Княжеская невеста

По полю шла лошадь, пегая кобыла степенно и неторопливо переступала копытами, подминая траву под ногами, седок тяжко вздыхал и вытирал рукавом пот со лба. Оба: и всадник, и лошадь были уже порядком измучены, долгая дорога давала о себе знать, да и как это всегда бывает - именно последние часы пути оказываются самыми тяжелыми, когда знаешь, что вот-вот и вдали покажутся очертания родного селения и хочется пуститься во весь опор, но вот именно тут надо бы быть особенно осторожным, чтобы не нарваться на какие-нибудь неприятности. К тому же когда Новак, уж почти два месяца тому назад, покидал Городище, ситуация там была не очень спокойная, кто знает, что он застанет там сейчас? Не ошибся Мстивой, старик, к которому его отправили, и действительно оказался очень даже занятным. Звали старика Вячко, ещё пять зим назад, выкупили его почти за бесценок у торговцев живым товаром, много за него и не просили, какой из него работник с одной-то рукой? Да и беглецы не особенно-то ценились, а вдруг ещё раз сбежит? Это что же получается? Покупатель деньги-то зря платил? Убытков ему возмещать никто не будет, скажут мол смотреть за своими людьми лучше надо. Так Вячко сколько раз покупатели стороной обходили, как выставят где-нибудь на базаре как лошадей или козу какую, так и простоит до самого вечера под солнцем, пока от жары в глазах темнеть не начнёт, а вокруг ходят и ходят покупатели, на языках незнакомых между собой что-то обсуждают, да на живой товар поглядывают. Вячко мальчишкой был смышлёным, новые слова легко запоминал, первый его хозяин заметил это и принялся обучать мальчишку грамоте да письму, да не на одном языке. Вячко старался как мог, понимая, что или он станет писцом и будет жить спокойно и сытно, или пойдёт вместе со старшими рабами дорогу мостить или ещё чего другое. Руки, не привычные к письму, дрожали, оставляя на тонком пергаменте кляксы и помарки, иной раз и подзатыльник бывало от хозяина получал, но дни шли за днями и клякс становилось всё меньше, а значки, которые он писал, всё чётче. Сам-то хозяин учён был, даже врачевать умел, но не посчитал нужным учить наукам простого раба, хватит с мальчишки и того, что писать да читать научился. Занимался Вячко разным, то переписывал книги многоумные, иной раз даже и не понимая, о чём пишет, просто переносил знак за знаком со страницы на пергамент, в другой раз заставлял хозяин сидеть и записывать то сколько мешков пшеницы на зиму запасли, то переписать всех до единого коня в конюшнях хозяйских, да не просто переписать, а написать как лошадь кличут, да какого окраса, ну и особенности какие, если они были. И жил бы он дальше, не зная ни бед, ни особых печалей, да заболел хозяин, болел долго, много лун прошло прежде чем похоронить его пришлось. А сын хозяйский посмотрел - посмотрел, да и решил продать смышлёного мальчишку, зачем бы ему лишний рот кормить? Вот и оказался Вячко второй раз в своей жизни на рынке, вот только пришел он туда не за рыбой да свежей зеленью для хозяйского стола, а продавали теперь его самого. Много с тех пор хозяев он знал, они говорили на разных языках и жили в разных городах, а Вячко слушал да запоминал, цепкий разум легко запоминал всё новые и новые слова, а читать на других языках учился он по вывескам, да случайно найденным хозяйским записям. Но и беды теперь ровным строем ходили за ним, ни где не приходился он ко двору, вроде по молодости-то и понравиться пытался, услужливым да полезным быть старался, но уж если уж был он с детства учен только пером да чернильницей управляться, то все другие навыки давались ему с трудом. То крынку молока разольет, то уронит чего-нибудь. Хозяева ругали да учили уму - разуму, да всё больше плетью. Сколько раз бит был Вячко он не считал, вся спина чай не просто так в рубцах да шрамах. Вот и замыслил он однажды побег, размышлял долго и кропотливо, всё же не мальчишкой уже был, понимал, что если не получиться то, пожалуй, на том его бедовая жизнь и закончиться. Много раз луна успела налиться и усохнуть, прежде чем он решился на побег. Да и то понятно, в чужой ведь стране, хоть и говорить привык на их языке, а каждая собака в нём чужака узнает, людям-то тут и на глаза попадаться нельзя, а потом ещё как-то до родных своих мест добраться. Очень уж он хотел до смерти ещё родной говор успеть послушать, да как соловьи рано по утру поют, да может и на реку сходить, карасей половить как в детстве. А потом и помирать можно. Но судьба - та ещё шутница, распорядилась по-своему, пойман был Вячко, да бит нещадно, едва дух не испустил, а как только оправился, так руку попортили и это ещё в пояс кланяться надо было хозяину за доброту его, хоть ноги при себе остались и то ладно. А сколько раз видел он таких беглецов, без ног ползавших в пыли у дороги, да просивших хоть корочку хлеба. Когда-то он из жалости тайно то пол-краюхи хлеба бывало кинет несчастным, то яичко принесёт, а то и молочка толику малую тайно вынесет. Вот и сам чуть туда же не угодил, порченых-то рабов, кто без одной или без обеих ног, обычно на улицу выкидывали да там они и помирали, а его хозяин по-другому распорядился: руку отнять и продать, хоть и почти за бесценок, а всё же хоть какие-то гроши, но выручит за раба бесполезного. Кто же знал, что когда он уже совсем надежду утратит, встретятся на очередном рынке ему княжеский сотник да ещё парочку воинов с ним рядом. Как услышал Вячко речь родную так чуть сознание-то и не потерял. Аж вскрикнул "Родные, поговорите со мной хоть чуток, мальчонкой ещё последний раз речь родную слышал, дайте хоть посмотреть на вас, а там и помирать не жалко". Остановились княжичи да заговорили с рабом, хоть и не положено им говорить, но торговцы рукой махнули, мол пусть поговорят, может пожалеют да и выкупят, а то сколько уже таскать его за собой можно? И ведь правы оказались, скинулись княжичи да и выкупили несчастного, да с собой и увезли и хоть как оказалось, жили они совсем не там, где когда-то он, да и служили совсем другому князю, но рад он им был как родным. А потом и вовсе в селе одном захворал, да там его и оставили на попечение миловидной молодой вдовы, да там он и прижился. Батькой троим её деткам стал, как мог по хозяйству помогал, а вскоре и вовсе женился на вдовушке и даже помышлять перестал о том, чтобы в дом родной вернуться. Кто там его безрукого ждал? Да его давно уж похоронили и оплакали, зачем раны бередить? А тут уже семья, хоть своих детей у него и не было, но то не особенно-то его и огорчало, народилась бы орава, чем бы они их кормили? Троих-то уж как-нибудь и прокормят и оденут. К нему-то и отправил Мстивой Новака, чтобы тот перевёл, что в свитке написано, старик на удивление оказался не таким уж и стариком, ни одного седого волоса в бороде, да и глаза ясные с задоринкой, только морщины да пустой ниже локтя рукав и выдавали в весёлом и живом мужичке, бывшего раба, а ныне отца семейства. Как только Вячко заметил всадника, так даже гадать не стал к кому да зачем едут, может узнал знаки княжеского рода на одежде, того самого, чьи люди в своё время так круто и в самую лучшую сторону изменили его жизнь, а может просто больше некого тут им искать было, но в любом случае, едва завидев всадника, Вячко встал с завалинки, да в пояс поклонился гостю. На пару дней всего-то и задержался Новак в доме, где проживал Вячко, хозяйка металась вспугнутой птицей, не зная куда усадить высокого гостя, да чем накормить, впрочем, привередливостью Новак не отличался, его вполне устроили крестьянская похлёбка и добрый ломоть хлеба, куда больше его интересовало всё, что скажет ему Вячко по поводу свитка. Вячко долго-долго вглядывался в значки, что-то шептал, чесал затылок пятернёй, потом снова смотрел и снова чесал. - Воля ваша, барин, но странно это всё. - Что странного? - Написанное тут странно. Я вам сейчас напишу, есть у вас куда записать-то? Новак аж чуть со скамьи не упал. - Нет конечно, я как-то не привык свитки да перья с чернилами с собой таскать. Всё больше с мечом да щитом управляться привык. - Жаль. Ну да ладно, сейчас пасынка старшего за добрым куском бересты отправлю, чай князь-то ваш читать обучен? Ну хоть по-нашенски? - Обучен. - буркнул Новак, чувствую себя по меньшей мере идиотом. Пасынок видимо не в первый раз бересту рвал, сбегал быстро да и кусок принёс ровный и большой. - Вот и умница, - похвалил отчим вихрастого парнишку лет двенадцати, сел за стол и принялся тонкой костяной палочкой чертить на мягкой бересте значки. Эти уже Новаку были знакомы, не раз такие видел, да только не удосужился читать их научиться, да и кто бы научил, коли отец всё при князе да при дружине, а мать естественно ни читать, ни писать не умела. - Я тебе сейчас слово в слово расскажу, а ты запоминай, служивый, бересту и потерять можно в дороге, а чтобы коли живой доедешь, так и сам пересказать мог. Чай ведь не просто так тебя князь сюда отправил, значит надо ему то, что тут написано. - Ты не томи, старик, говори, что там такое накалябано-то? - Новак уже начинал догадываться, что написанное тут явно не имело никакого отношения ни к княжеским грамотам, ни к сбору податей. - Так то и написано, как мавку упокоить, коли заведётся таковая. - Кого-кого? Мавку? - Новак изо всех сил пытался вспомнить где и когда он слышал про мавок, но ни кто такие будут, ни где он это слово слышал, на память так и не приходило. - Мавку, - терпеливо пояснил Вячко, - Ну когда девка с горя, аль по-дурости в воду кинется, так одна просто утопленницей станет, а другая глядишь и мавкой обернётся. Как завелась мавка где, так жди беды: мужиков от мала до велика топить будет, девок не тронет, девки-то ей, убогой, зачем? А мужиков как пить дать утопит всех и ведь сами за ней пойдут, мавки-то, говорят, уж больно красивы, разве что со спины разглядишь, что не живая девка, а нежить она. - Так вроде никого у нас не топили ещё пока, - передёрнул плечами Новак. - Впрочем, раз уж я к тебе столько ехал, так давай, говори, что там написано.

***

Долго Вячко рассказывал потом тёмным вечером при лучине про жизнь свою, там горестей и на троих хватило бы, а ребятня тоже на лежанке своей не спали, сидели да рты раскрыв, слушали как батька про пережитое рассказывал им-то он не больно про жизнь свою рассказывал. Новак слушал да удивлялся, какие странные петли порой выделывает нить судьбы, сколько ему надо было познать да пережить, чтобы в итоге встретиться с Мстивоем да его ребятами. Лошадь под седоком зафыркала да запряла ушами. Новак огляделся, вдали виднелась светлая полоска реки, а ещё чуть дальше да на другой стороне крыши домов за высокой городской стеной. - Ну вот и доехали, родимая! - ласково похлопал он кобылу по боку. Лошадь фыркнула и пустилась иноходью*.