Nothing Without You

Во вторник утром у Зейна было необычайно приподнятое настроение. Он не единожды проверил письмо — оно каждый раз лежало в учебнике по истории, трогательно растрепал волосы (чтобы казаться привлекательней) и спустился к завтраку чуть раньше положенного времени, пока его сестры спали. Сама собой вспомнилась веселенькая мелодия из утренней телеперадачи, и омега насвистывал её себе под нос, не забывая дирижировать пальцами. Легкий страх, конечно, его не покинул, будучи частым и почти родным гостем в сознании омеги, но Зейн был скорее в предвкушении, чем в ужасе. У него не было четкого плана действий — отдать письмо и сразу после этого поговорить или поговорить о том, что случилось, а потом передать письмо... Это не имело особого значения. Зейн был рад, уже потому что сегодня всем тайнам придет конец. Закружив недоумевающего Бэна в танце — дворецкий чуть не выронил поднос, Зейн выбежал на улицу под порывы прохладного ветра, забравшегося под его клетчатую рубашку. Сегодня погода не смущала его, он с размаху плюхнулся на заднее сиденье автомобиля, бросил в рот несколько мармеладных змеек и мечтательно смотрел в окно, пока водитель вез его в школу. Он чувствовал себя настолько спонтанным и сумбурным, что попросил поставить какую-нибудь веселую музыку. Так что в школу Зейн вошел, продолжая напевать что-то про бунт и ублюдков. Жанр Малику не подходил, но сегодня он был готов к сюрпризам. Пройдя по коридору, Зейн остановился у своего шкафчика. Лиама ещё не было видно — он не всегда приходил очень рано. После усердной тренировки любил поспать подольше. Так что Малик оставил учебники, достал несколько хорошо заточенных карандашей из запасного пенала в шкафчике и проверил их. Если он хотел порисовать на уроке, новые карандаши были очень кстати. Стрелка медленно двигалась по часам, одноклассники уже собирались, заглядывали друг к другу в учебники, сверяли конспекты — кто-то даже смотрел на него. Ещё бы, Зейн такое отколол на вечеринке! Однако после разговора с Лиамом это уже не будет иметь никакого значения. Малик улыбнулся своим мыслям. Поцелуй. О чем еще он мог думать? Конечно, многие его одноклассники уже давно зашли куда дальше, но только не Зейн. Как он мог приблизиться к кому-то и позволить кому-то приблизиться к себе? Но вот появился Лиам, и барьеры начали потихоньку рушиться. Сначала были легкие толчки, как при землетрясении, потом пошли трещины. Сперва тонкие, как сеточка, а потом толстые, как разломы породы. Потом начали откалываться куски, а затем... стена рухнула. Но Зейн не чувствовал себя уязвленным. Он хотел, чтобы Лиам увидел, что прячется за стенами. Нужно было только ему показать. Правда, Лиама ещё не было видно — он ведь наверняка позвал бы его? Да и Луи куда-то запропастился, так что Зейн начал испытывать волнение другого толка. Какие глупости! Опоздать в школу может каждый. Особенно, если он везет с собой омегу, который захотел по пути купить булочек. Но, может, они просто затерялись в толпе? Вытянув шею, Зейн снова осмотрел одноклассников, как вдруг чья-то рука с размаху легла на его плечо, заставляя Малика подскочить. Он не завизжал лишь потому, что прижал ладонь к губам. – Солнцеликий Зейн! – Какого черта, Гримшоу? – выдохнул Малик, оборачиваясь и прислоняясь спиной к стене. Ник стоял прямо перед ним и улыбался так, словно его пригласила на чай английская королева. – Меня же... боже мой... чуть удар не хватил! – И это вместо приветствия? – обиделся Ник, наблюдая за тем, как Зейн переводит дыхание. Малик смерил его злобным взглядом. Если бы он не волновался из-за Лиама, то точно обрушился бы на Ника со всем своим негодованием. – Ты чего такой с утра? Встал не с той ноги, я прав? Он выстреливал вопросы с такой скоростью, словно брал интервью для школьной газеты. Впрочем, что Малик знал наверняка — любая информация, которую Гримшоу выуживает, потом может оказаться на школьном развороте. И не важно, что тематика этой недели — школьный конкурс талантов, если Ник хотел обсудить чью-то личную жизнь, — учителя могли рвать на себе волосы сколько угодно — сплетня попадала в газету. Несколько раз они пытались избавиться от Ника, но каждый раз ученики начинали собирать петиции, и уже на следующий день Гримшоу возвращался. Уж очень всем хотелось знать, с кем целовалась Си Джей на этот раз и какого размера бассейн у Пестока. – У меня обе ноги те, – проворчал Зейн, пытаясь не обращать внимание на то, как сияет его школьный приятель. – Я просто хотел поговорить с Лиамом. – Да, он тебя вчера тоже искал, – кивнул Ник, и по его голосу стало понятно, что он, наконец, поймал свою волну. – Звонил тебе несколько раз — ему нужно было поговорить, и, похоже, он подумал, что ты решил выйти на мороз. Откровенно говоря, мы все так подумали. Обычно ты отвечаешь на звонки. Вернее, на мои ты почти не отвечаешь, но Лиам сказал, что у него такое в первый раз. Я как раз случайно проходил мимо, когда он произнес это, – как бы между прочим добавил Гримшоу, так что сомнений не оставалось — он нарочно шнырял туда-сюда, пока Пейн звонил. – Но я рад, что ты пришел. Сегодня какой-то сверхскучный день, – с легкой досадой проговорил Ник. Слово «сверхскучный», как понял Зейн, в этот раз слово недели, потому что Гримшоу, как обычно, произнес его по слогам. – Ни Луи, ни Лиама... Лиам вообще был каким-то непривычно несговорчивым вчера. Похоже, что-то сильно его расстроило, и ему нужно было об этом поговорить. – А Луи где? – спросил Зейн слабеющим голосом. Сказанное Ником очень его взволновало. Он не хотел, чтобы Лиам подумал, будто Зейн специально решил соскочить с разговора. Обычно... обычно он бы с радостью придумал отговорку, чтобы избежать неловкой ситуации, как всегда наврал бы, сгорая внутри от стыда, унижения и отвращения к себе, но не сейчас, когда Малик больше всего на свете хотел рассказать Пейну правду. Но ещё больше беспокоила мысль, что Лиам совсем не рад случившемуся. Если вчера он был непривычно несговорчивым, и у него было плохое настроение, не значило ли это, что Лиам хотел сказать Зейну: всё случившееся на вечеринке — большая ошибка. Последствие алкоголя, романтической обстановки, которую устроил его друг, чего угодно... Может, он просто хотел сказать Малику, что между ними ничего не может быть? Не хотел тешить его напрасными надеждами? – У него появились какие-то дела, – сказал Ник, и его голос немного отрезвил Зейна, у которого уже вело желудок. – Вчера они с Лиамом хотели что-то обсудить. Ну, ты знаешь, что-то важное, что лучшие друзья обсуждают между собой. Я не стал мешать. Не то чтобы я ревновал... – Ближе к делу, Гримшоу, – произнес Зейн, чувствуя, как у него пересыхает в глотке. «Как сказать Зейну, что он мне не интересен?» – вот, что Лиам хотел обсудить с Луи. Зейн почувствовал, как у него пересыхает в глотке и слёзы наворачиваются на глаза. Малик выдохнул, попытался прикусить губу, чтобы успокоиться. Не стоило драматизировать раньше времени. Он не знал наверняка, может, Лиам вообще хотел поговорить о чем-то другом. Не всё в жизни Пейна крутилось вокруг Зейна Малика. Альфа вполне мог обсуждать с лучшим другом семейные дела. А их личный разговор еще не состоялся — у них было, по меньшей мере, три поцелуя. Один раз — случайность, два — совпадение, три — закономерность. Осмыслив это, Зейн немного пришел в себя. – Не торопи меня, когда я рассказываю историю, это сбивает весь настрой, – тем временем, произнес Ник. – На чем я остановился? Ах, да. Так вот, я не ревную. Подумаешь, у моего парня от меня секреты. Как будто я когда-то выбалтывал чужие тайны... – Ага. – Так вот, они поехали в Беппис. Кстати, неплохое местечко, я там недавно был с ребятами из газеты, – не обращая внимание на ироничное лицо Зейна, произнес Ник. – После Луи написал мне, что ему нужно срочно уехать и что он свяжется со мной, как только сможет. Думаешь, есть о чем переживать? Сперва Зейн подумал, что это риторический вопрос, и сейчас Гримшоу разведет такую тираду, что все местные политики соберутся на коучинг, но пауза длилась секунд пять, а так долго Ник не мог молчать. Правда, первой мыслью у Зейна было: «Он что, поперхнулся?», а уже второй: – Ты спрашиваешь у меня? – Ты мой друг, я тебе доверяю, – беззастенчиво заявил Ник. Если бы Зейн не знал, что сегодня первое не первое апреля, точно сделал бы «пальцы-пистолеты». – Я твой друг? – переспросил Зейн, однако Ник выглядел непривычно серьезным, и омега немного смутился. – Ну... Если честно, я всё время переживаю. Так что я плохой советчик по таким вопросам. Но, наверное, Луи объяснит тебе всё, когда вернется, – помолчав, проговорил он. – Ты ему небезразличен. – Хочется в это верить. А то я не такой мачо, каким кажусь на первый взгляд... – хмыкнув, проговорил Ник, хотя что-то подсказывало Зейну, что сейчас альфа очень серьезен. Впрочем, уже через секунду Ник вернулся в свою струю. – А ты не знаешь, что вчера учудил Курт... – Избавь от подробностей, – отмахнулся Зейн. Ему хотелось вернуться к своим мыслям, дождаться Лиама, а лучше отправить ему сообщение, чтобы узнать, когда он придет и могут ли они хоть что-то обсудить по телефону. Малик подумал, что если Лиам опаздывает на первый урок, он мог бы сбежать через окно и встретиться с ним на улице. Разговор на нейтральной территорией казался не самой плохой идеей. – Хорошо, но тогда ты ни за что не угадаешь, кого он позвал на школьную ярмарку, – как бы между прочим проговорил Ник. – Алекса? – переспросил Зейн, изогнув бровь. Зейн редко видел Ника разъяренным по-настоящему, потому что Гримшоу мало что могло вывести из себя, но сегодня явно был такой день. – В эту игру играют, когда не знают правильный ответ, – прошипел альфа, однако его взгляд уже стал снисходительным. – Но ты мог бы сделать карьеру в газете. Кажется, Ник хотел сказать что-то еще, но на горизонте замаячил учитель, и им пришлось рассесться по местам. Разложив тетради на столе, Зейн уткнулся в телефон. Он не был создан для учебы. Может, для учебы в художественном училище, но никак не для старшей школы. Поэтому омега решил пропустить лекцию мимо ушей и заняться решением личных проблем. Они были у него в приоритете. Тем более, Левис сегодня так увлекся темой урока, что почти не обращал на него внимание. Раздумав секунду, Малик быстро напечатал: «Где ты? Нам нужно поговорить» и отправил Лиаму. Несколько секунд сообщение висело, после чего рядом с ним появился восклицательный знак, а потом Зейн увидел рядом с ним «Не доставлено». Сердце омеги пропустило удар. «Неужели закончились деньги? – подумал он, спешно запрашивая баланс, однако счет был пополнен. Зейн вернулся в сообщения и снова его отправил, однако увидел такую же надпись. Неприятную и тревожную. Палец несколько раз ткнул на кнопку повтора. – Он что, меня заблочил?». Зейн почувствовал, что потеет. Нестерпимо потеет. А когда он потел, запах выделялся еще сильнее. Пока работали таблетки, но... Зейн полез в карман и выщелкнул из таблетницы лишнюю пилюлю. «Спокойно, – подумал Зейн, рассасывая чуть горьковатое лекарство. – Сейчас напишу ему в твиттере или на фейсбуке». Малик влез в интернет, открыл твиттер и быстро щелкнул: «Лиам?» в панели ввода сообщений. Сообщение отправилось и тут же повисло непрочитанным. Зейн еле слышно выдохнул. Получалось, что Лиам сейчас в очень длинном тоннеле, где не ловит телефонная связь. Потому что если альфа хотел его заблокировать, то точно огородился бы прежде всего в интернете. С минуту Зейн ждал, когда появятся точечки — это значило, что Лиам набирает сообщение, но ничего подобного не происходило. Более того, Пейн даже не прочитал то, что он ему отправил. Обычно Лиам всегда моментально открывал его сообщение, а уже через секунду Малику приходило оповещение. «Он едет в машине, – подумал Зейн, дыша на четыре счета. – Не может отвлекаться на телефон». Мысль показалась ему утешительной, но он всё равно напечатал: «Напиши, как только сможешь. Нам нужно встретиться и поговорить, помнишь?». Он хотел добавить «целую», но в самый последний момент шлепнул «отправить». Потом поцелует. В живую. Но он мог бы написать, что очень хотел бы его увидеть. На это у него было право. Тем более, они договорились обсудить всё с глазу на глаз. Палец Зейна завис над строкой ввода. Он думал, может, Лиам вот-вот откроет твиттер, но этого всё не происходило. – Мистер Малик? – Да? – ответил Зейн, не отрываясь от телефона. – У Вас там что-то более интересное, чем тема урока? Малик уже хотел ответить «да вообще-то не очень», потому что Лиам всё еще не ответил ему, и Зейн просто говорил сам с собой, как внезапно понял, что голос звучит прямо у него над ухом. Холодея от пота, Зейн живо нажал на блокировку и опустил телефон на парту экраном вниз. Что сегодня за день? – Мистер Левис, – выжимая из себя улыбку произнес Зейн, встречаясь глазами с учителем. По лицу Левиса было понятно, что он не так рад его видеть. – А я как раз гуглил Сэлинджера. Такая выдающаяся личность! – Замечательно, – всплеснул руками Левис, однако он не был настроен на игры, потому что его голос тут же изменился. – Но у нас сегодня Брэдбери. И Вы нам сейчас про него всё расскажете. Послышались многозначительные смешки, и Зейн нехотя встал, предчувствуя показательную порку. На правах любимчика он мог рассчитывать на особое пристрастие. Левис промучил его минут десять — Зейн, по счастью, на досуге часто читал биографии писателей, так что смог наскрести себе средний балл, и до конца урока Малик просидел тихонько, записывая в тетради конспект. После урока он чувствовал себя дегидрированной сливой. Хотелось забыться. Съесть булочку, выпить сок. Лиам не ответил на его сообщение даже по окончанию урока. Не мог прочитать или не читал специально? Зейн не хотел ни в чем его подозревать. Он уже решил, что с него хватит такой жизни. С сегодняшнего дня он будет говорить правду. И будет вести себя в соответствии с действительностью. Пока Лиам ему не скажет: «Не желаю тебя видеть», он не будет думать, что с ним ничего не получится. Давно пора было взять себя в руки. Конечно, если бы Лиам не появился в его жизни, Зейн и вовсе о таком не задумался бы. Сбежал бы во Флоренцию с кистями и красками, никогда больше не появился бы в Лондоне, может, даже начал бы новую жизнь, стараясь не вспоминать о школе ни единого дня своей жизни. Он бы пошел по пути наименьшего сопротивления, но сейчас был готов раскрыться перед альфой своей мечты и, если бы Лиам этого захотел, они начали бы встречаться. Обескураженный собственной храбростью, Зейн задержался в кафетерии дольше, чем нужно. Он решил, что раз ему всё можно, то лучше две булочки, а не одна, и явно себя переоценил. И очень зря, потому что начинался урок истории. Зейн уже опоздал, пока допивал свой сок, и мистеру Смиту это не понравится. После того случая, когда Малик завопил на уроке, он вообще относился к нему с недоверием. На месте Смита Зейн бы такого ученика со свету сжил, так что он не сильно обижался. «Просто извинюсь и тихо сяду на свое место», – подумал Зейн, пока бежал к своему шкафчику. Надо было оставить учебники на первые два урока в рюкзаке, но сейчас не было времени на лишние раздумья. Откуда же он знал, что мысли приведут его к независимости и лишним трем минутам в кафетерии? Малик преодолел поворот, пронесся мимо скучающего Хорана, подлетел к шкафчику, точно пикирующий орел, и начал копаться с замком. К тому моменту, как Зейн открыл дверь, его одноклассник уже стоял рядом, ненавязчиво обозначая свое присутствие. Зейн невольно прижался к шкафчикам. – Ну, здравствуй, Зейн Малик, – улыбнулся Найл, но кривой изгиб рта альфы не предвещал ничего хорошего. Зейн даже подумал, не поджидал ли его Хоран, и от этой мысли стало не по себе. Словно приближалось что-то неизбежное. – Как дела? – Н-нормально, – пробормотал Зейн, мысленно велев себе выровнять дыхание. Найл, по своей сути, дикое животное. Не нужно показывать страх, и тогда он не нападет. Можно было и напугать его, но на такое Малик был не способен. Вместо этого омега попытался улыбнуться. – Идешь на историю? – Ах, история, – ухмылка Хорана стала ещё шире. Малик увидел его кривые зубы, как у злобного койота, и его начало подташнивать. – Я люблю истории. А знаешь, какие истории рассказывают сейчас в школе? – поинтересовался он вкрадчиво, хотя с каждой секундой его безжизненные глаза становились всё более пустыми. – Про замечательную вечеринку у Томлинсона, где было много всего интересного. По лбу у Зейна пробежала капля пота, он почувствовал, как режет в глазах, как трусливо елозит челюсть. Проклятье! Только не сейчас! Он ожидал сплетен, без них не обходилась ни одна тусовка. Но омега совсем не думал о том, что именно у Хорана возникнут вопросы о произошедшем на вечеринке. И очень зря. Этому альфе до всего было дело. Он возомнил себя королем школы. Не то чтобы Хоран был не прав — в конце концов, многие ему подчинялись, другие боялись, кто-то просто предпочитал не связываться... Его отец был членом палаты, обладал большим состоянием, он отмазывал Найла от всего, во что его сынок вляпывался. Хоран мог творить, что вздумается, и пользовался этим бессовестно. – Правда? – переспросил Зейн. У него еще была надежда закосить под дурачка, пока он пятился, однако Хоран наступал на него, точно змей, ползущий за своей добычей, и Малик понимал, что не сможет убежать. Не от этого альфы. – Правда, – холодно ответил Найл. Он уже не улыбался. – И вот, что я услышал. Помимо того, что на этой вечеринке были лишь жалкие отродья вместо настоящих омег, один альфа той ночью поцеловал другого. Не знаешь, кто это? – поинтересовался он. Малик уже открыл рот, но Хоран его перебил. – О, подожди, я знаю. Вы с Пейном. Как два гомика. – Это была игра, – высохшим голосом произнес Зейн, клацая челюстями, точно плохо заведенная лягушка-попрыгушка. – Нельзя было нарушить правила, с кого-нибудь из нас стянули бы штаны. Ну, знаешь, бутылочка... – Да хоть русская рулетка, – рыкнул Найл, с грохотом ударив рукой по дверце шкафчика — от неожиданности Зейн выронил учебник, прижимаясь спиной к холодному металлу. – Ты ходишь по очень тонкому льду, Малик. Буквально по самой корочке. В моей школе никто не ведет себя так дерзко... А это что? Взгляд Хорана опустился на пол, и Малик, проследив его, понял, что пялится альфа прямо на письмо, выпавшее из учебника по истории. Коричневый конверт, он специально выбрал для Лиама самую красивую крафтовую бумагу, что у него была. Даже нарисовал маленькие звездочки черной тушью в уголке конверта. Хотел сперва сердечки, но именно звезды он видел в глазах Пейна, когда смотрел на него. – Как интригует, – вновь улыбнулся Найл, моментально выхватывая письмо из-под носа растерянного Зейна. – Что у нас здесь? Сердце омеги бешено застучало. Нет, нет, нет, только не это! Он ещё мог справиться с вечеринкой, но письмо уничтожит его. Подорвет его, точно военный снаряд. – Не трогай, не надо это читать... – начал было Зейн, но Найл уже порвал конверт и бросил его на пол, и глаза альфы забегали по строчкам, врываясь в чужую личную жизнь. – Послушай, это мое... Улыбка Найла стала такой широкой, что чуть не порвала лицо. Он был похож на жуткого клоуна. На человека, чью кожу растянули крючками. На все страхи Зейна, собранные в одном месте в одно время. – Нет, Вы только послушайте, – протянул Хоран самым сладким голосом, на который был способен, и от того он стал похож на расплавленную проволоку. – «Это я писал тебе ранее. Писал о своих чувствах, когда мой язык предательски молчал, писал о своей любви, когда мне хотелось об этом кричать», – произнес он, картинно прикладывая руку к груди, и оглушительно расхохотался. В ушах Зейна шумел океан — начинался шторм, предвещающий крушение корабля. Зейн попытался отнять письмо, но Найл одной рукой оттолкнул его, заставляя потерять равновесие. Он был намного сильнее физически. В отличие от Зейна, Найл никогда не прогуливал физкультуру. – О, боже мой, Малик! – не унимался альфа. – Как это трогательно! Как слащаво. «Ты первый и единственный человек, который заставил мое сердце биться так сильно, что исчезли сомнения и страхи, исчезло всё, что я так сильно хотел бы спрятать», – пропел Хоран, закатывая глаза. Малик был готов заплакать, его тело дрожало. Дурной сон. Просто очередной кошмар. – Ты такой банальный. Как же ты подписался? «Я люблю тебя. Твой Зейн»? Правда? Найл расхохотался с новой силой, откинувшись назад, а когда посмотрел на Зейна, его глаза горели безумием. – Потрясающе, – воскликнул он, продолжая смеяться, словно не мог остановиться. Его смех стал лающим, даже слезы выступили в уголках глаз. – Просто превосходно. Так ты омега. Ты, еб твою мать, омега, это просто охренительно, блять. Руки дрожали, всё дрожало. Зейн хотел провалиться сквозь землю. Его лицо пылало, шея пылала, даже живот неприятно горел. Слова, что он писал с такой нежностью и любовью, что предназначались альфе, которого Зейн считал своей второй половиной, судьбой, лучшим событием его жизни, были так мерзко осмеяны губами, которые он ненавидел больше всего на свете. Найл Хоран, причина многих его кошмаров, источник большинства его унижений. Он и его шайка внушили Зейну большую часть его страхов, он и его компания превратили жизнь парней-омег этой школы в ад. До него были другие альфы. Эти старшеклассники, передающие ненависть к парням-омегам, как знамя чести, потому что они-то были настоящими альфами, мужчинами, теми, кто меняет мир. Они всегда избивали следующих сеньоров перед окончанием школы, но парней-омег они лупили так, что невозможно было подняться. Зейн еще в средней школе понял — ему не выжить в этом Аду. Он ходил в другую школу, но там было то же самое, и те же ехидные лица, и тот же панический страх, что его голова окажется в унитазе, что его затолкают в мусорный бак за школой, что об него потушат сигарету, что его поднос с горячим обедом будут регулярно переворачивать над его головой, и он будет стоять в липкой горячей смеси перед всеми. Найл Хоран, олицетворяющий собой всех школьных засранцев, которые жили лишь за счет того, что унижали других. Найл Хоран читал его письмо, сокровенные слова для человека, которого он так любил, и это было унизительнее всего. – Отдай мне письмо, – произнес Зейн, стараясь звучать твердо, но его голос просел, как телефонный кабель под особенно жирным голубем. Он ожидал, что Найл демонстративно уберет письмо за пазуху, скажет: «Нет», но альфа неожиданно кивнул. – Конечно, получай свое письмо обратно, – засмеялся Найл, протягивая ему бумажку двумя пальцами. Малик подумал, вот сейчас он выдернет письмо у него из рук, но Хоран спокойно смотрел на то, как Зейн прячет бумажку в карман. – Знаешь, что интересно, Зейн? – спросил он вдруг очень мягким голосом. – Ты так долго водил всех за нос, а ведь даже я не понял, что с тобой что-то не так. Хотя у меня было подозрение, что ты какая-то нечисть. Уж больно заносчиво ты себя вел. – Я не... – Заткнись, когда я разговариваю, – сказал Найл, резко схватив его за ухо. Он держал его с такой силой, что Зейн подумал, сейчас Хоран оторвет ему мочку. Стало страшно. Ужасно страшно, словно его паника усилилась в тысячу раз. Всё, что до сего момента происходило не с ним, внезапно обрушилось на него. Ночной кошмар, пропитанные потом простыни. Проснуться, проснуться. Осознать, что это лишь больная фантазия, плод извращенного воображения. Не получалось. – Ты избежал многих проблем, притворяясь альфой, но не думай, что тебе так сильно повезло. – Я ничего тебе не сделал, – выдохнул Зейн. Хотелось плакать то ли от боли в ухе, то ли от страха, то ли от всего вместе. – Не надо никому рассказывать. Я хотел... – Я сказал тебе молчать, – сквозь зубы произнес Хоран, со всей силы ударив Малика о шкафчики. Зейн приложился затылком, почувствовал тупую боль, съехал на пол, как мешок цемента. У него двоилось перед глазами. Болела спина — он зацепил замок на одной из дверок лопаткой. – Знаешь, Зейн, а ведь ты можешь быть мне полезен. Правда, – помолчав, проговорил Найл, как ему казалось, великодушным тоном. – Даже от такой никчемной, жалкой, ничтожной скотины может быть толк. Только не это. Что бы ни задумал этот больной ублюдок, Зейн этого не вынесет. Это сломает его, как палочку от мороженого. – Пожалуйста, не надо... – Вытри сопли, – с отвращением сказал Хоран, наблюдая за тем, как омега копошится на полу, точно насекомое. – Ну, и убожество. Смотреть противно. У тебя когда-нибудь был настоящий альфа, а, Малик? Кто-нибудь, кто тебя трахал? – спросил он, наклоняясь, чтобы рассмотреть побледневшее лицо Зейна поближе. – Бьюсь об заклад, что нет. Не надо так смотреть, – произнес он, сморщившись. – У меня на тебя и не встанет. Но и у твоего Лиама тоже. Думаешь, ему это понравится? Ты его так обманул. А ведь Пейн такой честный, такой правильный... Тебе кажется, что он будет трахать кого-то, вроде тебя? Правда? – вкрадчиво поинтересовался он. Малик попытался покачать головой, но она так кружилась и болела, что он просто застыл, не зная, как справиться с этим кошмаром. – Ты думаешь об этом? Представляешь, да? По ночам или когда рисуешь свою погань в блокнотике? Что Пейн на самом деле может заинтересоваться таким убожеством. Это всё бред. Что бы ни говорил Хоран, это всё бред, потому что этот ублюдок не знает его альфу. Лиам для него закрытая книга, потому что Найл не имеет ни малейшего представления о доброте, нежности и любви. О том, что значит честь и достоинство. Но он озвучивал вслух все страхи Зейна, и это было невыносимо. Нужно было это остановить. Малик больше не мог это слушать. Сделав усилие, он поднялся на ноги. – Послушай, я... ничего тебе не сделал, – выдохнув, произнес он. Найл деланно поджал губы и покачал головой, точно строгий учитель, которому не понравился ответ на вопрос. – Ты заставил других за себя отдуваться, Зейн, а это нехорошо – отчитал он его тоном преподавателя. – И как тебя только земля носит? Мелкий говнюк. Сукин сын, – Найл вдруг схватил его за горло и снова прижал к шкафчикам, заставляя испытать новую волну боли. Его лицо было так близко, что Зейн чувствовал дыхание альфы, и ему хотелось другого воздуха. – А я давно мечтал об этом дне, – прошептал Хоран, и его глаза вновь безумно вспыхнули. – Правда. С тех пор, как появился этот ублюдок Пейн, я мечтал о дне, когда смогу уничтожить Вас, ублюдков, собравшихся вокруг него, словно он мессия. И знаешь что? – вкрадчиво прошептал альфа, наклоняясь к его уху. – Сегодня Лиама нет. Твой защитник далеко, никто не придет тебе на помощь. Мы с тобой одни. Коридор совсем пустой... – Хоран! Малик! – громыхнул в коридоре голос Полковника Сандерса, и Зейн впервые в жизни был ему смертельно благодарен. Спаситель. Человек, всегда приходивший не вовремя, появился очень кстати — топал своими ножищами, чтобы загнать их в кабинет. – Урок начался десять минут назад. Живо в класс, пока я не оставил Вас после уроков. – Тебе повезло, – тихонько произнес Найл, разжимая пальцы, и Зейн снова съехал вниз, точно спущенный шарик. – Но надолго ли? С этими словами он направился к лестнице на второй этаж, а Зейн, подобрав с пола учебник по истории, еще несколько секунд стоял в коридоре, нервно дрожа, пока учитель снова не крикнул на него.