Княжеская невеста

Лето было в самом разгаре, в воздухе, нагретом щедрыми солнечными лучами солнца, пахло свежескошенной травой, разомлев от полуденной жары, люди двигались неторопливо и лениво, словно улитка, ползущая по влажному камню, даже переругивались между собой как-то вяло, словно нехотя, так бросят друг другу пару тройку фраз, обзовут собакой шелудивой и разойдутся по домам. В такое время даже самые отъявленные драчуны ненадолго становились смирными и не спешили своротить кому-нибудь нос на бок. На Городище опускалась всеобщая ленность и спокойствие, казалось, даже трудолюбивые пчёлы и то не спешили облетать свои медовые угодья в поисках сладкого нектара. Даже в княжеских покоях невозможно было укрыться от зноя, даже неугомонная Ждана отсиживалась в своей комнате, дав немного покоя своей старой кормилице, которая до сих пор присматривала за своей любимицей и хоть и ворчала да шумела порой, что этот бесёнок, но досадной случайности родившийся девочкой, а не белкой лесной, но всё же девочку любила и как могла заботилась о ней и на каждый вопрос не в тягость ли ей живая и юркая девочка, обижалась и недовольно фыркала как кошка, которой по неосмотрительности наступили на хвост. Молодой князь вместе с воеводой разбирали сундуки, найденные в комнате его почившего отца, после его смерти и погребения никто не смел входить в его покои до положенного срока, чтобы не вспугнуть душу, не успевшую уйти в грозовые чертоги пировать с праотцами. И только недавно сроки минули и сын вошел в оставленное отцовским духом помещение. Пять тяжелых сундуков вынесли они с воеводой и Мстивоем от туда, дядька Зоран до сих пор от одного воспоминания о том, как тащили тяжеленные сундуки, охал и хватался за поясницу. Сундуки были крепкие, все как один морёного дуба с почерневшей от времени узорчатой оковкой, в двух из пяти сундуков хранилась отцова одежда, кое-что Пересвет оставил себе, плащ с собольей оторочкой отдал на память матери и будет чем укрыться от непогоды, и повод вспомнить мужа и отца своих детей, что-то забрали Зоран и Мстивой, а остальное раздал дворовым людям, пусть и они старого князя добрым словом помянут, а душа его порадуется, из небесных чертогов на дом свой глядючи. Ещё в одном сундуке оружие было, как справный воин, Любомир помнил, что даже мёртвый враг не может считаться поверженным, пока его оружие при нём остаётся, тут в сундуке было собрано только самое ценное оружие, которое Любомир сам лично из рук врагов своих добывал в бою. Пересвет долго перебирал и разглядывал изогнутый лук с резной рукоятью, и колчан тонких стрел, острых, что твой нож, с оперением из перьев сокола, стрелы были лёгкие, такими не убьёшь, но ранить вполне можно, зато летят они далеко. Хороший лук, дальнострельный, да и колчан сразу бросался в глаза, покрытый тонкой воловьей кожей, на которой искусный мастер вывел узор точь в точь как на рукояти лука, чтобы удобнее носить, колчан висел на кожаной тонкой перевязи. - Помню этот лук, отец твой тогда много воинов потерял, стрелой, выпущенной вот из этого самого лука, был убит твой дядя, младший брат отца твоего. Сколько уж лет прошло? Дай-ка припомню, было это за три года до того как отец твой в лета вошел и жену подыскивать ему начали, ещё через три года на свет появился ты, так минуло тому уж двадцать семь зим. Я сам тогда ещё молод был и горяч, кровь бурлила и гнала на врага, не разбирая дороги. Эх, что было то было. Так о чём я? Добыл твой отец его в самом первом бою, когда вёл войско за собой, а не плёлся позади всех, сам опекаемый доброй дюжиной воинов. Посмотрел я тогда на него и понял - сильный воин будет. - ударился в воспоминания старый воевода. - Ну и куда мне его? Я ж из лука не мастак стрелять, а оставить его в оружейной так вроде и не хорошо, словно не чтим отцову память. Он лук тот добывал в крови и поту не для того, чтобы гнил он в чулане. - задумавшись, произнёс Пересвет, - а давай-ка, дядька, отнеси его сыну своему младшему, как раз недавно его видел, парень-то совсем уж взрослый, мечом машет, что посмотреть любо-дорого, вроде же ты говорил, что он и из лука упражняется? - Да, парень ловкий и меткий, - не без удовольствия сказал Зоран. - Так и бери, пусть лук ему послужит на славу своего князя. Зоран поклонился и принял лук из рук в руки, провёл пальцем по тонкой резьбе, потрогал певучую тетиву, перебрал стрелы, не затупившиеся и не поржавевшие за долгие годы, что лежал лук в сундуке. Такие дары принято принимать молча, слова благодарности это для женщин, воин принимает дар, а благодарит верной службой. - Не сомневайся, князь, сын не подведёт, дай мне ещё год и приведу его на смотр, сам глянешь кого я вырастил, - с гордостью произнёс старик. Сам Пересвет взял себе отцовский меч, тяжелый и обоюдоострый, с хваткой и удобной рукоятью, по массивной крестовине змеился узор в виде таинственного растения, гибкого и тонкого как тело змеи, этот же узор огибал рукоять и поднимался к навершию, выполненному в виде закрытого бутона. Этот меч выковал для старого князя отец Мстивоя, две седьмицы ковал благородное оружие кузнец, никому не разрешая входить в кузницу, окромя старшего сына, который и приносил отцу то крынку молока и ломоть материного капустного пирога, то кувшин колодезной воды, то угля для жаровни. Не должно женщинам входить в кузню, когда кузнец подобного рода заказ выполняет, как и не должно самому кузнецу на посторонние дела отвлекаться, пока не отразится на лезвие грозного оружия солнечный луч, принимая и освящая меч. Сколько раз ещё мальчишкой он мечтал взять в руки отцов меч, навесить на пояс тяжелые ножны, изукрашенные переплетением тонких кожаных ремней с медными пряжками. А вот теперь, когда пришло время, он бы всё отдал ради того, чтобы рядом встал отец и вновь привычно опоясался ремнём ножен. Подумав об том князь горько усмехнулся. Остальное оружие, собранное на полях славных и не очень битв, Мстивой сгрёб в кучу и унёс в оружейную палату, пообещав всё до последнего кинжала перебрать и раздать десятникам да особо отличившимся ратникам, как знак особой милости князя, сам же Мстивой, взял себе два тонких заморских кинжала с нагрудными ножнами, лёгкие и острые, они идеально подходили для того, чтобы метнуть в грудь врагу, такой войдёт в плоть как нож в масло. Остались перед ними два малых и самых лёгких сундука, мужчины переглянулись, что в таких хранить можно? Ну женщине-то ладно, отрез ткани на платье, да сапоги сафьяновые сложить туда, чтобы моль не побила, а мужчине да воину? - Открываем? Сглотнул Мстивой, почему-то заранее не ожидая ничего хорошего. - Открывай, дядька Зоран, после отца ты мне как родитель и наставник, да и отцу побратимом был. Воевода взял край крышки и легко приподнял, откинув и с изумлением оглядывая содержимое, тут не было ни отрезов на платья, ни сапог на маленькую женскую ногу, тут лежали тонкие берестяные грамоты, покрытые множеством вырезанных тонкой заострённой палочкой, знаков. Так вот почему сундуки так легки им показались, тут отец хранил все грамоты, что получал от глав соседних княжеств, все до единой сохранил старый князь, нашлась тут и грамота, посланная давно уж покойным князем Велемиром, о том, что он согласен отдать за князя Любомира племянницу свою, единоутробной сестры дочь, юную красавицу Сияну, она уж небось и сама не помнит, как жила там, с вдовой матерью при дворе своего деда, некогда грозного и всесильного князя, не посчитал он тогда молодого, но смелого и острым умом одарённого Любомира, женихом его собственных дочерей достойного, племянницу отдал. Но не прогадала Сияна, согласившись на тот брак, всю жизнь как за каменной стеной прожила, сына вырастила, да вот теперь дочка - радость на старость лет подрастает. - А это что такое? - спросил Пересвет, вертя в руках не привычный кусок бересты, а тонкий пергаментный свиток. - Хм, - только и промолвил воевода. Знаков, покрывавших тонкий и хрупкий пергамент, не знал ни Пересвет, ни один из его помощников. - Ну и как это понимать? - спросил князь, почёсывая острую бородку, которую успел отрастить за два месяца, решив, что негоже князю безбородым да безусым ходить и так слишком многим он как кость в горле, знал он, что многие на земли его заглядывают, прикидывая как бы у молодого князя их отобрать, кто потихоньку войско стягивал к границе, кто пока только интриги плёл, не решаясь перейти в открытое наступление. - Буквы-то сплошь иноземные, отец твой по молодости-то много по странам дальним поездил ещё при жизни деда твоего, потом уж по дальним весям-то не ездил без надобности, свои земли стеречь приходилось, но вот я думаю может там где купил он свиток-то этот? - подумав, ответил воевода. - Так понятно, что не в лавке скорняка прикупил, знать бы, что тут написано, может, важное что? - молвил Пересвет, вглядываясь в вязь незнакомых букв, пытаясь найти хоть что-то знакомое, но нет, таких букв он точно не встречал никогда. - Знаю я одного старца, что многим языкам учён, дитём ещё пленён был, да потом полжизни по чуждым землям странствовал, много языков знает, может и это прочесть сможет? - произнёс Мстивой, раздумывая, а надо ли читать то, что тут написано, может это как раз тот случай, когда лучше не знать о чём там? - Где живёт твой старец? - заинтересованно спросил Пересвет. - Так мы его как-то у проходящих мимо торговцев людьми выкупили, вроде как наших кровей мужик-то был, пожалели. В ратники-то он не годен был, руки левой почти по локоть нет, говорил, вроде за побег так его наказали, а могли и ноги отрубить, ползал бы сейчас по земле, а так почти что пожалели его, руку только попортили. Осел он в деревеньке на самой границе, у вдовы одной прижился, там и по сей день живёт, ребятишек деревенских кто по-бойчее да по-смышлёнее грамоте учит, если конечно жив ещё, давно я его не видел. - Значит надо проверить. Кому-то ехать придётся, мне нужен человек верный и не болтливый, при том ни один из нас троих не поедет, мы все на виду, а надо, чтобы вопросов никаких не возникало кто, куда и зачем поехал, - изложил свои размышления Пересвет. - Новак пусть едет, где-то конечно он непомерно болтлив да на язык остёр, но там где надо, клещами из него слова не вытянешь, да и в верности вроде никогда и повода усомниться не давал. - Пожалуй, тут я согласен, нам нужен тот, кто нос свой длинный не засунет и доехать сможет. Новак парень хороший, хоть и та ещё язва. - Его так его, я не против, только подумать надо как свиток схоронить, чтобы в пути не пропал. До самой ночи разбирали они грамоты из сундука, но ни одного, подобного тому, больше не нашли.

***

С наступлением ночи на землю опускалась такая желанная прохлада, в траве выводили свои трескучие песни кузнечики, в камышах надрывали глотки лягуши, распевая своим подругам любовные песни, а на самом берегу реки в свете луны сидела молодая девица, распустив длинные до самого крестца, золотистые волосы. Она расчёсывала их костяным гребешком, покрытом тонкой резьбой, какой не у каждой купеческой жены был, а не то, что у немужней девки. Волосы у неё и в правду были красивые, светлые, отливавшие золотом, на такие засмотришься, да и позабудешь куда и за чем шел, но ночами вокруг реки никто не гулял, да и место тут было тихое. Девушка сидела, периодически отвлекаясь от своего занятия на то,чтобы метким броском вспугнуть очередную чересчур распевшуюся лягушку, и пела. Эх ты судьба моя сестрица - Сероглазая река, Расскажи, что мне приснится, Только бед не предрекай!.. Расскажи, печаль-Марена, Ты зачем меня скребла? Умывала талым снегом, Да ночами стерегла?.. И ни чьи уши, ни чьи глаза не видели ночную певунью, а кто увидел бы, так сразу в ней и опознал бы ту самую девку, что несколько седьмиц назад искали по всему Городищу, а она знай поёт, да поглядывает туда, где княжий дом стоит, забором обнесённый, но разве заборы способны скрыть князя от её глаз?