Another Auld Lang Syne

Дрожащей рукой Джон разлил в кружки кипяток и, опустив чайник на кухонную тумбу, остановился. Сжал дрожавшую левую руку правой и уставился взглядом вниз, стараясь выровнять дыхание. Шерлок за его спиной молчал. Рука по-прежнему дрожала. Джон припечатал ладонь к столешнице и с силой надавил на неё. Всю жизнь он искал профессии, отношения, ситуации, в которых его недостатки были бы обращены в достоинства. Он поднял тогда винтовку и, даже не дрогнув, вышел на поле боя. Позже, – с вызывающей тревогу частотой – следовал за Шерлоком в опасные приключения. Не раз целился из своего пистолета и попадал в цель. Без колебаний бросился холодной зимней ночью через перила моста Золотого Юбилея в ледяные воды Темзы. Смелый засранец, – так назвал его Лестрейд тогда на берегу, когда, запыхавшись от бега и ощущая лёгкое головокружения от осознания, что они живы, хлопнул Джона по спине, смеясь и качая головой. Смелый засранец. Но Джон никогда не был смелым. Хотя у него были медали, которые говорили об обратном, и армейские товарищи, братья по оружию, которые буквально настаивали бы на этом. Но они ошибались. Да, он бы без раздумий выступил на линию огня, но два года назад одна только мысль о том, что на рождественских посиделках он должен был встретиться со своей женой, с которой временно не жил вместе, заставляла его цепляться за любые оправдания, чтобы избежать этого. И Шерлок знал это – господи, он всё это знал – он всегда знал всё, что стоило знать о Джоне, с самого начала, и он выждал тогда до утра, когда они уже собирались уходить, и, склонившись к нему, тихо пробормотал: «Возьми с собой пистолет». И стоило только прозвучать этой фразе, как спина Джона выпрямилась, сердцебиение ускорилось, мысли пришли в порядок, и он снова был в строю, и с этого момента всё пошло как надо. Ну, по крайней мере, до тех пор, пока всё не покатилось к чертям. Джон не совсем понимал, как именно его можно было охарактеризовать, но был уверен, что правильный ответ здесь точно не смелый. Он изменил своей жене, вместо того чтобы признать, что чувствовал себя несчастным и словно загнанным в ловушку за тем фасадом жизни, которую они построили (ты умирал со скуки в нашем загородном доме в тихой части Лондона – да, Мэри, я признаю это сейчас: действительно умирал). Он отвернулся от Шерлока, потому что легче было злиться, чем разделить их общее горе на двоих. И несмотря на то, что его подсознание до сих пор продолжало вкраплять в его сны образы Шерлока, безжизненного, распростёртого на асфальте в луже собственной крови, Джон сам, своими же руками, снова уложил его туда. Он без колебаний бросился в реку вслед за Шерлоком, но хватило одной одинокой, ослепительной улыбки, адресованной ему с больничной койки, чтобы заставить его дать задний ход. Джон выловил из кружек чайные пакетики, выбросил их, поставил дымящиеся кружки на стол и придвинул одну из них к Шерлоку. Тот молча принял её, обхватив длинными пальцами тёплую керамику. – Ты отправил всех по домам, – сказал Джон, и голос его прозвучал пугающе громко в окружавшей их тишине. Шерлок поднял глаза, моргнул. Это было последнее, что он ожидал услышать от Джона. – Они и так слишком засиделись, – ответил он, и уголок его рта дёрнулся в робкой улыбке, но самой улыбки так и не последовало. – Уже за полночь. Серьёзно, Джон, подумай о соседях. – Не думал, что когда-нибудь услышу от тебя такое, – усмехнулся Джон и, сделав глоток чая, поморщился: слишком горячий. Поставил кружку обратно на стол и провёл пальцем по старой царапине на его деревянной поверхности. – Есть много вещей, которые ты никогда от меня не слышал, – Шерлок опустил взгляд и сглотнул, отчего кадык его подскочил вверх-вниз. – Да, – согласно вздохнул Джон, чувствуя себя уставшим, побеждённым и совершенно точно не храбрым. – И ты от меня тоже.