меня это устроило, и я принялась яростно вбирать каждую буковку её речей.       Женщина выглядела немолодо. Седые волосы составляли большую часть её шевелюры, аккуратно собравшись в пучок. Одета она была строго, а её голос больше походил на спокойную звучную мелодию. Её имя так и блистало какой-то стариной, излучая запах старых книг. Аполлинария Андреевна запомнилось быстро.       Вторым уроком была физика. Предмет, который я не признавала. Благо, старику-физику, выглядевшему типичным учителем точных наук, было мало интересно, как мы запомним его предмет. Он спросил, кто сдает физику, на что в классе воцарилось молчание, после чего он удовлетворённо хмыкнул и заверил, что гонять нас не будет.       Чего не скажешь о географичке, которая почему-то решила, что её предмет главный. Хотя сама же на первом уроке спутала Австралию и Австрию, чем вызвала волну смешков и не самое лучшее отношение к себе.       Я уже начала умирать со скуки, как посмотрев в расписание, увидела, что следующим уроком будет биология. На удивление, я не почувствовала ничего, кроме странного волнения и… возбуждения? Внизу живота всё стянуло приятным узлом. Я чувствовала такую приятную радость, что мне стало даже страшно.       Войдя в класс со звонком, я даже не посмотрела на него. Может, потому что знала, что он выглядит прекрасно, а его глаза, как всегда, смеются. Усевшись за парту, я всё же подняла глаза, но не увидела того, чего ожидала.       Насмешливый взгляд выглядел по-другому. Точнее, его не было. Небольшие синяки под глазами делали его каким-то домашним что ли. Волосы впервые не были идеально зачёсаны назад. Ян Андреевич выглядел разбитым. Он стоял около окна, что-то внимательно разглядывая, как мне показалось в первый раз. Но через минуту я поняла, что он просто смотрит в одну точку. В душе стало как-то больно. Я чувствовала сострадание и свою причастность к его проблемам. Хотелось подойти и просто обнять, прижать к себе, но было нельзя.       Я сама выстроила между нами стену, разрушить которую могла только сама. Но, наверное, не хотела. Зависеть от кого-то и сохнуть по парнишке никогда не было моим амплуа. И я хотела избавиться от этих тягостных чувств по отношению к нему, но не могла.       Звонок резко вырвал меня из раздумий, даже заставляя невольно вздрогнуть. Ян Андреевич вздохнул и обратил свой взор на меня. В одну секунду наши взгляды были прикованы друг к другу. Его брови свелись к переносице, и он насупился как… малыш? О Боже, Алиса, ты точно сошла с ума. Передо мной взрослый красивый мужик, а я сравниваю его с малышом.       У него чертовски прекрасные голубые глаза и прекрасный член, которым он пользуется, как Бог. А я идиотка. — Все в сборе? — его голос звучал очень хрипло, будто бы он только что отымел кого-то в туалете.       Ребята переглянулись и кивнули. — Для начала мы повторим генетику, разберемся со всеми понятиями и только потом пойдем дальше. Договорились? — он оглядел класс.       Девочки кивали в независимости от того, что он говорит. Наверное, в мечтах сейчас слизывали взбитые сливки с его торса. Я бы тоже, наверное, была не против этим заняться…       Урок проходил размеренно. Не было скучно, а даже, наверное, наоборот. Было очень даже интересно. Биология никогда не являлась для меня тяжким бременем, но сейчас я слушала с двойным удовольствием. Оставалось только рот открыть.       Мы даже успели решить пару задачек на дигибридное скрещивание, и у меня, черт, получилось. Даже правильно!       Я готова была ликовать, как ребёнок. Но вовремя себя остановила.       Сегодня я даже собиралась позвонить папе и попроситься приехать к нему на выходные. Мама бы точно разрешила, ведь все это время я была просто душечкой и паинькой. По крайней мере, наверное, старалась.       Звонок прозвенел, и биология кончилась, как и все хорошее. Ребята лениво начали покидать кабинет. Я собрала свои вещи и тоже собиралась ретироваться. Я медленно поплелась мимо учителя, а мое дыхание на миг просто прекратилось. Я думала, что просто грохнусь в обморок, но этого не произошло. — Лиса, — его голос вдруг окликнул меня, заставляя обернуться, — тренировка сегодня в пять, придёшь?       Мне хотелось крикнуть громкое «Да», но вместо этого я сдержанно безмолвно кивнула и вышла. Мне стало вдруг так противно от самой себя, что я так ужасно поступаю. Что-то менять было уже поздно?

***

      Пришла домой я в странном расположении духа. Мне было не то, чтобы дурно, но точно не по себе. Мама уже что-то бурчала на кухне, а Миша вздыхал, делая вид, что слушает. Стоило звуку моих шагов разнестись по всей квартире и проникнуть в уши домочадцев, как шквал внимания обрушился на меня одной громадной волной, заставляя забыть, что я вообще должна сейчас делать.       Мама сразу усадила меня есть, предварительно поохав три или четыре раза над тем, какая я худая. Хотя котлетки с макаронами по-флотски заставили бы любого поддаться её чарам и приняться за трапезу. — Как дела в школе? — проникновенный взгляд мамы был направлен на меня. — Шумно, скучно, как обычно, — я пожала плечами, продолжая нещадно расковыривать пухленькую котлетку.       Она, в свою очередь, сдалась покалываниям вилки и, испустив последний вздох, разломилась на части, из которых полилось масло и расплавленный сыр. — Не думаешь, что надо бы нанять репетитора? Хотя бы по химии, — мама достаточно любезно подсунула мне корзиночку с моим любимым чёрным орловским хлебом, ожидая моего ответа. — Да и по биологии можно. Я хотела бы сдать ЕГЭ получше, — честно призналась я. — Кто-то есть на примете?       На лице мамы проскальзывает немой восторг. Вряд ли она ожидала от раздолбайки-дочери, что та возьмется за голову. Быстро опомнившись, она вдыхает, набирая воздух для ответа. — Ян Андреевич, например. Он с удовольствием предложит свои услуги. Он такой вообще разносторонний юноша… — но дальше я не слышала ничего.       Проницательный взгляд голубых глаз сразу же возник в сознании, заслоняя болтовню мамы и насущные проблемы. Я не выдержу дополнительные два часа в неделю с этим «разносторонним юношей». А если и выдержу, то точно потом сойду с ума! — Мам, думаю, что у него много дел. Начинается соревновательный сезон скоро, тем более он тренирует. Ему не до возни со мной, — аккуратно пытаюсь откосить я, но, кажется, получается у меня совсем неважно. — Да что ты! — широкая улыбка при упоминании имени этого сексуального Бога сразу же расплылась на лице мамы, скрючивая её черты лица в одно непонятное действо.       Чёрт, Ян Андреевич, когда же вы отстанете!       Иногда мне казалось, что человек, переспоривший мою мать, автоматически становится восьмым чудом света и получает Нобелевскую премию. До такого, к сожалению, мне было далеко. Даже после моих жалких пищаний про то, что я всё выучу сама, мама смерила меня строгим взглядом и объявила, что на четыре часа в неделю отдает меня на съедение волкам, то бишь к недотренеру. Я была готова десять тысяч раз провалиться под землю, брехать с пеной у рта с матерью, только бы не видеть этот проникновенный взгляд чистых голубых глаз напротив.       Стоило стрелке часов смело шагнуть на цифру четыре, как режим «собраться за десять минут» включился в моей заднице, и я полетела на тренировку. Мама лишь радостно, несмотря на размолвку полчаса назад, чмокнула меня в щечку, пожелав удачной тренировки. Удачной она не могла быть априори по причине присутствия на ней Яна Андреевича. Думаю, стоило бы снова начать его ненавидеть. Эта тактика удачно играла на сборах, почему же она не могла сработать сейчас?       Войдя в раздевалку, я задумчиво смерила всех взглядом. Да, этих девчонок я не знала. Ни одной? Да и выглядели они как-то помладше. Может, я не туда попала? Переодевшись, я последовала в зал, желая поскорее найти недотренера и спросить про это недоразумение. Завидев его фигурку где-то в начале зала, я смело последовала к ней. Сделав два шага, я остановилась в немом откровенном ужасе.       Ян Андреевич преспокойно болтал с Камиллой, иногда даже хохоча. Его лицо выглядело безумно странно. В то время, как он улыбался, обнажая белоснежные зубы, синяки под его глазами становились еще более видны.       Стало до горечи обидно и ужасно неприятно. Всё внутри закололо, а горло начало сводить от того, как сильно я сдерживалась, чтобы не зарыдать прямо здесь. Мне захотелось всё бросить, убежать, закрыться, выколоть себе глаза, да что угодно, только чтобы больше не видеть, как он своими крепкими руками прижимает её к себе и как его глаза светятся, когда она на него смотрит.       Я почувствовала себя использованной и ужасно разбитой. Как те идиотские героини мелодрам, бегавшие за женатыми мужиками и готовые разодрать себе глотку, только чтобы на них обратили внимание.       Но я продолжала стоять и наблюдать за этой душетрепещущей картиной, вонзающейся в мое сердце маленькими острыми ножами. Когда конец их диалога наступил, она смачно чмокнула его в щеку и, улыбнувшись, развернулась и почесала к выходу.       Недотренер, стоявший всё это время спиной ко мне, наконец повернулся. Его улыбка сразу же слетела с лица куда-то прочь. Он насупился, и его глаза наполнились... разочарованием? Самым настоящим. — Я хотела спросить… — замялась вдруг я, не зная, как выдавить из себя и звук, не расплакавшись, как девчонка прямо здесь. — Если ты насчёт этого, мы помирились и… — он почесал затылок, раздумывая, что сказать дальше, но его слова мне были больше не нужны. — Поздравляю, — с улыбкой, полной горечи заявляю я, — но я насчет другого.       Теперь я уже не знала, есть ли какой-либо смысл спрашивать хоть что-то. Мы стояли как в немом кино. Он меня предал.