Nothing Without You

На крыше становилось прохладнее. Свинцовые тучи так и плыли по небу. Возможно, собирался дождь, но пока небо было лишь укрыто и не расставалось с влагой. Только пахло грозой. Зейн чувствовал, что остывает. Тело неловко тряслось под порывами осеннего ветра, как оставленное на веревке белье, пальцы уже плохо гнулись, их приходилось разминать, разгоняя кровь по остывшим жилам, но омега не собирался уходить из своего уютного пристанища. Знал, если покинет крышу, то кошмарное чувство страха вернется. Совладать с собой будет всё сложнее. Он может заплакать, расклеиться, принять ещё одно неверное решение... Зейн больше этого не хотел. Хотел увидеть Лиама, узнать, что он думает о его признании, обнять его крепко, почувствовать тепло человека, ставшего для него самым родным существом на свете. Но не убегать. Отступать было некуда — Зейн собственноручно перерубил канаты веревочного моста без сожаления, без оглядки назад. Теперь только вперед, даже если на дальнейшем пути его ждут пожарища, наводнения, ураганы. Пусть Лиам скажет: «Для меня это слишком», по крайней мере, больше не будет лжи. Чем бы всё ни окончилось, у Зейна оставались прекрасные воспоминания, наполненные печальным волшебством прошедших мгновений. И пусть умный человек пожелал бы им исчезнуть, растаять, как утренний туман, чтобы они в будущем не причиняли боли, Зейн считал их бесценными и самыми важными в своей короткой жизни. Он ни на что не променял бы те магические семь минут, которые они провели в гардеробе. Семь минут в раю. Не зря их так звали. Когда Зейн был рядом с Лиамом, он всегда чувствовал себя так. Счастливым. Более раскрепощенным. Свободным. Словно его сломанные крылышки наполнялись жизнью и могли унести их от невзгод. Пусть Зейн не был до конца честен со своим альфой (и пусть кто-нибудь попробовал бы ему сказать, что Лиам — не его альфа!), у него складывалось впечатление, что он может быть таким. Сейчас Пейн, должно быть, ехал со школы домой, размышляя о произошедшем. От его писем и рисунков Лиама отделял какой-нибудь жалкий час. Два или три, если Лиам задержится с Луи и Ником, захочет навестить Гарри, проветрить мысли. Не больше. Лиам прочитает его письмо. Может, рассердится, но изображения, которые Зейн рисовал не карандашами — сердцем, скажут ему всё. И тогда альфа его простит. Может, принять он это и не сможет, но, по крайней мере, поймет, почему Зейн так поступил. Когда они встретились, мог ли Зейн представить, что Лиам так прочно засядет в его голове, займет важное место в его жизни, станет её смыслом? Когда люди влюбляются, они и не думают, что жизнь их поменяется. Зейн шел в школу первого сентября, желая скорее со всем покончить и сбежать во Флоренцию, позабыв обо всём, как о жутком ночном кошмаре. Сейчас же ему хотелось немного растянуть этот год, чтобы побыть с Лиамом подольше. Чтобы сохранить в памяти последние мгновения сладкого сна. Зейн подошел к краю, посмотрел вниз. Он родился и вырос в Лондоне, но не мог назвать его своим городом. Здесь он был чужим, лишним, ненужным, как кусочек высохшей глины в мастерской талантливого скульптора. Может, если бы судьба сложилась по-другому, и его родители лет пятнадцать назад переехали бы куда-нибудь в Испанию, где ярко светит солнышко, а море дышит свободой, Зейну не было бы так плохо. Малик даже не слишком переживал бы из-за того, что он парень-омега. И тогда, случайно встретив Лиама, Зейн смог бы выглядеть таким же очаровательным и милым, как раскрепощенный Луи. Никакой лжи. Лиам бы сразу понял, что может испытывать к нему симпатию. И Зейн бы не стал его избегать. Вместо этого пошел бы на контакт куда охотнее. Поцеловал бы альфу, не боясь быть отвергнутым. Но тогда не было бы писем! Не было бы похода в картинную галерею, где состоялся первый задушевный разговор, и в Парк Аттракционов, подаривший им неуклюжие, но очень нежные касания. Они бы начали по-другому и потеряли бы так много чудесных моментов. А Зейн ценил каждый, что у них был. Как было бы лучше? Лучше так, как есть сейчас, потому что эти моменты были реальны, и Зейн ни на что не променял бы их прогулки, мимолетную фотографию на закате, бутылочку и семь минут в раю. Если и было что-то стоящее в жизни Зейна, то оно произошло из-за Лиама. С Лиамом. Ради Лиама. – Зейн! Малик обернулся, чувствуя, как родной голос разрывает границы его шаткой реальности. Сердце забилось чуть чаще, почти не теряя уверенности. Его милый альфа! Пришел к нему на крышу, хотя Зейн не сказал ни единой душе, где именно можно его найти. Только Лиам мог понять. Только Лиам знал его так хорошо, чтобы прийти в это тайное и близкое его сердцу место. Правда, время ещё было ранее — занятия в школе так и не окончились, Зейн думал, что всё случится несколько позже, и у него будет чуть больше томительных секунд, чтобы обо всём подумать. Лиам пришел так рано и сейчас направлялся к нему, такой уверенный и непоколебимый. – Ты пришел, – робко произнес Зейн, делая короткий шаг навстречу. От ветра волосы у Лиама смешно колыхались, и омега не мог оторвать от них взгляд. Ему хотелось броситься Пейну на шею и крепко-крепко сжать в своих объятиях, влиться в его теплое тело, стать его частью, но он не знал, есть ли у него на это право. По лицу Лиама нельзя было сказать, что он думает обо всём случившемся. Но он пришел. Пришел прямо к нему, и уже это было для Зейна бесценным даром. – Ты ведь... ты получил мое письмо? – еле слышно спросил Зейн. Впервые в жизни он не пытался оттянуть этот момент — если бы Пейн сказал «нет», Малик постарался бы всё объяснить. Не скрываясь. – Получил, потому и пришел, – сказал Лиам, останавливаясь напротив него. Порывы ветра стихли, как будто Пейн отогнал их своей непоколебимостью. Сердце Зейна начало биться всё быстрее. Так быстро, что даже стало больно, но это была прекрасная боль. Боль надежды и нежности. – Вернее, я пришел не только поэтому. Мы должны были поговорить, а разговор — это двое. Диалог, а не монолог. Ты в порядке? – спросил он, чутко рассматривая его лицо. Зейн почувствовал себя немного смущенным. Теперь внимание Лиама было направлено к нему, как к омеге, даже если он не мог воспринимать Зейна так сейчас. – Ты быстро убежал. Я не успел тебе и слова сказать. – Я... нет, я не в порядке, я очень напуган, и мне стыдно перед тобой из-за всего случившегося, – Зейн вздохнул и неожиданно для себя прислонился лбом к грудной клетке Лиама. Он боялся, что Пейн оттолкнет его, накричит, но не мог заставить себя отстраниться, стать для него чужим. Ему нужен был его друг, пусть Зейн и хотел большего. – Я не участвовал в избиении. Правда. Я хотел, чтобы всё это прекратилось, но... Руки альфы обхватили его кольцом. Таким прочным и крепким, что все беды мира в этот момент не могли пробиться за этот барьер. Его Лиам всегда был таким надежным, а сейчас казался особенно крепким, источая уверенность и заботу, которыми хотелось захлебнуться. Зейн знал, что должен извиниться тысячу раз. Что ему нужно найти миллион оправданий. Но он никогда не думал, что даже в этой попытке Лиам поддержит его и укроет от собственной нерешительности. – Я знаю, – тихо ответил Лиам. – Знаю, что ты никогда не смог бы причинить кому-то боль осознанно. Я знаю, что ты не плохой человек, не подлец и не негодяй, каким тебя пытаются выставить. Не переживай об этом. В моих глазах ты остался прежним. Зейн слабо выдохнул. Рука альфы погладила его по спине. Невинно, почти невесомо, но как-то очень правильно, вселяя в него удивительную уверенность, которой Зейну сейчас так не хватало. – Ты когда-нибудь сможешь меня простить за то, что я так долго скрывал от тебя свою сущность? – спросил Малик дрожащим голосом. – Мне было тяжело признаться в том, что я омега, но я не снимаю с себя ответственности. Понимаю, как гнетет и отвращает ложь. Теперь перед тобой другой человек, которого ты, наверное, считаешь чужим, – с горечью произнес Зейн. – Я не хочу, чтобы ты меня ненавидел. – Ты мне не чужой, – прошептал Лиам в его волосы. – Пусть я не знал, что ты омега, ты был моим другом, и во всём остальном ты старался говорить мне правду. Ничего не изменилось, ты всё ещё Зейн, который не любит конфликты, но очень любит рисовать. Зейн, который не умеет держать себя в руках, которому не нужен повод, чтобы прогулять занятия. Ты Зейн, с которым я подружился, и от того, что ты омега, твоя личность никак не изменилась. Я чувствовал обиду сперва, это правда. Потому что мы стали близкими людьми, я думал, что имею право знать правду, но теперь я понимаю, почему ты так поступил, и, поверь, я простил тебя, – Зейн облегченно выдохнул. Если бы Пейн его не понял, если бы он не сумел принять всё случившееся, простить ему обман, Малик бы не вынес. – Ты ведь помнишь, я сказал тебе, что не смогу тебя ненавидеть. – Ты говорил, что ненавидишь ложь, – проговорил Зейн, тесно прижимаясь к альфе. Его уютный запах окружал Малика так плотно, что хотелось в нем раствориться. – Чем больше я об этом думал, тем сложнее было во всём сознаться. Я так хотел... Так хотел, Лиам! Я думал, ты от меня отвернешься. Даже... даже Луи сказал, что ты ненавидишь ложь. После этого было вдвойне труднее преподнести тебе истину. И правду о моих... чувствах. Его руки с силой вцепились в куртку Лиама. Он знал, если Пейн действительно захочет его оттолкнуть, ничто не сможет его остановить. Руки Зейна по силе уступали рукам Лиама, но Пейн не попытался его оттолкнуть. Он стиснул Малика ещё крепче. – Я думал, что не смогу принять ложь в любом её виде. Это было до того, как я узнал, что за человек Найл Хоран и какое влияние он имеет на тебя и других омег, – проговорил Лиам, вселяя в Зейна странное и очень ласковое спокойствие, напоминающее трогательные объятия солнечных лучей. – Обстоятельства бывают разными, и я был бы глупцом, если бы напустился на тебя, не узнав всех деталей. В больнице Гарри мне всё рассказал, – добавил альфа, помолчав. – Про то, как Найл тебя шантажировал, заставлял смотреть на этот кошмар. Я и сам всё видел, этот ненормальный другим парням-омегам прохода не дает. Если бы меня так запугивали, не знаю, как поступил бы на твоем месте. Но теперь тебе не нужно бояться, – окрепшим голосом заметил Пейн. – Я с тобой, понимаешь? Я не дам никому причинить тебе вред. Зейн отстранился, чтобы посмотреть Лиаму в глаза. Пейн был открыт, как никогда, и Малик хотел показать, что сейчас он так же открыт, так же честен, как и его альфа. Пусть сейчас Лиам не обвинял его ни в чем, не обижался за былое, Зейн хотел дать ему понять, что он учится на своих ошибках и доверие Пейна значит для него очень много. Он хотел показать альфе свою любовь, яркую, как Полярная звезда, и такую же постоянную. – Я теперь не боюсь. Ты научил меня не бояться, – проговорил Зейн, скрепляя свои ладони на руках Лиама. – Глядя на тебя, я очень многому научился. Ты стал светлым лучом в моей жизни, освещающим путь в беспросветной тьме. Я живу ради этого света и становлюсь сильнее. Потому что я люблю тебя, – на выдохе произнес Малик. Он чувствовал, что одна секунда отделяет его от долгожданного ответа. Омега не боялся своих чувств, но его сердце трепетало от надежды. – Ради этого чувства я готов бороться. Если ты... если ты вдруг не можешь... – Я люблю тебя, Зейн, – без тени сомнения ответил Лиам. Зейну показалось, что мир вокруг замер, и всё погрузилось в безмолвие — неужели это не сон? Не мечта? Не видение? — но голос Лиама вернул его в чувство. Уверенный, как и сам Лиам, наполненный теплом. – Как бы ты ни хотел окончить эту фразу, я тебя люблю. Малик закусил дрожащие губы. Ему хотелось развалиться на кусочки прямо на этой крыше, чтобы Лиам собирал его до скончания мира, вбирая в себя каждую его часть, и никогда с ним не расставался. Лиам наклонился к нему. Близко-близко. Зейн ощутил его запах — уже такой родной, что Малик мог разъединить его на составные. Эвкалипт, заряжающий бодростью. Душистый перец, разжигающий чувство любви. Пряности, пьянящие разум и тело. Запах, отныне принадлежащий ему. Теплые губы Лиама разрушили окружающий мир. Крыша исчезла, словно иллюзия. Исчезло всё, кроме бархатных губ, ласкающих его собственные. Зейн ни о чем не думал. Только чувствовал, как его давление становится выше. Как будто они оказались в открытом космосе, и вакуум сдавил их со всех сторон, заставляя слиться в единое целое. Зейн чувствовал себя счастливым, словно яркая вспышка наполнила каждую клеточку его тела. Потому что Лиам принял его таким, какой он есть. Потому что Лиам сказал, что любит его. Потому что Лиам целовал его. Потому что Лиам пришел к нему на крышу, чтобы спасти от самого себя. Потому что в тот момент, когда Лиам поцеловал его, у Зейна выросли крылья, и тот железный ошейник, что он носил так долго, пошел трещинами и упал на землю, рассыпаясь на кусочки. Осталось лишь чувство совершенства. Он был совершенен. Лиам был совершенен. И их чувство, что теплилось между парой губ, тоже было совершенным. Зейн чувствовал, что ему не справиться с собой. Он обнял Лиама за шею, она была такой горячей, словно Пейн только что вынырнул из жерла вулкана, а его собственные пальцы оказались просто ледяными, но Зейн хотел, чтобы его альфа чувствовал, что он рядом. Не только через поцелуй — через каждое прикосновение, которое Малик мог ему дать. Этим поцелуем нельзя было напиться. Чем сильнее они приникали друг к другу, тем явственней становилась жажда. Языки, подобно языкам пламени, разжигали столпы огня, и кругом были искры. Любви. Нежности. Желания. Зейн никогда не думал, что можно испытывать всё это вместе, но поцелуй не кончался, и в его груди вспыхивали всё новые и новые эмоции и чувства. Принадлежность. Забота. Страсть. Ласка. – Боже, как же я раньше не замечал, ты так сладко пахнешь, – прошептал Лиам, опьяненным голосом. Зейн сладостно содрогнулся. Ощущать, как альфу ведет от его аромата, было невыносимо приятно. И то, как Лиам скользил носом по его коже, собирая еле заметные проблески его запаха, сводило Малика с ума. Пейн дышал тяжело, и едва пробивающийся запах Зейна ему явно нравился, так что он не мог отказаться от этих тесных касаний. – Ты не почувствовал бы, – сказал Зейн, перебирая волосы альфы. – Я принимал таблетки, блокирующие запах. Альфа прислонился лбом к его плечу, замирая в таком положении на несколько долгих секунд. Зейн всё еще чувствовал его тяжелое дыхание, и когда Лиам отстранился, его глаза были переполнены грузом. Ответственностью. – Это очень серьезно, Зейн, – произнес Лиам, облизывая губы, и тяжело выдохнул. – Ты давно их принимаешь? – Малик молча кивнул, чувствуя, что по телу проходит легкая дрожь. Лиам выглядел обеспокоенным и очень-очень трогательным. Он взял его руками за плечи, сжал не больно, но так, чтобы Зейн почувствовал его присутствие. Малик испытал еле ощутимый, опьяняющий трепет. – Не делай так больше. Пожалуйста. Ты можешь нанести своему организму ужасный вред. Возможно, уже нанес. – Я не буду, – на уровне слышимости проговорил Зейн. – Не хочу больше. Мне хочется, чтобы ты меня чувствовал. Лиам невольно улыбнулся. В его взгляде снова можно было различить невероятную разрывающую заботу. Властные руки, от которых у Зейна всё внутри переворачивались, вновь стали неуловимо-нежными. Он погладил омегу по щеке, словно ему было мало прикосновений. Зейн тоже хотел к нему прикасаться. Восполнить всё, о чем он так долго мечтал. Его холодные ладони снова прошлись по шее альфы. – Да ты замерз, – произнес Лиам, поспешно расстегивая куртку. Зейн помотал головой. Он всё ещё не мог пережить поцелуй — продолжал чувствовать смутное тепло на губах. Холод ему был не страшен. – Ты дрожишь, возьми. – Тогда ты замерзнешь, – сказал омега, но Пейн уже накинул куртку на его плечи, окружая теплом и своим ароматом. Зейн еле удержался на ногах от наплыва невероятной любви. – Лиам. Я этого не стою. – Я не замерзну. И ты стоишь намного больше, – Лиам поцеловал его в лоб и крепко-крепко обнял, отдавая ему остатки тепла. Такой щедрый. Ему было не жалко ничего, что у него было. Ни куртки, ни тепла своего тела. Казалось, попроси у него звезду с неба и тут же получишь в свои руки. Зейн глупо улыбнулся, удобно кутаясь в теплую куртку. Она пахла его альфой, и Зейн, наверное, теперь тоже пах им. – Твоя куртка, – Зейн зажмурился, словно котенок, оказавшийся рядом с батареей. Рассмеялся и посмотрел на Лиама счастливыми глазами. Лиам с легким удивлением улыбнулся ему. Наверное, он плохо представлял, как можно радоваться обычной ветровке. – А я... я так боялся, что увижу Эмили в твоей куртке после аукциона. Думал, что умру, если Вы будете вместе, – смущенно заметил Малик. Лиам невольно рассмеялся. – Ты тогда такой злой был, просто ужас. Даже на Ника напустился, он в толк взять не мог, что тебе сделал. С тобой опасно иметь дело: я разве дал повод думать, что она мне нравится? – спросил Лиам, обнимая его за плечи. – Вы проводили время вместе. Она могла показать тебе свою симпатию, а я не мог. Это было очень обидно. Мне тяжело смотреть, как ты улыбаешься кому-то другому, – Зейн коснулся его щеки рукой, и альфа потерся о его ладонь лицом, как большой лев. – Теперь ты мерзнешь. И глаза у тебя усталые. Уйдем отсюда? К приятному удивлению Зейна, Лиам наклонился, чтобы поцеловать его в кончик носа. – Ты сделаешь, что угодно, лишь бы сменить тему, да? – спросил Лиам. Зейн уклончиво опустил взгляд. Ему было стыдно за ту сцену, но он устроил бы спектакль и похуже, повторись подобное снова. – Ладно, ревнивец. Поедем домой, погреемся. Но уж там ты не отделаешься. – От тебя? – Зейн смущенно улыбнулся, а сердце начало колотиться так сильно, будто кто-то вспомнил о его существовании и завел, как часы. – Я сделал всё, что мог, чтобы ты обратил на меня внимание. В машине Лиама Зейн чувствовал себя как дома. Он всё ещё не мог до конца поверить, что Лиам ответил на его признание взаимностью. Сумбурная радость не давала очнуться, и умом омега понимал, что уж Лиам не стал бы его обманывать и водить за нос, но вот так просто взять и поверить, что Пейн, после всего случившегося, не держал на него зла, было не так-то просто. Как будто такие чудеса просто не могли происходить именно с ним. Однако они происходили. Он сидел в куртке Лиама на пассажирском сидении, они ехали по дороге, и Зейну не нужно было переживать, что альфа почувствует его запах — напротив, Малик хотел, чтобы Пейн его хорошо запомнил. Он мог сказать Лиаму, что любит его тысячу, много тысяч раз. Сказать, зная, что его любимый альфа, ответит ему с такой же нежностью. В глазах Лиама он не выглядел несуразным и глупым. Может, он даже был, по его мнению, таким же прекрасным, как сам Лиам в его глазах. – Удивятся все завтра, когда увидят нас вместе, – сказал Зейн с нежностью рассматривая Лиама. Теперь он мог не прятать глаза, искренне улыбаться, разглядывая самого близкого для себя человека. И ему нравилось это ощущение: быть уверенным и любимым, иметь возможность дарить свои чувства и свою ласку. Он даже мог прикасаться. Держать свою руку на колене Лиама, хотя опыт был новым и от того немного волнительным. – Не думаю, что все прям так уж удивятся, – улыбнулся альфа. Было заметно, что он действительно устал и при этом искренне рад, что не могло не заражать Малика упоительным энтузиазмом. – После вечеринки, я думаю, для многих людей всё стало очевидно. – Но не для нас с тобой, – заметил Зейн, чуточку смущаясь. Если бы он не обманывал, то, возможно, они вышли бы с вечеринки как пара. Впрочем, тогда Лиам не получил бы его признание на полсотни листах. Альфа, наверное, ни за что бы от них не отказался. Ведь именно они привели его на крышу, прямо к Зейну, к их разгорающейся любви. – У нас с тобой были особые обстоятельства, – ободряюще засмеялся Лиам. Зейн облегченно выдохнул, чувствуя, что каждая фраза альфы влюбляет его в Пейна ещё сильнее. – Переживаешь? – Не очень, – честно ответил Малик. – Переживал, как ты отреагируешь. Для меня ты всегда в приоритете. А теперь, когда ты знаешь, то уже и не так важно, что другие подумают. Такие, как Ник и Курт посмеются, – заметил он спокойно. – Мёрсу будет неловко. А Хоран... ну, ему повод, чтобы со мной разделаться, не нужен. – Я не позволю ему даже посмотреть в твою сторону, – серьезно ответил Лиам, и Зейн снова почувствовал, как счастье накрывает его с головой. Рядом с Лиамом он мог быть каким угодно. Что бы он ни делал и ни говорил, Пейн всегда принимал его. Его любовь была такой сильной и такой ощутимой: Малик изумился про себя, как он раньше не заметил, что его любят не меньше — с такой же удивительной нежностью и желанием всегда быть вместе. Ему не нужно было прикидывать альфой, чтобы Лиам уважал его. Не надо было выставлять себя жертвой, чтобы Пейн хотел его защитить. Он мог просто быть собой со всеми своими страхами и заботами, Лиам дополнял его. Лиам придавал ему значимость. Подъезжая к дому Лиама, Зейн не мог сдержать радостной улыбки. Он никогда не улыбался так много, а теперь счастье не сходило с его лица, как будто невидимая кисть вывела на Зейне все прекрасные эмоции. Лиам тоже казался непривычно счастливым. Он всегда был очень жизнерадостным, но никогда не выглядел таким, как сейчас. Окрыленным. Вдохновленным. Преисполненным энтузиазмом. Они оба открывали друг в друге невероятный потенциал. Оставив машину у гаража, они поднялись по ступенькам. Лиам забыл ключи, поэтому им пришлось подождать, пока у крыльца покажется Бэрримор. За это время Зейн успел отправить сестре сообщение, чтобы она не волновалась и предупредила родителей, на случай, если он задержится. Флегматичный и очень спокойный дворецкий сдержанно поприветствовал их, как будто ничего не случилось, и пропустил в холл. – Как прошла Ваша прогулка? – спросил дворецкий со странным выражением. Он протянул руку, чтобы взять у Зейна куртку, но Малик неуверенно покачал головой. В доме у Лиама было очень тепло, но ему не хотелось расставаться с одеждой любимого альфы. Если бы она срослась с ним, как вторая кожа, Малик бы смог наслаждаться присутствием Пейна всё время. – Прекрасно, – ответил Лиам, улыбнувшись, и направился к лестнице, придерживая застопорившегося Зейна за талию. – Мы будем у меня в комнате. – Разумеется, – многозначительно кивнул Бэрримор. Зейн заметил краем глаза, как он показывает его альфе большой палец, и совсем смутился. – Приятного вечера. – Спасибо, – быстро сказал Зейн, краснея до кончиков волос, и они поднялись по лестнице на второй этаж, где находилась комната Лиама. Заметив, как спина дворецкого удалилась, Малик смущенно прошептал: – А он... он что знает? – Спроси лучше, что он не знает, – рассмеялся Лиам, целуя Зейна в макушку. – Я спускаюсь вниз и говорю ему: «Бэрримор, а Зейн-то оказывается омега», а он мне: «Ну и что Вас так удивило?». Зейн закрыл лицо руками. Однако стоило ему почувствовать руки Лиама на своей талии, как он тут же открыл глаза. Ему хотелось видеть выражение лица Пейна, когда он касался его. Лиам толкнул дверь своей комнаты, пропуская Зейна внутрь. Омега осторожно вошел внутрь, вспоминая, как они расписывали эти стены, потолок, как двигали мебель, смеялись и шутили. Всё было таким далеким и близким, что он невольно выдохнул. На кровати лежали рисунки и письма, и Лиам подошел к ней, чтобы осторожно собрать их в стопку. Зейн оказался рядом, взял лежащий наверху, повел пальцами по линиям. На его лице невольно всплыла ещё одна улыбка. Он мечтал об этом миге, когда рисовал эту картинку, но тогда ему и в голову не могло прийти, что всё это будет реальностью. Что Лиам действительно ответит ему взаимностью. Ему нравилось представлять, что Лиам в него влюблен, но это не было даже близко так хорошо, как любовь настоящего Лиама, не из его воображения. Малик мог рисовать его, лепить скульптуру в своем воображении — всё это было бы лишь суррогатом. Похожим до крайности, но всё-таки сильно уступающим самому Лиаму. Настоящий Пейн — и Малик всегда знал это — был лучше самой яркой фантазии. Его сладкий вымысел всегда был лишь оттенком. Реальность оказалась вкуснее. – Не возражаешь, если я заберу это, – весело сказал Лиам, мягко вынимая рисунок у него из рук, и положил его на стол к остальным. Он обращался с ними так бережно, точно это были не изображения на бумаге, а бесценные реликвии. – Я считаю, что ты мне их подарил. Вместе со своим признанием. – У меня есть оригинал, – бойко произнес Зейн и почувствовал, как краснеют его щеки от собственной смелости. – У меня ведь есть..? – Я сказал, что люблю тебя, – напомнил ему Лиам вкрадчивым шепотом на ухо. Таким бархатным и шипучим, словно внутри него таился змей-искуситель. – Ты думаешь, я могу любить тебя и при этом не быть твоим? От его шепота у Зейна мурашки шли по коже. В голове невольно всплыла последняя течка, которую он провел, мечтая о Пейне, и Малик чуть не задохнулся от наплыва эмоций. Словно чувствуя, о чем он думает, альфа легонько толкнул его бедром и вдруг упал на кровать, блаженно вытягиваясь. – Устал, – произнес он, прикрыв глаза. Наблюдая за ним, Зейн невольно дрожал. – Чуть не умер, пока летел к тебе. – Я по тебе скучал, – заметил Малик, осторожно опускаясь рядом, пока не касаясь Пейна, и вдруг сильная рука сгребла его в охапку. – Ой! Он оказался под боком у Лиама, прижат так тесно, что было не пошевелиться. Контакт их тел оказался очень тесным. Зейн никогда не был так близок к кому-то (да и не хотел). Он чувствовал, что его тело начинает расслабляться от такой близости. Аромат его альфы снова начал легко кружить голову. Лиам действительно обнимал его. Это было намного лучше, чем в его фантазиях. – Я нарушил твое личное пространство? – чутко спросил Лиам. Зейн покачал головой, задевая его своим лбом. – Тогда посмотри на меня. Малик поднял голову. Глаза Лиама были чуточку сонными, однако он смотрел на него со всем вниманием, на какое был способен. В этот момент Зейн захотел поцеловать его в закрытые веки, окружить вниманием и всей лаской, которую приходилось сдерживать, пока он притворялся альфой. Хотелось восполнить все месяцы вынужденной отстраненности, и у него была такая возможность. Пейн был серьезен. – Может показаться, что я спешу, но это первый раз, когда я влюбился, и... – И последний, – заключил Зейн, чуть-чуть приподнимаясь на локте, чтобы быть ближе к лицу Лиама. Пейн рассмеялся. Зейн всегда любил звук его смеха, особенно сейчас, когда альфа смеялся только для него. – Даже так? – выдохнул он, невесомо поглаживая бок Зейна. Малик немного успокоился. Он знал, что Пейн имеет в виду, и всё равно теперь, когда у него была возможность открыто говорить о своих чувствах, молчать Зейн не собирался. – Первый, последний и единственный, как скажешь. Я же помню, что с тобой опасно иметь дело. Просто знай, я не стал бы играть с твоими чувствами. Для меня всё по-настоящему. Я хочу для нас будущего, надеюсь, тебя это не пугает. Счастье оплавило каждую клеточку в теле Зейна. Он так привык плакать от боли, а сейчас был готов расплакаться от счастья. То, что Лиам сказал ему, он не осмеливался представить даже в самых смелых своих мечтах. – Я так много всего боялся, Лиам, – шепнул он ему на ухо. – Боялся всю свою жизнь. И это, наверное, единственное, чего я на самом деле не боюсь. Наше будущее. Твои чувства. Я буду рядом с тобой, – пообещал Малик. – Всегда. Они посмотрели друг на друга, ища одно и то же в одинаково счастливых глазах. Руки Лиама удобнее устроились на его талии. Зейн обнял его в ответ, так крепко, как мог, и, расплываясь от убаюкивающего тепла, закрыл глаза. Он сказал себе, что прикроет их на одну минутку, но уже через мгновение тело омеги расслабилось и поддалось чарам поджидающего его сна. Сквозь сон Зейн всё равно слышал, как дышит Лиам, спящий так же крепко, как он, и от этого ему становилось только спокойнее.