Nothing Without You

Если бы действие таблеток не подходило к концу, Зейн предпочел бы провести всю ночь с Лиамом на крыше, продуваемый ветром, свободой и счастьем, однако пришлось вернуться домой раньше, чем альфа что-либо заподозрил. Он подвез его до ворот, Зейн полуобнял Лиама на прощание, насколько это позволял салон автомобиля, и быстро покинул машину, пока Пейн не почувствовал его запах, слабо пробивающийся через одежду и дезодорант. Он не смог удержаться, остановился посреди дорожки, помахал Лиаму рукой, не решаясь проститься по-настоящему. Омега даже задержался на крыльце, чтобы проводить машину любимого альфы взглядом — он начал скучать раньше, чем они попрощались. Малик всё равно был доволен тем, что подарил ему восхитительный вечер. Его руки до сих пор помнили, какова кожа Лиама на ощупь, и, судя по тому, что альфа прислал ему только фотографии, не спрашивая, как Зейн живет со своей ложью, Луи не успел ничего рассказать лучшему другу. У Малика оставалось еще немного времени, чтобы побыть счастливым, помечтать об их невозможном будущем, разрисовать красками изумительное настоящее, всё больше напоминающее сказочный сон. Он пытался представить, что чувствует Лиам, пока читает письмо, ему чудились отголоски впечатлений любимого альфы, и это заставляло омегу глупо смеяться от радости, словно счастье уже накрыло его с головой, словно крутая волна. Весь вечер омега почти по-детски воображал, как сложится их совместное будущее, и уснул со скетчбуком в руках. На развернутой странице они с Лиамом бродили у побережья, и сны у Зейна были морскими, со вкусом мягкого летнего бриза. Он чувствовал на губах морскую соль, и от того ему было спокойно. Сон полностью расслабил Зейна. Он забыл поставить будильник, и мог бы проспать так целые сутки, пока его мозг раскладывал бы воспоминания по полочкам. К счастью, Бэн разбудил его вовремя, и Зейн, рассчитав новую порцию таблеток, отправился в душ. У него было приподнятое настроение, пилюли даже не стояли комом в горле, хотя Малик выпил не так уж много воды. Когда он вернулся в спальню, оставленный у прикроватного столика телефон уже моргал сообщением. «Лиам, – с предвкушением подумал Зейн, падая на кровать, но, сняв блокировку, увидел на экране «Луи Томлинсон» и вздрогнул от ужаса. На чистом теле выступили неприятные капли пота, и омега невразумительно перекатился на спину, пытаясь отдышаться. – Господи, что тебе надо?». Руки дрожали. Зейн боялся того, что может увидеть. Вдруг Луи уже всё рассказал? Тогда... лучше не приходить в школу никогда. Вынести взгляд Лиама, пропитанный презрением и ненавистью он бы не смог. Несчастный мозг Зейна уже начал прорабатывать план: он будет прогуливать до тех пор, пока его не исключат, и ему не придется показываться любимому альфе на глаза и оправдываться за жалкое существование. Может быть... может быть, Зейн бы написал ему сообщение и попытался бы всё объяснить, но если бы Лиам не захотел ничего знать? Страх становился сильнее. Его жилистые руки уже обвивали горло омеге, оставалось лишь последний раз вздохнуть. Малик открыл сообщение и с опаской пробежал взглядом по экрану. Луи: «Откладывать этот разговор больше не имеет смысла, я заеду за тобой перед школой, согласен?». Малик глубоко выдохнул, смахнув капли пота с верхней губы. Терять больше нечего. Он мог бы потратить вечер, чтобы придумать отговорку, но предпочел провести его с Лиамом. Этот вечер стоил того. Зейн знал, что в его жизни больше не будет подобного. Настоящую любовь встречают лишь раз, и Лиам, конечно, не позволит ему приблизиться после того, как правда раскроется. Это был его единственный шанс, на память у него остались фотографии. Их улыбки сияли ярче солнца в «золотой час». Зейн: «Да, конечно. Когда мне тебя ждать?». Луи: «8:20. Но я опоздаю». Омега сумел улыбнуться, несмотря на учащенный пульс и панику, что крутилась в животе, словно живая белка. Ему понадобилась секунда, чтобы сделать глубокий вдох и напечатать ответ. Зейн: «Я так и понял». Стараясь держать себя в руках, Малик спустился вниз. В холле стояли вазы с последними осенними цветами. Флоксы, бархатцы и розы приятно вписывались в интерьер, даря последние искорки тепла. Дожди и тучи собирались окрасить всё в серый, поэтому так приятно было полюбоваться последними островками оранжевого, розового и алого. Такие цветы стоило зарисовать. Кусок теперь не лез в горло, но Зейну нужно было поесть, чтобы лекарство лучше усвоилось в организме, поэтому он пожевал хорошо промасленный гренок и выпил стакан фруктового сока, толком не разбирая, что именно Бэн сегодня пропустил через блендер. Сестрички упорхнули в школу пораньше, не забыв расцеловать брата в щеки, а Зейн остался в кухне, подпирать холодильник. – Всё в порядке, сэр? – спросил Бэн, наблюдая за неподвижным изваянием. – Мне сообщить водителю, что Вы уже готовы? – А, нет, меня сегодня подвезет друг, – рассеянно ответил Зейн, чувствуя, что лжи в его жизни становится всё больше и больше. Ведь ничто не мешало сказать «одноклассник», но это выходило как-то само, и от того становилось совсем паршиво. Наверное, Зейн просто хотел, чтобы Бэн думал, будто у него всё в порядке и не волновался. Омеге всегда становилось душно, когда ему уделяли слишком много внимания. – У Вас грустное лицо, – сказал дворецкий со своей обыкновенной проницательностью. Зейн тяжело выдохнул. Вероятно, лицо его было не просто грустным, а совсем горестным и несчастным. Малику казалось, он в упадке. Виноват в этом был не Луи, а он сам. Ложь — путь по мосту с прогнившими досками. Никогда не знаешь, когда одна из них провалится под ногами. – К сожалению, теперь оно всегда будет таким, – задумчиво проговорил омега. На часах было восемь двадцать один, где-то внутри Зейна начал созревать план побега. Сесть на автобус до Ричмонда и залечь там на дно. Маленькая квартирка под самой крышей, восковые мелки вместо карандашей и красок. Особняки с красивой архитектурой там тоже встречаются, недостатка во впечатлениях не будет. Конечно, Лиам сочтет его жалким трусом и, наверное, пожалеет, что пригрел на груди такого змея, но за всё в жизни надо платить. Особенно за ложь. Горло начало саднить, словно его мякоть прокололи иглы. Сбежать в какой-то затхлый пригород, не увидев Лиама в последний раз? Глупее плана не придумаешь. Может, Зейн и не вынесет презрения в любимых глазах цвета осени, но нельзя бежать вот так, не взглянув на альфу в последний раз. – Не говорите глупостей, мистер Малик, – дворецкий протянул ему ланчбокс. – Всё у Вас в жизни будет прекрасно. Улыбнитесь и выходите на улицу, пока погода позволяет. Зейн слабо улыбнулся, чувствуя, что мышцы на лице завосковели, затолкал ланчбокс в рюкзак и вышел на улицу, навстречу прохладному утреннему ветерку. На экране телефона высветилось восемь тридцать четыре, когда Луи подъехал к его воротам. Его водитель был бетой, и Зейну это показалось очень осмотрительным. Луи сам открыл перед ним дверь и тут же потеснился, Малик запрыгнул на заднее сиденье, неловко устраиваясь рядом. – Стив, сделай, пожалуйста, кружок по городу, – сказал Луи и щелкнул пультом, чтобы перегородка между задним сиденьем и водительским креслом закрылась. Они оказались в непроницаемой тишине. – Ты ведь не сильно торопишься на урок? – Я никогда не тороплюсь на урок, – ответил Зейн, заметно нервничая. – Как там Ник? – Не так плохо, – сказал Луи, беспокойно дернув ногой. – Я думал, у него сотрясение или перелом, но он вроде ничего, держится. Только слегка ушибся. Самолюбие, конечно, больше пострадало. Самолюбие Гримшоу вряд ли могло серьезно пострадать. Насколько Зейн его знал, Ник быстро зализывал раны и вставал в строй, стараясь расплескать вокруг побольше позитива. Альфой он был замечательным, разве что излишнее любопытство его немного портило, но в целом Ник старался быть человеком достойным. Возможно, сейчас он действительно переживал, потому что не смог защитить Луи, но Томлинсон выглядел как человек, способный подбодрить Гримшоу. – Ник никогда на вояку и не тянул особенно, но это и не так важно. Зато у него большая душа, – отозвался Зейн, чувствуя, что не имеет права судить Ника. Гримшоу, по крайней мере, не врал каждый день всем вокруг. – Если бы не он, последние годы в этой школе были бы совсем одинокими. Я, конечно, всё время пытался от него отвязаться и врал ему, наверное, больше всех, но он делал всё, чтобы я хоть иногда участвовал в жизни класса. Это большой поступок. – В этом весь Ник. Спасибо, что интересуешься его здоровьем. Однако я хотел поговорить о другом. Думаю, мне нужно перед тобой извиниться, – проговорил Луи медленно. Зейн удивленно перевел на него взгляд, встречаясь с неспокойным голубым приливом. Сердце неприятно сжалось — уж не розыгрыш ли? Малик не знал, что ему думать. – Я... понятия не имел, что так бывает. Мне ни разу не встречались такие альфы, мне всегда было уютно в их компании, но местные... они просто дикие и жестокие. После того, как я проводил Ника домой, мы снова увиделись с Гарри. Он рассказал мне о тех бесчинствах, что творят Найл, Джастин, Калум, Майкл и другие альфы. Подозреваю, что не обо всех... – О таком вряд ли расскажешь, – нервно усмехнулся Зейн, хотя ему было совсем не до веселья. Мурашки бежали по коже, но от них становилось холодно. Многие вещи Зейн не видел, потому что учился тогда в средней школе, но знал о них по виткам слухов, что блуждали по кафетерию от столика к столику. Его одноклассники были не первыми альфами, кто устраивал жестокие игры с парнями-омегами. Он помнил альфу по имени Джо, заканчивающего выпускной класс, когда Зейн только-только пошел в старшую школу. Этот альфа со своей свитой терроризировал парней-омег не только своего потока, но и совсем малышей. Хоран, по сравнению с ним, был невинным младенцем. – Знаешь, я здесь всего два месяца, а мне уже отвратительна моя личность. Мне страшно и противно быть собой, – с горечью произнес Луи. Его голос был мокрым, но глаза оставались сухими. – Ника избили, потому что он встречается со мной и дружит с Гарри. Будь у него нормальная омега... – Не говори этих глупостей, – вырвалось у Зейна. – Ты нормальный омега. Не позволяй им сломать себя так, как они сломали меня. Посмотри на меня, я жалок, – Малик закрыл пылающе-красное лицо руками. Ему тоже было стыдно, но намного сильнее, чем Луи. – Я даже не могу признаться Лиаму в своих чувствах, хотя думаю лишь об этом. Если кто-то узнает, хоть одна живая душа, я не знаю, что со мной будет. Какую жизнь они устроят Лиаму? Каким пыткам повергнут всех, кто общается со мной? Мои сестры, что будет с ними? Я не могу об этом думать и, тем не менее, прокручиваю каждый день в своей голове. – Теперь я понимаю, правда, – сказал Луи, коснувшись его плеча. – Думаю, я бы поступил так же. Я... осуждал тебя. Но теперь я смотрю на всех этих запуганных омег, на Гарри, на Итана, на Джоша... смотрю на себя в зеркало и понимаю, почему ты прячешься. Я хочу сказать, что... сохраню твой секрет, – тяжело выдохнул омега. Зейн взглянул на Луи, чувствуя, что сердце бьется быстрее, однако это дается ему с ужасным трудом. – Но я не хочу, чтобы ты играл с чувствами Лиама, – предупредил Томлинсон. – Если он узнает, что ты лгал в своих намерениях, ему это очень не понравится. Пейно считает тебя своим другом, ему будет больно, что Вы построили дружбу на лжи. Ему никогда так не лгали. Он... думаю, даже не представляет, что можно так сильно завраться. – Да, я так и думал, – Зейн откинулся назад, прикрыв глаза. В его висках шумел пульс, пальцы покалывало током. – Хочется научиться принимать правильные решения, но сейчас мне кажется, что я умею только ошибаться. Как будто каждое мое решение ведет меня к пропасти, и я уже лечу вниз. Так он себя и чувствовал: Зейн был сломанной куклой, летящей со скалы в ущелье. Его слабое естество превратилось в ничто. В сущности, он был всего лишь лжецом. Ему казалось, он не имеет права жалеть себя. Каждый, кто одарил бы его презрением, был бы прав. В особенности, Лиам: альфа подпустил его так близко, открыл ему свою душу, а Зейн скрыл самое важное и всё время бессовестно врал ему, обо всём. Одна ложь всегда тащит за собой другую. – Ну, альфу ты выбрал правильного, – подытожил Луи, и, кажется, он действительно хотел приободрить Зейна. – Правда, охотников и охотниц вокруг великое множество. Не хочется, чтобы кто-то из них пустил ему пыль в глаза. Человек слеп, когда влюбляется, и не слушает глас разума. А у Лиама сейчас такое лицо, будто вся его голова забита мечтами. «И это, конечно, не я, а какая-нибудь Эмили», – с горечью подумал Малик. – Еще немного, и я с ума сойду, – вырвалось у него вслух. Взгляд Луи наполнился сочувствием, но перебить его он не осмелился. – Мне просто хочется, чтобы Лиам узнал, что я за человек, прежде чем правда вскроется. И пусть то, какой я, будет важнее, чем то, кто я. – Не думаю, что это плохо. Может, так Лиаму действительно будет проще тебя понять. Просто тебе не нужно тянуть. Попробуйте пообщаться на нейтральной территории, и когда настанет подходящий момент, открой ему свою душу, – проговорил Луи и внезапно подпрыгнул на месте, цепляясь в руку Зейна клещом. Малик даже ойкнул. – Я знаю, что нам всем сейчас нужно. Вечеринка! Это стало для Зейна такой неожиданностью, что он даже, на всякий случай, коснулся своего уха, пытаясь понять, нет ли у него слуховых галлюцинаций. Однако Луи действительно сказал то, что сказал, и теперь смотрел на Зейна с каким-то затаенным ожиданием. Глаза у него разве что не искрились. – Еще одна? – осторожно переспросил Малик. – Мне кажется, все еле пережили предыдущую... – Ты и правда в альфу заигрался, – протянул Луи, щелкнув его по носу. – Небольшая вечеринка для самых близких друзей. Безалкогольная или слабоалкогольная, – руки Томлинсона словно жили отдельной жизнью, потому что он вдруг стал жестикулировать вдвое быстрее. – В субботу вечером у меня дома, чтобы можно было развлекаться всю ночь, и никто не вызвал бы полицию. Легкая музыка, приглушенный свет... – В чем подвох? – спросил Зейн, слегка нахмурившись. – А ты не хочешь развеяться? Тебе не надоело бояться на каждом празднике, что ты столкнешься с Хораном или Бибером? – спросил Луи. Зейн осторожно кивнул. – Лиам любит такие вечеринки. Мы часто сидели на пляже небольшой компанией, слушали, как шумят волны, танцевали под легкую музыку, играли в пляжный волейбол. Ты узнаешь о нем много нового. И, поверь, такой Лиам понравится тебе еще больше. Зейн заерзал в кресле. Он даже не сомневался в том, что расслабленный Лиам во время праздника с самыми близкими друзьями разбудит в нем самые потаенные желания. Всё внутри Малика потянется к нему, и он, наверное, будет крутиться вокруг Пейна, как мартовский кот. Другой вопрос, не скомпрометирует ли это его, но, может, это именно то, что нужно? В груди Зейна бесконтрольно потеплело. – Я хочу... – Прекрасно! – Луи молниеносно щелкнул пультом, раздвигая перегородку. – Стив, найди приличную кофейню. Хочу есть! – А я думал, ты там чинно трапезничал всё это время: опоздал почти на пятнадцать минут, – сказал Зейн, усмехнувшись. – Я нервничал из-за разговора, кусок не лез в горло, – отмахнулся Луи, но Зейн прекрасно его понял — он и сам еле обмусолил гренок. – Зато я нашел неплохие брюки, кажется, мне даже идет. Сегодня Луи и правда выглядел замечательно. Классика определенно шла ему, однако он решил не перебарщивать, поэтому нашел рубашку приятного светлого оттенка. Не чисто белого, чтобы не сиять посреди коридора, но достаточно спокойного цвета. Сверху он натянул темный лонгслив, и потому снова казался хрупким, слегка утопая в его мягких складках. После завтрака — Зейн тоже сумел подкрепить свои силы с помощью пары теплых булочек с джемом — они, наконец, прибыли в школу. Как раз начинался третий урок, они пропустили целых два академических часа. Малик был даже рад, что они заскочили поесть и прокопались так долго, потому что домашнее задание омега не сделал ни по одному предмету. Миссис Питтс налетела на него за опоздание и отсутствие эссе, словно голодный коршун, но у Зейна было слишком хорошее настроение, чтобы расстраиваться из-за такого маленького промаха. Глядя на учительницу абсолютно честными глазами, омега пообещал принести эссе на следующее занятие. Конечно, Питтс ему не поверила, поругала еще немного, однако донести эссе всё-таки позволила, поэтому Зейн даже не стал рисовать на её уроке, хотя очень хотел. Сегодня омега позабыл любимый скечбук дома, поэтому он собирался рисовать по клеточкам. День был слишком хорошим, и Малик мог позволить себе даже такую шалость. Тем более, у него была пара линованных тетрадок, на всякий случай. Любуясь Лиамом исподтишка, омега старался внимательно слушать всё, что говорит миссис Питтс, чтобы использовать это в своем эссе. По лицу Пейна было сложно понять, о чем он думает, однако Малику показалось, что у альфы хорошее настроение. Урок пролетел слишком быстро, и Зейн с удивлением отметил, что даже у него бывают неплохие будни. – Привет опоздавшим. Ну что, помирились с Луи? – спросил Лиам, когда они вышли из кабинета. – Что? – Видел в окно, как Стивен привез Вас, – ответил альфа, пожимая плечами. – К тому же, когда я утром предложил Луи заехать за ним, он вдруг сказал, что доберется своим ходом, а прибыл только к третьему занятию. Учти, если ты водил его на крышу, я буду ревновать. Зейн залился краской, быстро посмотрев на Пейна, чтобы убедиться, что это на самом деле шутка. Оторвать взгляд от Лиама было тяжело, словно топтать цветы, и Зейн вдруг подумал, как так получилось, что он влюбился настолько сильно? Пара глаз, как у всех людей, руки и ноги, и вместе с тем Зейн всегда замечал его в толпе первым, как будто совершенный свет сопровождал его альфу, где бы он ни находился. А потом, если засмотришься, поймешь, что рук таких у всех и нет вовсе, и даже совершенные римские скульптуры стыдливо теряют конечности на его фоне. Что глаза, окаймленные хвойными ресницами, смотрят на мир совсем иначе и ноги уверенно ступают по другой дороге. – Очень смешно, мистер Пейн, – наконец, проговорил он, пытаясь игнорировать смешливые морщинки вокруг глаз альфы. – У нас разные взгляды на жизнь, поэтому мы немного повздорили, однако в целом делить нам нечего, и мы быстро нашли общий язык. Луи даже позвал меня на вечеринку в субботу вечером, – похвастался омега – А меня никто не звал, – заметил Лиам псевдо-обиженным голосом. – Вот тебе лишь бы глупости говорить, – нагнал их Томлинсон. В самый последний момент Питтс решила проверить и его эссе, и к большому удивлению Зейна обнаружила такую же неприятную пустоту в тетради омеги, так что ему пришлось задержаться и выслушать несколько замечаний. – Ты заочно приглашен на все мои вечеринки. Просто до сегодняшнего утра я не знал, что у меня будет вечеринка. Родители сказали, что уезжают навестить родных в Донкастер, забирают сестер с собой, а мне сказали готовиться к тесту, так что лучшего случая не представится. Хочу показать местным, что не обязательно напиваться, если хочешь развлечься, как следует. – Бедный Шмидт, он ведь этого не перенесет, – проговорил Лиам. В его глазах читалось откровенное веселье. – Очень жаль, – проговорил Томлинсон, и по его голосу стало понятно, что ему совершенно не жаль. – Но я уже решил, что он, Джейден и Мёрс должны появиться обязательно, так что поговори с ними сегодня после тренировки. И с другими парнями из команды. Я на тебя рассчитываю, Лимо. Если бы Зейн не знал, что отношения у Луи и Лиама исключительно дружеские, ревность уже прожгла бы дыру в его груди. Но альфа выглядел абсолютно спокойным, да и Луи во время завтрака без умолку говорил о Нике, так что Зейн мог лишь удивляться тому, как быстро шевелятся шестеренки в голове Томлинсона. Он узнал, что родители уезжают лишь утром, но уже занялся планированием и, похоже, искренне наслаждался этим. – Тихая вечеринка? – уточнил Зейн, стараясь не выглядеть слишком удивленным. – Я знаю, что делаю, – бросил Луи довольным голосом. Его телефон завибрировал, и он мгновенно смахнул экран, чтобы прочитать сообщение. Голубые глаза бегали по строчкам так быстро, что Зейн не мог уследить. – Отлично, завтра Ник придет в школу. Его обширные связи мне очень пригодятся. Нужно успеть до выходных купить флажки, разноцветные стаканчики, возможно, маленькие колпачки... – А это всё обязательно? – поинтересовался Малик, постепенно проникаясь происходящим. У него был не очень большой опыт в вечеринках, однако он чувствовал, что Луи может привнести в каждое мероприятие определенный шарм. Вечеринка у Лиама была хорошей, однако им не удалось, как следует, пообщаться. В Хэллоуин мешали костюмы, но Томлинсон собирался устроить что-то расслабляющее и приятное. Спокойная музыка и, возможно, медленный танец... – То, что у Вас нет приличного побережья, еще не значит, что вечеринка должна быть отстойной, – Луи с неожиданной для омеги силой хлопнул Зейна по спине, так что Малик, зазевавшись, чуть не впечатался в Пейна. – Украшения — важная часть любого праздника. О, Зейн, ты убедишься, что я в этом мастер. Музыку принимаю до завтрашнего вечера, так что у тебя есть шанс блеснуть своим изумительным музыкальным вкусом, – Томлинсон красиво блеснул белыми зубами. – Вот так он и взял меня в пожизненное рабство, – громко шепнул Лиам. Луи будто бы недовольно покосился в его сторону, и альфа забавно округлил глаза. – Ой, похоже мастер меня услышал. – Очень смешно, Лайм. Поговори с командой или не жди подарок на Рождество, – отрезал он, впрочем, напоследок вновь очаровательно улыбнувшись. – Мне нужно найти парочку друзей и заставить их прийти на вечеринку. Не скучайте без меня! Худая фигурка Луи мгновенно затерялась в толпе, а Лиам и Зейн вдруг обнаружили себя у шкафчиков. Малик решил взять учебники на следующие несколько предметов сразу, чтобы на следующей перемене заглянуть в кафетерий без помех. Пока он был не очень голоден, однако ему нравилось появляться там с Лиамом и смотреть, как альфа ест. – Я знаю, зачем нужна вечеринка, – заметил Лиам. – Правда? – спросил Зейн, на секунду отвлекаясь. В его шкафчике был ужасный бардак. Омеге даже стало стыдно, что Лиам увидел содержимое. Там были две пустые бутылки из-под воды, учебники и кое-какие тетрадки валялись в хаосе, виднелся даже носок от физкультурной формы, но зато к дверце были приклеены небольшие зарисовки. Жители Африки. Зейн очень гордился этими мини-картинками. – Это очевидно, – ответил альфа, рассматривая лишь картинки и никак не комментируя творческий беспорядок. – Луи хочет показать, что Хоран и компания нам не страшны, и что мы можем веселиться и без них, подбодрить всех в непростое время. У него большая душа. Надо помочь ему с вечеринкой. – Конечно, если он попросит, – согласился Зейн, поспешно захлопывая шкафчик. – Просто Луи, похоже, прекрасно знает, что делать... – Он снова мне написал, – сказал Лиам вдруг, и его голос странно понизился, пропитываясь чем-то бархатным. Малик ошалело замер, переводя взгляд на Пейна. Его глаза всегда были яркими, а сейчас словно светились изнутри всеми оттенками кофе. Сердце омеги уже кувыркалось и выписывало сальто, без конца повторяя: «Ему не всё равно! Ему не всё равно!». Ладони дрожали в невыносимой жажде прикосновения. Он еще помнил, как это изумительно. Особенно когда на Лиаме нет этой проклятой майки. – Правда? – стараясь сохранять спокойствие, спросил Зейн. – Да, и я... я очень благодарен, что ты отвлек миссис Питтс, потому что я забил на эссе и весь вечер перечитывал это письмо, – сказал Лиам, совершенно неожиданно прислоняясь спиной к шкафчику. Теперь Зейн мог воочию видеть ту самую улыбку, о которой говорил Томлинсон утром. Успокоение никак не приходило, увиденное лишь подстегивало больше. «Это из-за меня, – крутилось в его голове. – Это я заставил его так чувствовать, я привлек его внимание, это я, я, я». – Мне кажется, я знаю его лично, потому что слова кажутся такими знакомыми, – проговорил Лиам, так внезапно повернув голову, что у Зейна чуть не случился приступ. – Он говорил, как я чувствую, про мотыльков и бабочек, про согревающий огонь. И еще он написал про прикосновения. Может, это Гарри? – спросил альфа неожиданно. Его глаза стали очень сосредоточенными. – Не помню, кого бы я мог случайно коснуться... Так что ты думаешь? – Что-то я сильно сомневаюсь, – сказал Зейн быстро. – Мне кажется, это кто-то другой. Кто-то, кого ты точно не подозреваешь. Но если ты хочешь удостовериться, то можешь спросить у Гарри что-нибудь, что упоминалось в письме. Что-нибудь про бесконечное чувство, и посмотри, поймет ли он что-то. – А я разве рассказал про бесконечное чувство? – спросил Лиам, слегка нахмурившись. – Мне казалось, я упомянул лишь про мотыльков, прикосновение и жар. Зейн почувствовал, как паника душит горло. Теперь, если бы у него вдруг решили взять интервью и спросили, кем он себя считает, Малик ответил бы: «Да я большего идиота в жизни не видел!». – Да, только что, – бессовестно проговорил он, чувствуя, что отчаянно краснеет, однако его язык уже стремительно ринулся в атаку. – Что с тобой, Лиам? – рука Зейна слабо коснулась его плеча. – Надеюсь, ты спал сегодня? Ты же мне буквально всё письмо пересказал. Сказал, что слова кажутся знакомыми, потом про мотыльков, бабочек, про солнечные лучи, про согревающий огонь и вот про чувство тоже. Лиам уставился на него с заметным изумлением, и Зейн постарался сделать максимально честное лицо, хотя жилка на шее уже предательски дергалась. О чем он только думал? Надо было просто сказать, что об этом не сложно догадаться. Альфа устало закрыл лицо рукой и слабо стукнулся макушкой о дверцу шкафчика. – Боже, я, наверное, совсем с ума сошел с этим письмом, – пробормотал он. – Я и правда не спал, и хожу, словно зомби, так еще и перечитывал письмо весь урок, уже наизусть знаю. Я думал об этом, но мысли сбиваются в кучу, и я уже за языком не слежу. Пойду-ка умоюсь. – Иди-иди, освежись, – посоветовал Зейн сильно возвысившимся голосом и, стоило Лиаму скрыться из виду, схватился за голову. – Чертовски близко, Малик, чертовски близко! В следующий раз он уже не поверит, и что я буду делать? – пробубнил омега себе под нос. Адреналина было так много, что Зейн решил постучаться лбом о дверцу шкафчика. Спокойствие, спокойствие, спокойствие. Ему повезло, что Лиам провел бессонную ночь с письмом, иначе бы этот трюк не сработал. Как долго он будет ходить по краю? Пока Лиам не поймет, что он страшный лжец. Тогда Пейн уже не будет с таким доверием относиться к его словам. Ужасная ситуация. Когда правда вскроется, Лиам больше не поверит ни единому его слову, потому что всё, что Зейн делал, пока они дружили, — бесконечно бессовестно лгал. Послышался испуганный возглас, и Зейн моментально почувствовал неладное, осознавая, чей это голос. Страх сковал внутренности, руки безвольно опустились вдоль туловища. В голове было лишь: «Беги!», однако омега не мог даже двинуть ногой. Обернувшись через плечо, он увидел, что учебники Гарри опять валяются на полу, а сам омега ползает рядом, пытаясь их собрать. Ехидный смех заставил руки Стайлса дрожать. Хоран и Клиффорд. Только их не хватало. – Ох, Гарри, до чего же ты неуклюжий, – деланно посочувствовал Найл, с силой поднимая омегу за шкирку. Учебники снова посыпались из его рук. – Конечно, хорошо, что ты ползаешь у моих ног — тебе надо знать свое место. Но я здесь хожу и не хочу об тебя споткнуться. «Боже, когда это закончится», – подумал Зейн, с ужасом наблюдая, как Гарри лопочет извинения. У него было ярко-красное лицо, так что, вероятно, каждый в коридоре видел, как ему стыдно. Краем глаза Малик увидел Итана и Алекса — вжались в стены, чтобы их не постигла та же участь. – Нет, нет, я же не злодей, я понимаю, что ты не специально, – встряхнув его в очередной раз, проговорил Хоран, однако его голос вразрез словам звучал угрожающе. – Сердце у меня доброе, Гарри. Я целиком и полностью на твоей стороне. Ты не виноват, что родился убожеством. Правда ведь, Майкл? Клифф, улыбнувшись, кивнул. Гарри посмотрел на него со слезами на глазах и помотал головой. «Только не в туалет, – подумал Зейн, чувствуя пульс в каждом участке тела. – Бога ради, только не в туалет. Пожалуйста, он не вынесет этого». – Ох, не лей слезы зря, – Хоран широко улыбнулся, показывая всем неровные зубки, и резко притянул Стайлса к себе за ворот. – Плакать ты будешь тогда, когда я этого захочу. Поверь, это будет очень скоро, – прошептал он, и его язык, словно слизняк, прошелся по ушной раковине омеги. Гарри выглядел так, словно его сейчас вывернет наизнанку, и Зейн его искренне понимал, потому что его передернуло. – Сбей его с ног еще раз, – сказал Хоран Клиффорду, выпуская Стайлса из рук и демонстративно вытирая ладонь об толстовку. Майкл тут же толкнул омегу с такой силой, что Гарри прокатился по полу несколько футов, после чего устремился за Найлом, смеясь так громко, будто случилось что-то очень забавное. Стараясь не плакать, Гарри вновь принялся собирать учебники. Его лицо всё еще было красным, руки дрожали, и он просто уткнулся лицом в локоть, пытаясь успокоиться. Из толпы осторожно вынырнул Итан, такой же красный и несчастный. – Ты в порядке? – спросил он, помогая Гарри подняться. – Нет, – покачал головой Стайлс. – Совсем нет. От ужаса Малик не мог пошевелиться. Ему было противно и страшно, и всё, чего он хотел — оказаться подальше отсюда. К счастью, прозвенел звонок, и толпа растворилась по классам. Он сумел собраться с мыслями и тоже направился к своему кабинету. Краем глаза Малик видел, как Стайлс стирает слезы, и ему стало совсем невыносимо. Следующие уроки совсем не радовали Зейна. Он снова окунулся в рисование, в кафетерии сидел тихо-тихо, стараясь даже искоса не смотреть в сторону Хорана, Бибера, Клиффорда, Худа и Ирвина. Все голоса слились в один, и он не пытался вычленить из этого шума никакой информации. Физкультуру он пропустил, а на уроке Левиса отвечал так плохо, что учитель, без зазрения совести, поставил ему неуд. – Ты чего такой забитый? – спросил Лиам, когда занятия закончились. – Просто как-то... знаешь, я давно не делал наброски пастелью. Думаю, мне стоит освежить в памяти эту технику, – ответил Зейн первое, что пришло в голову, и желудок снова сжался от неоправданной лжи. – Удачи на тренировке. Пока! – Пока! – сказал Лиам, прищурившись. Он всё еще был немного сонным, но, похоже, видел, что Зейн с ним недостаточно искренний. Домой Зейн вернулся в совсем расстроенных чувствах, едва поздоровался с домашними и сразу уполз в свою комнату. Ему было жаль Гарри, но он ничем не мог ему помочь. Ему не нравилось лгать Лиаму, но сказав одно, пришлось говорить другое и третье. Омега чувствовал себя загнанным в клетку, и ему это совсем не нравилось, потому что в его жизни и так было много ограничений. Зейн понимал: он должен быть счастлив из-за того, что сумел впечатлить Лиама, но совесть его была не чиста. За окном неспешно накрапывал дождь, тучки собрались прямо над садом. И деревья, и клумбы, и кусты выглядели поникшими. Малик нашел цветную бумагу для пастели, чтобы не все его слова были ложью, однако он сумел нарисовать лишь унылую серость, которая не годилась для портфолио. От нечего делать, омега притянул телефон и увидел сообщение от Луи. Луи: «Найл сегодня напал на Гарри. Ненавижу его». Теперь Луи обращался к нему совсем по-свойски. По всей видимости, раньше его неприступный вид немного смущал Томлинсона, но теперь, когда он знал, что они оба омеги, Луи говорил с ним запросто. Это немного согревало. Тайна слишком давила на Зейна, и хоть один дружелюбный человек, знающий о нем, уже облегчал его существование. Зейн: «За что ты ненавидишь Гарри?». Луи: «Смешно, да не слишком. Надеюсь, вечеринка поднимет ему настроение. И тебе тоже». Зейн: «Спасибо, Лу». Малик отложил телефон, прислонился лбом к стеклу. Оно запотело от его дыхания, и уже через мгновение на нем появилось имя Лиама.