Nothing Without You

Мечтательно-вдохновленная улыбка Лиама стоила всех волнений, переживаний и страхов, что Зейн пережил, когда они планировали пробраться в кабинет мистера Левиса. Малик боялся не мифической расправы учителя по литературе, который уже давно неровно дышал к нему из-за глупого компрометирующего сочинения, а того, что альфа случайно увидит его почерк и по каким-то косвенным уликам догадается, что письмо с трогательными словами ему отправил именно Зейн. Опасность была слишком очевидной, и омега не мог позволить альфе узнать всё таким образом. Он также не мог позволить ему решить, что это кто-то другой. Эмили была последней каплей, и больше Зейн не мог позволить себе подобных промахов. С ужасной болью в душе, мучаясь в кошмарной агонии, сгорая от ярости, ненависти к себе, пребывая на грани отчаянья и, возможно, самой настоящей истерики, Зейн мог бы понять, почему Лиам выбрал девушку-омегу. Но если существовал шанс понравиться Пейну в качестве омеги-парня, было бы глупо его упускать в руки какого-нибудь Гарри Стайлса, не имеющего к письму никакого отношения. Бедный Гарри! Зейн своими глазами видел, как во время второй перемены Калум выбил тяжелые библиотечные книги у него из рук и с удовлетворением смотрел, как омега, ползая на коленках среди безразличных сверстников, пытается их поднять. Стайлс выглядел так жалко, так грустно... как мог бы выглядеть Зейн, если бы не скрывал свою сущность от одноклассников. В этот раз Малику пришлось сделать вид, будто он занят чтением учебника — Джастин и Найл и так были злы на него за случай перед аукционом. К большой перемене Луи тоже посвятили в тайну, однако загадочное письмо (которое Зейн знал наизусть) Лиам им так и не показал, всё время держа его в нагрудном кармашке. Пейн лишь рассказал Томлинсону, что получил особенное романтическое послание, и омега тут же загорелся идеей помочь лучшему другу в поисках «мистической второй половинки». Малик отметил про себя, что Томмо получил не такой объем информации, как он сам, однако Пейн поделился с другом известием с изумительной теплотой в голосе, и они с омегой даже крепко обнялись, разделяя трогательную новость. К внутренней радости Зейна, Луи дал честное и твердое слово парня-омеги, что ни единым намеком не даст знать Нику тайну о существовании таинственного поклонника Лиама, отправившего ему романтическое письмо, взволновавшее альфу до глубины души. Томлинсон и сам понимал, что письмо окажется на первой полосе школьной газеты, даже если Пейн положит его в сейф, обмотает несгораемый шкаф цепями и бросит на дно океана. Зато он самоотверженно решил помочь им достать ключи от кабинета — красть их у Левиса было бы слишком самонадеянно, поэтому Луи, картинно заламывая руки, подлетел к учителю в кафетерии и, ужасно стеная, сообщил, что забыл в его классе пенал с любимым брелоком-пандой. Он не успел даже пустить притворную слезу — Левис, как и все омеги, не мог не проникнуться его горем и тут же отдал Луи ключи от класса, чтобы страдалец мог воссоединиться со своим драгоценным брелоком и больше не тревожился так сильно. О том, что Томлинсон может его обмануть, Левис не подумал в принципе. В его представлении омеги, даже парни, были очень сентиментальными и ранимыми, как и он сам, поэтому их следовало беречь и защищать. Если бы он увидел, как Луи умело скручивает альф в бараний рог на пляжных вечеринках, то не поверил бы своим глазам. Поэтому ключи моментально легли к Луи в задний карман, и осчастливленный омега поднялся на второй этаж, где его уже ждали Лиам и Зейн. Стараясь не привлекать внимание других школьников, бесцельно блуждающих по коридору, они осторожно проскользнули в кабинет, плотно притворив дверь за собой. Им вовсе не нужно было, чтобы кто-то еще шнырял по классу, когда они сличали сочинения с письмом. Разумеется, за рабочим столом Левиса и за кафедрой они ничего не нашли, поэтому пришлось открыть лаборантскую. В этом месте Зейн уже бывал — Левис не раз пытался заставить его поучаствовать в каких-то ужасающих литературных конкурсах, и Малик лишь чудом избегал их, то притворяясь больным, то подсовывая другую кандидатуру в самый последний момент (благо, сестра еще училась в школе до этого года). Его душа была отдана картинам, а литература всегда оказывалась средством, а не целью. Зато Лиам и Луи осматривались с интересом, и Зейн, игнорируя учащенное сердцебиение, решился их поторопить. Комнатка действительно была уютной, в ней приятно пахло бумагой и чернилами, и помимо всего прочего на стене у Левиса еще и висел календарь с легендарной группой «KISS». – I wanna rock and roll all night and party every day, – задумчиво проговорил Лиам, наконец, отводя пристальный взгляд от изображения великой группы. Его лицо вновь стало воодушевленно-сосредоточенным, как в тот миг, когда он поделился с Зейном своим рассказом о письме. – Луи, ты знаешь имена омег парней из старшей школы? – Не всех, – ответил Луи, немного смутившись. Обыкновенно у него была вся информация, не без помощи общительного бойфренда. – Только нашего выпуска. Надо было Гарри, наверное, позвать, он в школе дольше... – Не надо никакого Гарри, я знаю имена всех парней-омег, – машинально ответил Зейн, приходя в ужас от мысли, что здесь будет крутиться ещё и Стайлс. Ладно, Томлинсон, этот привык быть с альфами, а вот кудрявый — малый проницательный во многом. Он, пожалуй, может и вывести его на чистую воду, если будет крутиться рядом. Лиам и Луи уставились на него одновременно, почти с одинаковыми выражениями лиц. – У меня сестра в том году школу закончила, она была очень популярна и со всеми омегами дружила, – быстро сказал Малик. Секунду он боялся, что его обман слишком очевиден, но ложь потекла легко, и Лиам удовлетворенно кивнул. Зейн видел, альфа слишком увлечен письмом, чтобы обращать внимание на мелкие детали. – Отлично, – решительно сказал он, присаживаясь за стол Левиса. Зейн подумал, что он выглядит невероятно сексуально, но поспешил отвести взгляд: еще не хватало засыпаться так глупо. – Тогда Луи займется омегами нашего года, а Зейн — всеми остальными. Я буду проверять, – альфа вытащил письмо из кармана, но развернуть не спешил. – Содержимое этого письма мы, похоже, не увидим, – улыбнулся Луи, весело подмигнув Зейну. – Никак легкая эротика внутри. – И так понятно, что там, – быстро ответил Зейн, резким движением снимая с полки стопку сочинений и сосредоточенно отбирая фамилии. Правда, его внимание сразу привлекли интересные моменты, и он невольно задержался на записях. – Ох, Ленни, кажется, ты получил D? – мстительно проговорил Малик, рассматривая прыгающие каракули. – Такого умника из себя строит, а «Ромео и Джульетта» у него Гамлет написал. Луи заливисто рассмеялся, передавая Лиаму первые пять сочинений. Его руки работали быстро, и, казалось, содержание сочинений Томлинсона совсем не интересует. В отличие от Зейна, которому захотелось взять ручку и вместе с Левисом вычеркнуть из текстов все глупости и жирно понаставить «D» и «D–». Ну как можно решить, что Томас Харди и Том Харди — одно лицо? – Злой ты, – весело хихикнул Лиам, получая первые пять сочинений, но тут же нахмурился, сверяя почерки. – Нет, даже близко нет, – протянул он, отставляя их в сторону. – Этот совершенно другой, как нарисованный. Малик еле слышно выдохнул от облегчения: можно было не волноваться. Он специально выбрал такой шрифт, чтобы его практически невозможно было соотнести с почерком. Поймать его можно было бы только во время написания. И всё-таки... следовало быть рядом и следить за Лиамом и его умозаключениями. Даже Зейн мог совершить ошибку и выдать себя слишком длинной закорючкой. – Вот еще, – моментально сказал Луи, перебрасывая альфе еще три штуки. – Но они не такие красивые. Да не бойся ты, я вижу только почерк и не вижу слов, – быстро добавил он, заметив, что альфа невольно попытался прикрыть листочек. – Держи, – Зейн машинально плюхнул перед Лиамом с десяток сочинений ребят помладше и снова вовлекся в писанину. Он и не думал, что чтение настолько увлечет его, особенно когда под носом творилось настоящее расследование. – «Сказки моей матушки Гусыни» и вдруг Оскар Уальд? Что еще скажешь, Джеффри? – Малик недовольно цокнул языком. – Я начинаю разочаровываться в жизни. От смеха Лиам даже отъехал назад на стуле, слегка покачиваясь из стороны в сторону, а Луи и вовсе закрыл лицо руками, прислоняясь к стеллажу. Зейн невольно покосился в их сторону, отвлекаясь от интересных и абсолютно ошибочных заключений Джеффа о Синей Бороде. Он также был в корне не согласен с Левисом, что поставил Джеффри «C –». Зейн на его месте пожалел бы и «D». – Никогда не хотел стать учителем? – спросил Лиам, глубоко дыша, чтобы остановить давящий на грудную клетку смех. – Нет, – ответил Зейн, решительно нахмурив брови, что позабавило альфу и омегу еще сильнее. – С чего это такие глупости? – Говоришь, как Левис, и даже не замечаешь, – на выдохе заявил Луи, вытирая одинокую слезинку с уголка глаза. Собиравшийся что-то решительно возразить Зейн (как они смели сравнить его с Левисом!) не успел даже открыть рот — дверь чуть не слетела с петель, и в лаборантской появился Гримшоу, сияя улыбкой во все двадцать восемь идеально вычищенных зубов. Его шевелюра торчала во все стороны, слегка смазанная гелем для волос, и весь он сиял, точно хорошо начищенные запонки. У Зейна закралось нехорошее предчувствие, отдаваясь неприятным жжением в печени. – Я смех моего Бу где угодно узнаю, услышу и сразу же туда приду, – жизнерадостно заявил Гримшоу, журавлем подлетая к Томлинсону, чтобы поцеловать его в щеку. Луи немного зарделся, но всё-таки ни Зейн, ни Лиам не сомневались, что ему приятно это слышать. – Что за тусовка и без меня? Я ведь могу и обиду затаить, и пакость какую написать... Это показалось забавным всем, кроме Зейна. – Тайна теперь из этого никакая, так что вот, – Лиам мягко взмахнул письмом перед друзьями, однако из рук его не выпустил даже на миг. – Мне пришло письмо, и я хочу узнать, кто его автор, по почерку. – Так это же не настоящий почерк, – моментально сказал Ник, мельком взглянув на письмо. Его больше заинтересовали сочинения, потому что в штате школьной газеты всегда не хватало редакторов. И еще Гримшоу, по всей видимости подумал, что у Пейна таких записок целая тонна и письмо мало чем выделяется на общем фоне. – Каллиграфией написано, – пояснил Гримшоу, влезая в стопку листочков, лежащих на стеллаже. На миг он даже обернулся. – Зейн, ты ведь художник, мог бы знать. – А я не богиня Сешат, чтобы знать все шрифты, – мгновенно огрызнулся Зейн, чувствуя, что у него багровеет лицо. – Я просто рисую иногда в графике. От ярости ему захотелось стукнуть довольного Ника по затылку и заставить пожалеть обо всём, что альфа натворил. Его длинный бескостный язык уже не в первый раз сослужил Зейну крайне плохую службу. Он мог бы выкупить Лиама, мог бы провести с ним воскресенье, но Ник со своей информацией, правдивой или ложной — значения не имело — который раз путал ему все планы. И еще Зейна невероятно злила осведомленность Ника о его специфической направленности. Конечно, Ник был в расписанной комнате Лиама, но то, что Зейн ему помог, еще не значило, что он художник. – Тише-тише, – мягко проговорил Лиам, успокаивающе коснувшись его плеча, и Зейн моментально почувствовал прилив тепла через его прикосновение. – Ты в последнее время чуть что взрываешься, – заметил он, и Зейн молча прикусил язык. Так ведь и скомпрометировать себя легко и просто. – Тебя никто не винит, Зейн. Главное, что Ник открыл нам глаза, и это значит, что автора письма надо искать по-другому. – Удачи, – фыркнул Ник насмешливо, запихивая с десяток сочинений за пазуху, явно не заботясь о том, что Левису они могли еще понадобиться. – Омеги, если им надо, могут быть очень скрытными. Тут ловить надо. Если бы никого рядом не было, Зейн обязательно устроил бы Нику несчастный случай. Значит, как идти на свидание с Луи, так он ничего об омегах не знает, спасите-помогите. Но когда нужно влезть в чужое дело, Ник неожиданно становится обладателем невероятных почти энциклопедических знаний об омегах и их образе жизни. – И ты, конечно, знаешь как, – мило улыбнулся Луи, наблюдая за тем, как бойфренд бесцеремонно перетряхивает очередную пачку школьных писушек. – Не знаю, – честно ответил Ник, похлопывая себя по пиджаку. Он теперь топорщился исписанной бумагой, однако Гримми выглядел очень довольным. – Но узнаю, – воодушевленно заявил альфа, на секунду задумываясь. – Можем устроить конкурс от школьной газеты — пусть шлют свои пописушки: стишки, отрывки и прочую ерунду. По стилям сравним. «Ха, – подумал Зейн, мстительно изгибая губы в улыбке. – Ну, ищи-ищи, гений». – Может, он не любит писать на определенную тему, – внезапно проговорил Лиам странным голосом. Зейн перевел на него быстрый взгляд — альфа задумчиво водил пальцем по красивым буквам, кажется, не обращая внимания ни на кого в комнате. – Может, это только для меня. Никто не заметил, но Зейн чутко уловил — голос альфы слегка изменился, словно оттенок чего-то трепетного внезапно проник в его баюкающий тембр. Лиам говорил последнюю фразу уже тише, и Зейн внезапно понял: это потому что он написал в письме «я твой». Но — Зейн незаметно коснулся сердца — он ведь действительно был его. – Ну, если это парень, – протянул Ник, жизнерадостно возвращаясь к Луи. – То найти его будет просто. Парней-омег в школе не так много, – миролюбиво заключил он. Зейн сделал вид, будто его очень интересует календарь «KISS», хотя кончики ушей у него начали полыхать. – Он проколется, рано или поздно. И кто-то из нас будет рядом и сразу же его... мм... обличит. Не теряя времени даром, они спешно покинули кабинет Левиса, и вовремя — у них начинался совместный урок английского языка, а Луи еще должен был вернуть учителю литературы ключи. Напоследок Зейн, конечно, попытался замести следы их пребывания в лаборантской комнате, но потом решил, что Левис и так поймет, что там кто-то рылся, по недостающим сочинениям. На душе у Зейна всё равно было неспокойно. Конечно, поиски Лиама не увенчались успехом в этот раз, но альфа не собирался останавливаться. В том, что он упорный и настойчивый, омега не сомневался. Если понадобилось бы, Пейн нашел бы таинственного автора письма даже без улик, это был лишь вопрос времени. Между тем Зейн хотел отправить Лиаму еще одно письмо, лучше даже несколько писем. Он не был дураком и понимал, что рано или поздно засыплется, и ему нужно было держать компашку на виду, чтобы в режиме реального времени устранять последствия своих ошибок. Если бы не внезапный тест, Зейн провел бы весь урок, планируя, как ему дожить до конца учебного года, не подпустив к Лиаму других омег с их длинными ручками, и, возможно, очень аккуратно раскрыть свою тайну альфе мечты. Его мозг уже начал двигаться в нужном направлении, но толстая стопка распечатанных листов плюхнулась перед его носом, и Малик в ужасе схватился за голову. В его голове этот тест был всего лишь помехой для рисования, планирования и, самое важное, рассматривания Лиама исподтишка. – Это еще что такое? – спросил Джастин изумленно и сосредоточенно пролистал страницы перед собой. – Тридцать листов?! – Вам нужно будет только обвести правильные ответы и верно вписать свою фамилию, это не так сложно, – сказала миссис Питтс, постукивая ручкой по столу. Звук был равномерный, как движение секундной стрелки. – Они даже не отпечатаны с двух сторон. Кстати, не забудьте остаться после уроков, молодой человек, за выкрики с места. – Проклятье, – прошипел альфа, как ему показалось тихо, и уткнулся в тесты. – На два дня, – уточнила миссис Питтс, игнорируя еле слышное хихикание Худа и Клиффорда, и грозно обвела класс взглядом. – Еще вопросы? «Давно ли школа превратилась в тюрьму?» – спросил Зейн про себя, но вслух ничего не сказал, приступая к первому заданию. Ему не хотелось оставаться на отработках с этим типом. Больше всего Зейн ненавидел задания со старо-английскими словами, когда ему нужно было верно указать их происхождение или растолковать значение. Конечно, Малик не брезговал чтением, но запутаться в терминах было легко, а спросить — не у кого. Если бы омега выбрал класс искусств, у него было бы больше гуманитарных предметов, где легко можно получить необходимые знания, однако жаловаться было не на что — по крайней мере, все занятия проходили с Лиамом, и математики было не очень много. После уроков Зейн чувствовал себя сваренным вкрутую, как яйцо. По всей видимости, он перенервничал, потому что вдруг почувствовал, что ему нужна лишняя таблетка. К счастью, Малик был слишком умным, чтобы так просто себя скомпрометировать, поэтому, найдя укромное местечко, он принял еще одну пилюлю. Постояв с минуту перед открытым окном, чтобы зачатки запаха выветрились, Зейн спустился на первый этаж и столкнулся нос к носу со знакомыми лицами. – Куда ты вечно пропадаешь? – весело спросил Луи, решительно подталкивая его ближе к Нику и Лиаму. – Мы тебя ждем-ждем, а ты пропал на добрую часть перемены. Кто же так поступает? Зейн собирался логично спросить, давно ли он стал частью компании, но решил просто не придавать этому слишком большого значения. В человеческих взаимоотношениях омега понимал не слишком много — обычно наблюдал со стороны, строил догадки, однако сам старался не вмешиваться. Это обыкновенно грозило ему разоблачением. Зейн и сейчас ходил по тонкому льду, но теперь здесь был Лиам, поэтому соскочить казалось не таким простым действием. – Что случилось? – вместо этого поинтересовался он, деловито поправив волосы. – Ничего не случилось, – ответил Ник, опуская руку на плечо Луи. – Вообще-то мы пытались заставить Лиама показать нам письмо, но он упирается так, словно там тайна Королевской семьи. – Это очень личное, – просто ответил Лиам, и его рука невольно вновь нащупала карман, где пряталась заветная вещь. Действие показалось омеге очень трогательным. Он знал, что Лиам обычно ничего не скрывает от друзей, но письмо оказалось чем-то особенным в его жизни, что он не хотел ни с кем делить. Его чувства оказались для альфы чем-то особенным, что он не хотел ни с кем делить. Пейн дорожил ими, берег от всех и очень хотел узнать, с кем его душа построила такую связь. Мысль об этом, осознание приятно согревали омегу. Он провел целые выходные размышляя о том, что его письмо оказалось хламом, но всё было совсем не так. Лиам не просто оценил его письмо — оно оказалось для альфы важнее, чем свидание с Эмили и аукцион, где за него предложили очень большие деньги. – Зейн, скажи ему, что у друзей не бывает «личного» и «частного», – решительно проговорил Гримшоу. – У друзей только такое и бывает, – ответил Зейн задумчиво. Взгляды приятелей заставили его немного смутиться, но слова Лиама о честности решительно въелись в подкорку, и он больше не мог утаивать или просто молчать. – Я, конечно, про это ничего не знаю фактически, но в моем представлении, если человек не хочет что-то рассказывать или показывать, то не нужно тянуть из него это клещами. По-дружески будет позволить Лиаму иметь свою тайну, уважать его приватную жизнь, позволять ему оставаться человеком, сохранить ядро личности. Что Вы хотите увидеть в этом письме? – спросил Малик, обводя Томлинсона и Гримшоу глазами. – Это только между Лиамом и тем омегой, что решился поведать ему что-то заветное. Скорее всего, он признался Лиаму в своих чувствах самыми теплыми словами, что только нашел в своем сердце. Скорее всего, он написал что-то сокровенное, на грани нежности и пылкости, не вдаваясь в пошлое и вульгарное, – проговорил Зейн, не замечая, каким прерывистым стал его голос. – Скорее всего, он сказал Лиаму, что его чувства — негасимый огонь. И, наверное, он хочет, чтобы Лиам и дальше его разжигал, сам хочет, чтобы Лиам полыхал от его огня, – Зейн осекся, понимая, что сказал лишнего. Скулы начало немного пощипывать, и он поспешил сбавить обороты. – Ну, вернее я думаю, что про такое пишут в романтических письмах. Несколько секунд Зейн барахтался в воздушной подушке молчания, плотной и густой. Он прекрасно понимал, что сказал лишнее, но не жалел о своих словах, потому что не хотел, чтобы Лиам считал его последним лжецом. Ложь и так слишком сильно вплелась в его жизнь, и чувствовать себя грязным обманщиком было невыносимо. Невыносимо было думать, что Лиам может сделать для себя неутешительные выводы на его счет. – Это ты написал сочинение, которое Левис нахваливал на все лады, – убежденно произнес Ник, внезапно прищурившись. Зейн бросил на Ника перепугано-злой взгляд. Если бы сердцебиением можно было крутить педали велосипеда, его железный конь в минуту домчался бы до Дублина и описал несколько кругов по городу, раскатывая туристов. – Ничего я не писал, – быстро сказал омега, мгновенно скрещивая руки перед собой. – Я просто сказал то, что думаю, и всё. – В любом случае... – примирительно начал Лиам, но внезапно замолк, чутко вскинув голову наверх. Его волосы красиво встрепенулись. Послышался легкий скрежет, царапающий барабанные перепонки, как работающие без музыки колонки, и Зейн безошибочно понял, что сейчас будет. – Приветствуем всех на волнах нашего радио, – донесся веселый голос Алексы, увеличенный мощным динамиком, и Ник моментально закатил глаза. Всем было известно, что у школьной газеты и школьного радио давно шла непримиримая вражда, вернее у главной ведущей и главного редактора, и это не заканчивалось с выпусками последних, передаваясь новичкам, как эстафета. – С Вами Лекси Кауфман, и я с радостью напоминаю Вам о Хэллоуинской ярмарке в конце этой недели, – продолжал полыхать голос альфы-девушки. – Обещаю, будет очень весело и интересно, увлекательно и забавно — флаэры с подробной информацией Вы можете найти на третьем этаже. Всем спасибу-у-у за внимание. С минуту они обменивались ошалевшими взглядами. Школа еще не была украшена жутковатыми декорациями, вот почему праздник совершенно вылетел у них из головы. Даже Ник, слишком увлекшийся рейтингом вакантных альф для газеты, не написал ни одной статьи про приближение Дня Всех Святых, в то время как школьное радио, воспользовавшись заминкой, возместило этот пробел. – Как-то незаметно он подкрался в этом году, – задумчиво проговорил Луи, покачивая головой. Зейн был готов с ним согласиться по всем пунктам — сам он совсем не думал про праздник, хотя сестры, вероятно, что-то рассказывали ему на выходных. – Я с этим аукционом совсем забыл. – Кстати, что Вы делаете в Хэллоуинскую ночь? – моментально оживился Ник, продолжая нежно разминать Луи плечи. – У Шмидта дома будет вечеринка, предлагаю пойти всей компанией. Уверен, будет очень весело. – Я согласен, – откликнулся Лиам. – Шмидт уже все уши прожужжал, и просто съест меня, если я не приду. – Я пас, – с легким сожалением в голосе ответил Зейн. – Мне нужно вести сестер на колядки, это традиция. С одной стороны, он был рад, что шумная вечеринка в этот раз пройдет мимо него, ведь к ней придется основательно готовиться — принимать больше подавителей и внимательно следить за тем, как на него будет влиять алкоголь, но, с другой стороны, на этой вечеринке будет Лиам, а Зейну очень хотелось провести время с ним в приятном полумраке. Не говоря уже о том, что так у него появилась бы возможность контролировать омег, шныряющих вокруг Пейна. Впрочем, и традицию колядовать с сестрами Зейн очень любил. Конечно, сам он в шитье костюмов никогда не участвовал, зато помогал придумывать интересный дизайн. Видеть, как эти маленькие лучики счастья радостно делят конфеты между собой, было для него лучше всего. Обыкновенно они приносили все сладости домой и раскладывали на пять кучек — ему, Дон, которая обычно оставалась дома, раздавать конфеты, Вэл, Саф и Бэну. Именно его руки обычно и шили костюмы. – А водитель или охранник их повести не может? – спросил Гримшоу, скрестив руки на груди. – Дурачок ты, Гримми, – ласково пожурил его Луи, несильно щелкнув насупившегося Ника по животу. – Конечно, может! Но мои девочки тоже хотят, чтобы их вел именно старший брат. – Вечеринка длится до самого утра, а колядовать будут максимум до часа ночи, – задумчиво сказал Лиам. – Ник заберет Луи, я — Зейна, и мы приедем к двум. Вряд ли пропустим что-то интересное, – поделился мыслью альфа. От радости у Зейна чуть дыхание не прервалось. Ехать на вечеринку вместе с Лиамом! Ехать на вечеринку вместе с Лиамом! Разве может быть что-то лучше? Даже пытаясь представить, омега всё равно не мог. Он жаждал провести время с любимыми сестричками, помогать им с костюмами для колядок, но также очень хотел побывать на супер-взрослой вечеринке с Лиамом, и теперь мог это совместить. Счастье быстрым потоком расплылось по животу и рукам таким ярким пятном, что хотелось зажмуриться и просто источать потрескивающий жар вокруг себя. В его голове уже роились сотни мыслей: о вечеринке, о Лиаме, о том, как они узнают друг друга еще ближе под покровом ночи. – Ты гений, Пейно! – просиял Луи, радостно устраивая руки на груди. Похоже, мысль о вечеринке приводила омегу в неменьший восторг, что и Зейна. Его радостью сейчас можно было писать картины. Впрочем, если бы Малик следил за собой чуть меньше, то и вовсе бы закричал на весь коридор от восторга и предвкушения. – И правда гений, – улыбнулся Зейн, не замечая, как нежно звучит его голос. – Попрошу у сестер конфет и обязательно тебе ссыплю, когда поедем на вечеринку. – А ты думал, зачем я всё это предложил, – улыбнулся Лиам в ответ.