Nothing Without You

Выскользнув из гардероба, Зейн почти сразу покинул шумную оливковую комнату, неуклюже расталкивая других гостей. Голова немного кружилась, ноги подгибались — он, наверное, мог и упасть по пути, но омеге снова нужно было умыть пылающее лицо, чтобы хоть как-то привести мысли в порядок и остудить себя. Пока получалось, что ему приснился дикий сон, где сбывались его мечты. Он нашел понравившуюся ему ранее ванную комнату и несколько минут просидел внутри, прислонившись затылком к двери. Пульс ещё не пришел в норму, Зейн не знал, как ему дышать. Оттянув рубашку за ворот, Зейн невольно коснулся своей шеи — губы Лиама словно ещё были там, так сладко и нежно, и ещё с чувством, невероятно сильным и властным. Его целовал настоящий альфа, и пока они целовались, Зейн чувствовал себя его омегой. В этот миг всё было правильно. Лиам подарил ему нечто незабываемое, пусть и неосознанно. Лучший момент в его жизни. Всё произошло так быстро! Эти семь минут теперь выглядели, как семь секунд, но насколько райским был этот момент... Зейн прикрыл глаза, теперь его тело билось, как лодка на волнах — у него никогда в жизни такого не было. Он думал, лучшее, что ему светит, разговор с Лиамом, может, пьяное объятие, но никак не поцелуй и не семь минут в раю. Теперь у Зейна было всё. Всё, о чем он мог мечтать. Наконец, омега отлепился от пола, подошел к раковине, сунул голову под ледяную воду и, когда мысли немного остудились, вынырнул наружу. Теперь с его волос стекала вода, и Зейн был весь мокрый. С тем же успехом Малик мог нырнуть в бассейн, однако его голова теперь соображала чуть быстрее, и Зейн подумал, что готов встретиться с Лиамом и услышать, что он скажет. Всё, что произошло в кладовке, можно было назвать лишь сумасшествием. Поцелуй с Лиамом продолжался целых семь минут и наверняка длился бы дольше, если бы не Томлинсон с его таймером. Если бы рядом никого не было, и у них было больше времени, они наверняка целовались бы и дальше. Потому что... они действительно шагнули навстречу друг другу одновременно? «Остынь, Зейн, – велел себе омега, глядя на себя в зеркало. – Ты себе что-то придумываешь. Он пьяный в ничто, как и ты сейчас». Только Зейн не чувствовал себя пьяным. Пожалуй, опьяненным. А после холодной воды ещё и сбитым с толку. Да, они выпили, развеселились. Но никто не заставлял Лиама его целовать. Он мог бы отказаться, согласиться на снятие штанов. Мог бы сказать: «Я не играю в эту глупую игру». Но он согласился. И, когда они вошли в гардероб, он так же хотел этого поцелуя, как и сам Зейн. «Ты не можешь знать наверняка, пока он тебе сам не скажет, – вновь взглянув на себя, заключил Зейн. – Боже, посмотри на меня, я выгляжу так, будто мной протирали полы!». Не успел он взлохматить волосы, чтобы немного их просушить, как в дверь с размаху постучали. Малик подпрыгнул, словно его застукали за чем-то постыдным. Это могло войти в привычку. – Хэй, в ванной, – послышался полупьяный голос Курта снаружи. – Вылезай, мне тоже надо. – Минуту, – прочистив горло, произнес Зейн. Нащупав в кармане таблетницу, он живо бросил в рот пилюлю, запил водой из-под крана и вышел. Не то чтобы от него пахло... просто Зейн хотел максимально себя обезопасить, хотя бы до конца вечеринки. Придав голосу деловитость, Малик вышел из ванной комнаты. – Прошу. Курт живо проскочил внутрь, захлопнув дверь. Доносящиеся из ванной звуки Малик решил расценить, как благодарность. – Да-да, не за что. Теперь и второй этаж был полностью заполнен музыкой, приятной и плавной, однако Малик понял, в чем её опасность. Такие звуки словно гипнотизировали, и все присутствующие, поддавшись чарующему трансу, чувствовали себя спокойно и легко. Шли на контакт, общались, открывали свои секреты. Зейн подумал, как много тайн он мог бы выдать в такой атмосфере, если бы был чуть наивнее. Альфы и омеги уже сновали по коридору, периодически останавливаясь в закутках, чтобы уединиться и продолжить общение. Дверь в оливковую комнату была открыта настежь, музыка в ней звучала достаточно громко, однако по барабанным перепонкам ещё не била. Зейн осмотрелся в поисках Луи, Лиама или хотя бы Ника и увидел, что Пейн разговаривает с незнакомыми альфами в углу гостиной. – А это ещё кто? – спросил Зейн, живо растолкав Гейла, полуспящего у стены. – О, это друзья Луи и Лиама, – ответил омега немного заторможенным голосом. – Луи сказал, что они приехали на выходные, и он вроде как хотел сделать Лиаму сюрприз. – Ясно, – кивнул Зейн и, потоптавшись, прошел внутрь, выхватывая у Шмидта из рук банку пива и решительно открывая её. Напиток уже не казался такой гадостью, так что Зейн сделал ещё несколько больших глотков. Он всё ещё не мог назвать себя пьяным, хотя пучина была где-то рядом и могла накрыть его в любой момент. Пожалуй, он бы даже потанцевал, если бы Лиам пригласил его. Он, может, даже просто поплясал бы, как другие омеги, разнузданно двигаясь невпопад. Иногда он танцевал дома, когда никто не видел, двигал своей попой, и, вероятно, у него неплохо получалось. Раздумывая, стоит ли ему начать двигаться, Зейн вдруг заметил, что Лиам приближается к нему. Он закончил разговор со своими друзьями и, возможно, всё это время смотрел на него. Может, минуту или несколько секунд. Пока Малик думал о танцах, он не думал о времени. Ему казалось, что принятие решения — дело одного мига, но композиция успела смениться, и, может, алкоголь начал постепенно доходить. – Вот ты где, – выдохнул он, привлекая внимание Зейна. – Я уж подумал, что ты ушёл. Мы тут собирались по делам отъехать, возникли кое-какие... – Лиам прикусил губу, и Зейн увидел, что его зрачки стали совсем темными. Альфа шумно втянул ноздрями воздух, почти наклоняясь к нему. Малик почувствовал легкий трепет. – Нам ведь нужно поговорить, правда? – Лиам, ну что ты там копаешься? – крикнул ему альфа, уже стоящий у двери. Краем глаза он следил за парой хихикающих омег и, когда они смотрели, подмигивал. – Сейчас, минуту, – вытянув шею, ответил Пейн и снова повернулся к Зейну. – Черт, времени сейчас почти... Он тяжело выдохнул, словно поднял огромную штангу. Зейн подумал, что если сейчас возьмет альфу за запястья, то почувствует пульс ещё более быстрый, чего его собственный. Казалось, у Лиама на лице смешались все эмоции сразу, и Зейн больше всего на свете захотел его обнять. – Всё нормально, иди, – сказал Зейн и протянул руку, чтобы коснуться его плеча. Лиам втянул воздух ноздрями с таким свистом, словно окна открылись настежь, и в комнату ворвался ветер. – Не волнуйся, – добавил он, чувствуя, что устоять всё сложнее. – Лиам! – крикнул альфа, на миг заглушая и музыку, и разговаривающих, и даже мысли Зейна. – Да, сейчас, – повысил голос Лиам и снова посмотрел на Зейна, словно ему тяжело было сдвинуться с места. – Мне правда нужно идти, но мы... Мы должны... – Позже, я понимаю, – запинаясь, пробормотал Зейн. У Лиама было странное лицо, и Малик чувствовал, что если сейчас сделает что-то опрометчивое, он уже не сможет сказать, что они просто играли. – Слушай, твои друзья ведь специально ради тебя приехали. Поезжай. Мы потом поговорим и расставим все точки над «i». Ему казалось, что его голос звучит убедительно. Наверное, Лиаму тоже, потому что он просто кивнул. – Да, ты прав. Тогда я... – Лиам вдруг наклонился к его лицу и быстро скользнул по губам. Зейн не успел почувствовать даже вкус поцелуя, лишь мягкое вмешательство, — земля начала уходить из-под ног, сильная рука альфы обхватила его талию — а потом лицо Лиама оказалось на расстоянии. Теперь его глаза выглядели совсем беспокойными, но голос стал тверже и чище. – Мы ведь поговорим, правда? – Да. Конечно, мы поговорим, – кивнул Зейн, и Лиам мягко его оттеснил, направляясь к выходу. Этот поцелуй никто не видел. Все были так заняты своими разговорами, танцами, напитками... но, даже если кто-то смотрел на них, это уже не имело никакого значения. Никто не забыл бы им бутылочку, о ней всё равно узнали бы все в школе, о том, что они не просто чмокнулись в губы, а целовали друг друга так, словно никого нет в комнате. Пусть сейчас Лиам и должен был уйти, они всё равно поговорят. Теперь Зейн не сможет больше скрывать или ложь его станет настолько невероятной, что даже Лиам не выдержит... разговор состоится. Потому что у Лиама будут к нему вопросы и вопросы к самому себе. Но всё это будет после вечеринки, когда чары развеются, и останется только Зейн с тыквой, мышами и башмачком на одной ноге. Напрочь забыв про танцы, Малик снова переместился, незаметно для себя исследуя просторную комнату. А ведь это место, где он впервые поцеловался — оливково-зеленое, немного шумное, самое обычное и самое волшебное одновременно. Коснувшись своих губ, Зейн так и замер в уголке, сжимая в одной руке полупустую банку пива, пока его не настиг развеселый Томлинсон. Взъерошенный, довольный, чуть более живой, чем обычно. Омега явно радовался вечеринке, и не зря. Она горела так же беспрерывно и ярко, как неоновые браслеты на запястьях гостей. Как сам Луи. – Что было в кладовке? – невозмутимо спросил Луи, несколько раз щелкнув пальцами перед его лицом. По всей видимости, Зейн всё-таки стал более медленным, чем ему казалось. – Что было в твоей голове, когда ты это устроил? – бросил ему в ответ Зейн. Луи вытянул губы в тонкую линию. Теперь он напоминал гриб из детской сказки, однако это его не смущало. – Я устроил шикарную вечеринку, а ты так меня благодаришь? – напустился на него Томлинсон. – Ты... ты же... ты подтолкнул всех в объятия друг друга! – возмущенно проговорил Зейн, незаметно для себя, указывая на Луи пальцем. Луи издал звук, похожий на «пф-ф». – Не пытайся отпираться, сэр. Я видел, что ты устроил, ты это специально. – Нет, я этого не делал, – широко улыбнулся Луи, устраивая руки на своей талии. – Но я позволил всем думать, что они поддались на мои провокации. А так люди действуют намного активнее. Слушай, Лиам, конечно, уехал, но ты не будь таким зажатым, веселись, танцуй. Вечеринка — это праздник. Посмотри на Гарри, – Луи решительно ткнул в угол, где Гарри болтал с Митчеллом и даже улыбался, смущенно поправляя курчавые локоны. – Когда ты его в последний раз таким видел? Бьюсь об заклад, что никогда, – покачав головой, добавил омега. – Луи Томлинсон — всё делает правильно. Он не только красив, но и умен, и... – Луи, проклятье, ты становишься нарциссом, а главный нарцисс здесь я, – сказал Курт, возникая у него за спиной. Выглядел альфа чуть лучше, хотя был едва ли суше, чем окунувшийся с головой Малик. Теперь его голос уже не был таким пьяным, да и держался он на ногах намного увереннее, не боясь оступиться. По всей видимости, Лиам был прав — не чувствуя вкус алкоголя, Курт нахлестался коктейлями до такой степени, что его совсем развезло. – Тебя не учили не подслушивать? – спросил Зейн, прищурившись. – Или ты в туалете потерял не только ужин, но и совесть? – Очень смешно, – протянул Курт, вытянув губы. – Обязательно выпиши себе парик и клоунский нос. Луи, детка, будь другом, – обратился он к омеге. – Давай, я будто стою и разговариваю с Зейном, а ты будто случайно подведешь сюда Алекса. А потом Зейн уйдет за напитками и не вернется, и мы с Алексом останемся наедине. – Или я могу остаться и тоже поговорить с Алексом, – противно улыбнулся Зейн. Нет, раз уж Луи сказал ему веселиться — почему нет? Курт прищурил серые глаза. – Что такое, Курт, стесняешься подойти к омеге? – насмешливо протянул Малик. – Это на тебя не похоже, ты ведь редкий самец. – А ты давно стал засранцем, а? – спросил Курт раздраженно, но его лицо неуловимо изменилось. – Слушай, я не могу просто подойти к нему, он же парень. А если он сам подойдет... – Меня от тебя тошнит, – сказал Зейн и посмотрел на Луи с видимым недовольством. Если раньше он считал Курта безобидным идиотом, то теперь положение альфы ухудшилось. Не то чтобы у Зейна были какие-то иллюзии... в противном случае, ему не нужно было бы притворяться и жить во лжи всё это время. Однако омеге хотелось верить, что не всё настолько плачевно и люди готовы открыться и понять, что внешние различия не имеют значения. Важна лишь душа. – Типичный Зейн, видит в людях только плохое, – протянул Курт, наблюдая за тем, как меняется его лицо. – Откуда я знаю, как надо обращаться с парнем-омегой? Я только за девушками ухаживал. Может, ему не понравится, что я проявляю инициативу? Может, он сам хочет проявить инициативу? – Какую инициативу? – простонал Зейн под ехидный смешок Луи. – Ты на вечеринке, здесь все болтают друг с другом. Хочешь произвести впечатление, просто расскажи одну из своих тупых шуточек, и он будет думать, что ты очаровательный и остроумный. – Да-да, если бы всё было так просто, – отмахнулся Курт, и его взгляд вдруг стал совсем рассеянным. – Я хочу предложить ему встречаться. Томлинсон несмело переглянулся с Маликом. У Зейна был такой вид, словно он обнаружил на своих ногах чужие носки. – После одного поцелуя? – осторожно спросил Луи. – Ни черта Вы не понимаете! – с легкой досадой оборвал их Курт. – Я, наконец, нашел вторую половину, и никто не хочет за меня порадоваться. Мы разговаривали в кладовке, и я узнал, что он тоже болеет за Орлов. У него есть автограф Кевина Филлипса, – произнес он таким голосом, словно это всё объясняло. – Это судьба! По лицу Луи было понятно, что он еле сдерживает смех. – У тебя тоже есть его автограф? – уточнил Зейн, чувствуя, что сейчас Курт просто взорвется, однако он ничего не мог с собой поделать. – Нет, кретин, но мог бы быть, если бы я не заболел в том году ангиной! – отмахнулся Курт и почти умоляюще посмотрел на Луи. – Так ты поможешь? Я знаю, у тебя доброе сердце. Даже этот злодей Зейн тебя послушает, – к величайшему неудовольствию Малика произнес Хокинс. Глаза Хокинса стали щенячьими. Курт и правда иногда напоминал большую лохматую довольную жизнью дворнягу, на которую тяжело было сердиться всерьез. С минуту Луи смотрел на него, и Зейн ожидал, что он посоветует альфе пойти и проспаться, но омега внезапно кивнул. – Помогу, – произнес Томлинсон покровительственным тоном. – Но... не предлагай встречаться прямо сейчас, напугаешь. Альфа посмотрел на него с недоумением. – Откуда ты знаешь? – Я — омега, Курт. – Правда? – спросил альфа. – Черт, Луи, ты об этом никогда не рассказывал! – воскликнул он и вдруг забеспокоился. – А Ник знает? Надо ему рассказать... – О, тут похоже всё... – протянул Луи, покачав головой. Однако он всё-таки подвел к нему чуть смущенного Алекса, и в нужный момент Зейн, как и обещал, отлучился «за напитками», бросив напоследок что-то вроде: «Не скучайте». Ни Курта, ни Алекса не смутило, что он всё еще держал в руке пиво. Они были так увлечены беседой, что, наверное, и не заметили, как Зейн отделился от них. Остаток вечера Зейн почти ни с кем не разговаривал, только тихонько наблюдал за Куртом, блеющим несмешные шутки, окрыленным Гарри, зажигательно танцующей Эш-Эсперансой и другими участниками вечеринки. Без Лиама было уже не так весело, но его поцелуй ещё горел на губах, и Малик чувствовал себя хорошо. Он несколько раз нырял на первый этаж за коктейлями, чуть не упал в бассейн, а потом стоя задремал, пока его не разбудил Крис, предложивший лечь в гостиной, где образовалась большая пьяная куча. Посмотрев на часы, Зейн понял, что уже утро. Он выдержал до конца вечеринки, и за это его должны были наградить. Музыка уже не играла, коктейли почти закончились, поднабравшийся за оставшееся время Ник передвигался лишь с помощью Луи. Попрощавшись с хозяином вечеринки, Зейн вызвал такси и уехал домой раньше, чем у Томлинсона началась активность. Грамотно оценить себя Малик не смог: пусть у него кружилась голова и он не мог пройти по прямой, не завалившись влево, Зейн всё ещё не считал себя пьяным. Поэтому, когда он ввалился в объятия дворецкого, еле как справившись с дверью, омега посчитал, что его подставили. Волочась по ступенькам, Зейн уверял Бэна, что отлично понимает, что происходит, и дворецкий, возможно, поверил бы ему, если бы Малик не отключился, едва упав на кровать. Проспал он до пяти часов вечера, а потом, выпив залпом почти два стакана воды, уснул снова. Пожалуй, Зейн всё-таки переборщил с коктейлями, потому что чувствовал себя не очень хорошо, и лишь сладкие воспоминания о Лиаме согревали его в полудреме. Он погрузился в настоящее небытие — периодически его мутило, омега ползком добирался до ванной комнаты, а потом снова оказывался у себя в постели. Сны мягко принимали его обратно, Зейн видел Лиама, улыбался, слышал легкий шелест страниц – журналы по дизайну интерьеров. Всё повторялось снова и снова. Окончательно проснувшись в понедельник, он с легким ужасом увидел, что уже одиннадцать часов. Зейн проспал, и голова всё еще побаливала. Не просто побаливала... вообще-то она трещала. Луи со своими коктейлями! А ведь уверял, что алкоголя будет совсем немного. Впрочем, омеги по природе были довольно хитрыми. Возможно, Томлинсон планировал что-то такое с самого начала. Зейн проверил телефон и увидел несколько сообщений от Ника и Луи, а также пропущенные звонки от Лиама. Они должны были поговорить, и, наверное, тянуть уже не имело смысла. Зейн был готов услышать, что угодно, и если бы Лиам спросил, что между ними происходит, Зейну пришлось бы ответить. Уже набирая его номер, Малик резко нажал отбой. Вот идиот, он же на уроке! Значит, придется позвонить чуть позже. По крайней мере, у него было время, чтобы отмокнуть в душе и придумать что-то вроде речи. Чуть не утонув в ванной, Зейн выбрался из нее на ватных ногах. Горячая вода превратила его в Губку Боба. Он чувствовал себя мягким, податливым и очень пористым. В дверь ненавязчиво постучали, и Зейн, ожидая, что это Бэн с завтраком (и нравоучениями), еле слышно буркнул: «войдите». Это был не дворецкий, а мама. Она застала его в полотенце, со стекающими по волосам каплям воды. – Как твоя ночевка? – сразу спросила мама, прислоняясь к дверному косяку плечом. Её руки были скрещены на груди, лицо выглядело непривычно строгим. – Э-э... прекрасно, – проговорил Зейн, запуская руки в мокрые волосы. Он знал, что отпираться бесполезно. Даже если Бэн его не выдал, мама всё равно наверняка видела, как он валяется на кровати без сознания и периодически ходит прочищать желудок, не замечая ничего и никого вокруг. Наверняка и младшие сестры уже раз триста поинтересовались не заболел ли он, и если не узнал отец... то только чудом. – Так прекрасно, что ты пропустил сегодня школу? – уточнила миссис Малик, изогнув бровь. У Зейна застучало сердце. Быстро-быстро, точно у зайца, пойманного в силки. Обычно они с родителями всегда ладили. Его не за что было наказывать, он был очень послушным омегой, никогда не доставлял хлопот, и со школы никогда не звонили (об этом Зейн всегда заботился особенно), но если мама хотела взяться за него серьезно... у него действительно могли быть неприятности. – Я возьму домашнее задание и всё наверстаю, – покорно проговорил он. – Зейн. Никаких вечеринок. Месяц. Понял меня? – отрывисто произнесла Патриция, и по её виду было понятно, что она теряет терпение. – Да, мама. – Спускайся и позавтракай, – строго сказала Триша и покинула комнату, хотя последнее она произнесла уже чуть смягчившись. Всё-таки голодом его никогда бы морить не стали. Дождавшись, пока шаги матери стихнут в коридоре, Зейн упал обратно на кровать. Маме лучше было не перечить, особенно, когда она была в таком настроении. В последний раз такое случилось, когда Дония без спроса сбежала на концерт. Ох, и шуму было! Зейн тогда искренне обрадовался, что перетрусил и остался в своей комнате, потому что Дония полгода потом сидела под домашним арестом, и даже школьная экскурсия оказалась для нее под запретом. Поэтому Зейн быстро натянул чистую одежду — свободную футболку и спортивные штаны — и спустился вниз, размышляя про себя, как грамотно выйти из положения. Он не собирался обманывать маму, просто не хотел быть наказанным в важный период своей жизни. Ему еще предстояло объясняться с Лиамом, и он не хотел терять возможность сделать это на нейтральной территории — в школе было слишком много вездесущих ушей. Триша уже сидела за столом, пила гранатовый сок, дожидаясь сына. Девочки ушли в школу, отец был занят на работе, а Дония, если у неё свободный день, тоже не рискнула показаться. Даже Бэн чем-то занимался в кухне. В столовой они были одни. – Прежде чем ты начнешь ругаться, хочу сказать, что мне нужно было попасть на эту вечеринку, – произнес Зейн, опускаясь на стул. – Там были все парни-омеги школы, и ещё там был Лиам, и ты не представляешь, что это для меня значит. – Я представляю, – спокойно ответила мама. – Но ты меня обманул, и у этого будут последствия. – Да, я знаю, – Зейн со вздохом придвинул себе кашу и, нехотя, погрузил в неё ложку. Обычно он не очень любил кашу, тем более, джема на столе не было видно. Ему больше нравилось, когда Бэн делал что-то сборное, однако Зейн не рискнул пожаловаться. – Бэн, принеси учебники Зейна, он будет заниматься в гостиной, – невозмутимо произнесла Триша, когда Зейн отправил первую ложку в рот. Каша встала поперек горла. – Что, при тебе? – откашлявшись, спросил омега. – Последствия, мистер, – строго напомнила мама. – А теперь ешь, пока не остыло. Быстро уничтожив кашу, Зейн с понурым видом поплелся в большую гостиную, где его уже ждали учебники и тетрадки. Он понимал, что мама ещё относительно мягко с ним обошлась, не сообщив отцу, что их сын-омега без спроса ушел на вечеринку и ещё там подвыпил, однако... – Не мечтай, а читай учебник, – раздался голос матери, и Зейн послушно углубился в литературу. Мама читала книжку, так что в гостиной было тихо. Даже Бэн не рискнул протирать пыль в комнате, чтобы не отвлекать Зейна. Взяв волю в кулак, Зейн упорно листал учебники. Вскоре воскресное домашнее задание было выполнено, и мама, смягчившись, позволила ему уйти в свою комнату. У Зейна были пропущенные звонки от Лиама два часа назад, и он сразу перезвонил, однако Пейн не ответил ему. Сердце невольно пропустило удар. – Всё нормально, – пробормотал Зейн, сделав несколько шагов по комнате, чтобы успокоиться. – У него сегодня допоздна тренировка, мы обязательно поговорим завтра. Оставалось свыкнуться с мыслью, что завтра его тайна будет раскрыта. Мысль была простой, вполне естественной, — давно нужно было признаться Лиаму — однако стоило задуматься, как у Малика случалась паническая атака. Пришлось открыть окно и впустить в дом прохладный ветер. «Тяжело будет сказать ему, – подумал Зейн, и внезапно идея озарила его голову. – Напишу. Отдам прямо в руки, и он поймет». Теперь мысль уже не казалась такой страшной. Зейн мог открыть Лиаму сразу все свои тайны. Он — омега. Он любит его. Он — тот человек, что писал ему письма. Подпрыгивая от предвкушения, Зейн сел за стол, вытащил из ящика стола разлинованный черновик и, выдохнув, взялся за последнее «тайное» письмо. Он собирался передать его прямо в руки. «Дорогой Лиам, Теперь ты знаешь, что это я писал тебе ранее. Писал о своих чувствах, когда мой язык предательски молчал, писал о своей любви, когда мне хотелось об этом кричать. Мне нужно было сказать тебе так много вещей, но я не мог полностью открыться перед тобой. Сейчас мне, как никогда, легко писать это письмо, потому что я, наконец, открываю тебе правду. О себе, своих чувствах, но больше о себе. До этого момента мне ни с кем не хотелось поделиться правдой о своей сущности так сильно. Только ты сможешь меня понять. Мне кажется, ты уже меня понял. Я знаю, что ходил по тонкому льду и не раз был близок к тому, чтобы раскрыться перед тобой, и лишь страх не давал мне сделать это, а сейчас я чувствую, что не боюсь. Ты превратил мои страхи в уверенность. Я — омега. Я люблю тебя. Ты первый и единственный человек, который заставил мое сердце биться так сильно, что исчезли сомнения и страхи, исчезло всё, что я так сильно хотел бы спрятать. Прости, что скрывал это от тебя, когда ты всегда был со мной честен и искренен. Тайна душила меня так долго, что я просто не мог сорвать с себя оковы, а потом стало только хуже, потому что я боялся быть отвергнутым после всей той неправды, что я тебе наговорил. Я знаю, что ты поймешь, почему я так поступил. Я люблю тебя. Твой Зейн». Зейн решил ничего не исправлять. Он написал от души, и ему не хотелось переставлять слова и менять их контекст. Лиам поймет всё, потому что это Лиам. Переписав письмо красивым шрифтом, Зейн вложил его в конверт и спрятал в учебник по истории. Теперь оставалось только передать его Лиаму. Дело оставалось за малым.