Nothing Without You

Найл раздраженно выдохнул и отбросил джойстик, позволяя персонажу Джастина провести красочный финишер. Настроение у Хорана было хуже некуда, игра, которую они обожали чуть ли не с детства, не приносила никаких положительных эмоций, и он с ногами сел в кресло, задумчиво кусая указательный палец за костяшку. Предприимчивый Калум тут же занял его место, подхватывая ещё теплый джойстик, и они с Джастином с энтузиазмом начали новый раунд. На душе было какое-то неприятное беспокойство, и с каждым укусом Найл становился всё агрессивнее. Из его головы никак не выходила недавняя драка, которая вроде бы пошла по плану, но всё равно завершилась неудовлетворительно. Разбитая губа ныла, на переносице желтел синяк, и ухо тоже было похоже на кусок отбитого мяса. Отец его ещё не видел, пропадая на работе допоздна, а вот его пассия, в тот вечер околачивающаяся дома, попыталась возмутиться, и Найл без зазрения совести послал её. Вот же шлюха. Живет теперь в их доме, так ещё и лезет в чужую жизнь, будто своих дел нет. Хоран искренне не понимал, почему отец не снимет ей апартаменты, но и спрашивать не пытался. В конце концов, особняк был большой, и Найл почти не пересекался с этой женщиной, разве что на редких семейных ужинах. Тем более, она почти всё свободное время проводила на светских раутах и в салонах красоты, гоняясь за ускользающей молодостью. В последнее время всё шло наперекосяк, и виноват был во всём этот проклятый Пейн со своими бредовыми идеями. Сперва он приволок в школу своего дружка Томлинсона, которого постепенно внедрил в компанию своих в доску ребят, а потом они все стали строить против него козни. Приглашать парней-омег на вечеринки, устраивать с ними свои тусовки, встречаться... как будто это было нормально. Если бы отец про такое услышал, он бы впал в безумие. В его времена с парнями-омегами разбирались по-свойски, чтобы не позорили род мужской. Отец рассказывал, что в частной школе, где ему довелось учиться, с омегами-парнями не церемонились. Были традиции, и Найл уверенно заявлял себе, что станет даже ещё лучше, чем отец. Он выпускался в этом году и собирался в назидание потомкам так отколошматить парней-омег, остающихся учиться, чтоб не повадно было высовываться. И Гарри. Ох, с Гарри бы он разобрался лично, пусть даже этот омега был таким же выпускником. Просто на память, чтобы никогда его не забыл. Если бы этот Пейн был, как доходяга Гримшоу, никаких проблем бы не возникло. Ник мог открывать свой рот сколько угодно, кто стал бы его слушать, а вот Лиам... Лиам нравился людям, был популярен и красив, поэтому все охотно проникались его идеалами и следовали за ним, как за лидером. Оставляя Найла не у дел, а ведь он потратил так много сил и времени, чтобы сделать эту школу приличным и, главное, комфортным местом для себя и нормальных альф с омегами. От гнева и злости Найл едва мог дышать. Хоран не знал, почему у него так жгло нутро, когда он видел этих Пейна и Малика, Гримшоу и Томлинсона, ведь это они были не правы, их жизнь была ложью и заблуждением. Найл никогда не чувствовал себя таким радостным и счастливым, какими были они, обмениваясь своей восторженной любовью друг с другом. Самая высшая точка радости, когда он вминал свой кулак в чье-нибудь лицо, особенно, если это было лицо какого-нибудь недо-омеги, но это ощущалось иначе. Словно его ярость в какой-то момент перерождалась, и он разрывался от такого удовлетворения, с каким даже не кончал ни разу. Секс вообще переоценивали. – Да ладно, чего ты такой кислый? – спросил Джастин, мельком взглянув на Найла. Он, конечно, сразу заметил, что мысленно Хоран снова далек от игры и всей их компании. – Разве всё получилось не так, как ты хотел? – Я ошибся, – Найл продолжил обгрызать костяшку указательного пальца, как куриную ножку, почти с остервенением. Ортодонт сказал, что ему нужны скобы, но Хоран никогда бы не рискнул показаться в школе с железным убожеством на зубах. – Не надо было поддаваться на провокации. Нужно было подкараулить этого Пейна где-нибудь и порезать, как следует. А теперь все восхваляют нашего Мистера Популярность. Джастин сочувственно качнул головой, выражая молчаливую поддержку. Из всей компании, Джастин, наверное, понимал его лучше всех. Он сам не раз говорил, знатно нахлебавшись, как хорошо прижать кого-нибудь в раздевалке и ощутить, как мышцы становятся приятно тяжелыми. Самый лучший миг всегда самый короткий. Миг, когда между его всесильным телом и напуганным трясущимся — лишь один дюйм, и ничего больше. Никаких ограничений. Ты либо жив, либо нет. Ты либо ошеломляюще свободен, либо загнан в каменную броню. – Может, попросишь мистера Хорана написать его семейке какое-нибудь письмецо с угрозами? – уточнил Калум, заставляя персонажа провести удержание. – Как будто в первый раз, ей-богу. – Ты идиот, Калум, – Найл дернул ногой, чувствуя, как ярость булькает в кровеносных сосудах, точно раскаленная лава. – Думаешь, я могу просто взять и попросить отца решить мои тупые школьные проблемы? Он и так зол на меня после лагеря. Сказал, что заебался всё время вытаскивать мою задницу из дерьма, – Хоран раздраженно мотнул головой, вспоминая, какую взбучку устроил ему отец. Уж не велосипеда лишил — так ударил по лицу, Найл чуть концы не отдал. – Теперь надо самим изъебываться, иначе он снова начнет пилить меня, что я ничему не научился. – Давай Малика отколошматим тогда, – предложил Эштон, отрывая взгляд от телефона Майкла — Клиффорд показывал ему пикантные фотографии своей новой девушки. – Пейн будет раздавлен. Ни дырки, ни баскетбола — грустно же? – Я советов не просил, особенно таких тупых, – отрезал Найл, вытаскивая из кармана нож и задумчиво выщелкивая лезвие, на котором всё ещё было несколько бурых пятен. Он почти жалел, что не воспользовался заминкой и не пырнул Пейна ещё и в бок, пока соперник замешкался. – Плевать мне, будет Лиам раздавлен или нет. Я хочу, чтобы все видели, что он пустышка. Чтобы все смотрели и видели, какое перед ними ничтожество, – проговорил Хоран, прокручивая в голове всё случившееся, и от тяжелой злости хотелось выть. – Наши маленькие друзья решили, что у них есть защитник. Теперь пусть поймут, что их защитник ничего не стоит. Сложив нож, Найл спрятал его во внутренний карман и решительно встал с глубокого кресла, по форме напоминающего полумесяц. Ему с малолетства нравилось проводить время у Джастина намного больше, чем в собственном доме, хотя полуособнячок Биберов был малость скромнее и в нем даже не нашлось места для бассейна, но сейчас его тошнило от этого места, от некогда любимой игры и даже от лучших друзей. – Я устал, – сказал он, разгибаясь, и сложил руки в мягкие карманы. – Мы торчим тут с утра и нихрена не делаем. Пойду развеюсь. – Давай, – Джастин отложил джойстик и встал, готовый идти хоть на край света. – Мне отец новый мотоцикл подарил, может, погоняем? – Я хочу побыть один, – быстро произнес Найл, прокручивая нож в кармане. Ему хотелось щелкать лезвием туда-сюда, словно это могло его успокоить. Он посмотрел на Калума, Майкла и Эштона, которых обругал, когда они попытались его утешить, и злость на миг вытеснило чувство неловкости. – Настроение дерьмовое, не хочу с кем-нибудь из Вас посраться. – Ну, как знаешь, приятель, – покачал головой Джастин, бегло стукнув его по локтю вместо рукопожатия, и снова устроился на ковре. – Пока, Найлер, – крикнул Майкл, махнув рукой с телефоном, на экране которого всё ещё была грудь. Калум и Эштон усиленно сражались за джойстик, как два голодных пса за кость, но успели крикнуть Найлу: «Давай, чел, увидимся». Натянуто улыбнувшись, Хоран вышел из игровой комнаты, миновал коридор с красивыми фото-картинами, запечатлевшими молнии, которые обычно с таким удовольствием рассматривал, спустился вниз по лестнице, натянул на голову шапку и вышел на улицу, не взглянув на управляющую домом — она пожелала ему хорошего дня. День просто не мог быть хорошим. День мог только стать хуже. Сев в машину, Найл несколько минут смотрел вперед себя, судорожно сжимая руль. Внутри было препаршиво, снаружи тоже — погода испортилась, сучий холод. Желудок колыхало из стороны в сторону. Ему не хотелось ни гонять на мотоцикле, ни кататься на машине, ни играть в игры, ни выпивать в компании красивых девушек. Все желания просто рассосались, оставляя пустую оболочку. Хоран ненавидел эту пустоту, потому что она наполнялась ужасными мыслями, от которых хотелось сбежать. Всё, что влекло Найла, было окутано туманом злобы, густым, с запахом рябины и трескучего мороза. Он не желал покоя — ему нужен был спусковой крючок, чтобы его гнев, наконец, вырвался наружу и взорвался. Мало что удовлетворяло это желание по-настоящему. В редкий день, когда Найл боялся, его страшила мысль, что он никогда больше не испытает этого чувства. Найл обнаружил себя рядом с больницей совершенно неожиданно — сперва просто гнал по дороге, не думая, лишь тормозя на светофорах и разгрызая губы в кровь. Он посмотрел на себя в зеркало, сорвал нелепую шапку и машинально зарылся рукой в волосы. Ничего не было в его глазах, ни хорошего, ни плохого, только кристальная пустота бутылки, из которой вылакали весь алкоголь. Но альфа готов был наполниться — задохнуться всем, что мог дать ему этот сопляк. Он всегда смотрел на него либо с ненавистью, либо со страхом и никогда по-другому. Но Хорану и не нужно было большего. Потоптавшись немного в холле, Найл поставил подпись в бланке, получил разрешение на посещение и стремительно пошел по коридору. Искусственное освещение заполняло всё пространство, горький запах лекарств, резкий запах дезинфицирующего средства дополняли его. Он знал, что сейчас ему станет лучше, сейчас накатит облегчение, сейчас он либо умрет, либо оживёт — хотелось всего одинаково. Найл посмотрел на себя во фронтальную камеру, растрепал волосы, увидев не того, кого хотел бы. Плевать. Как бы он ни выглядел, этого будет достаточно, чтобы увидеть в его глазах ненависть и отвращение. Найл толкнул дверь, предвкушение топтало его сердце, пальцы приятно подрагивали. Его расщепляло на атомы. Он знал, что слетит с катушек, когда его увидит. Знал, что когда начнет растягивать слоги и тянуть слова, обязательно увидит, как его трясет от злости, страха и отвращения. Бесценно. Необходимо. Вены ясно проступят на бледной коже, вызывая чувство голода и жажды. Его запах станет таким ярким. Хороший запах, почти девичий. Хороший только поэтому, других причин быть не могло. Не успел Хоран вкрадчиво поинтересоваться: «Ну что, не ждал?», как в его ноздри ворвался густой запах альфы, заполняющий собой всё пространство, и он застыл, ощущая, как крышка шкатулки захлопнулась, запирая его, словно чертового клоуна, внутри. Вино, перец, корица — самое ненавистное сочетание, какое Найл только мог себе представить, ему хотелось проплеваться, но оно уже проникло внутрь. Горло Найла сдавило задушенное рычание. Кулаки сжались сами собой, Найл зажмурился на миг, потому что гнев мог вырваться языками пламени через глаза и сжечь всё — койку, пластиковые стулья, капельницу, тумбочку для мелочей, плоский телевизор на стене. Нужно успокоиться. Этот день с самого начала должен был стать адским испытанием. Никто не обещал ему, что Гарри будет в палате один-одинешенек, ожидать их столкновение. Но тот, кто был здесь... Бэн Уинстон, он заслуживал смерти. – О, какая неожиданная встреча, – пропел Найл, вперившись в Уинстона почти убийственным взглядом. У него подрагивали губы, так тяжело было справиться с гневом, и он даже не смотрел на Гарри, потому что момент был испорчен. – Здравствуй, Вин-вин, вот уж не думал, что у тебя такие проблемы в личной жизни, что ты упал ниже плинтуса. – Брось, Хоран, я просто зашел навестить Гарри, – произнес Бэн негромко, глядя на него с легким страхом. Найл почувствовал злобное удовлетворение, смешанное с почти упоительным презрением — горький апельсиновый сок, цедишь-цедишь и не напиваешься. Бэн боялся его даже сейчас, когда рядом не было Джастина, Калума, Эштона и Майкла... Даже если бы с ним был только Джастин, этот альфа мог бы чувствовать себя уверенно, а он боялся его одного. Панически, потому что его глаза бегали. Он даже не мог посмотреть в его лицо. Нет, Уинстон совсем не Пейн. Он даже не Гримшоу, если на то пошло. Уинстон — это позор от мира альф. Может быть, даже ещё больший позор, чем он сам. Его рука сейчас была так близко к руке Гарри, лежащей на покрывале — Найл всё ещё не смотрел на лицо. Словно Стайлса не существовало. Но даже несмотря на то, что запах Бэна заполнил каждый квадратный дюйм палаты, Найл ощущал присутствие омеги в этой пряной пелене. – Наверное, мне лучше уйти, – добавил Бэн. Лучше ему было и не приходить. Он всё украл у него. Момент, о котором Хоран, возможно, неосознанно мечтал с самого утра. Украл возможность ощутить всплеск и даже запах, насыщенно-дразнящий, практически близкий — Стайлс всегда оставлял за собой шлейф, доводящий его до остервенения. Он становился ещё ярче, когда Найл толкал Стайлса в шкафчики затылком, и по телу Гарри проходила первая волна боли. Лучший момент любого дня. – Да нет, оставайся, – сказал Хоран, обходя палату кругом, и, наконец, посмотрел на Стайлса, в чьих глазах плескался беспокойный гнев, и этот ублюдский страх не за себя, а за этого смазливого мерзавца. Мерзкий ублюдок забрал у него последнее. Найл насмешливо выдохнул, облизал пожеванные губы и посмотрел на Бэна с плохо скрытой агрессией. – Вижу, я тут лишний, так что к чему навязываться? На самом деле, я только зашел рассказать Гарри хорошие новости, хотя вряд ли ты не знаешь — твой друг-крысеныш уже побывал тут, правда? Порезал я великого и благородного омежьего защитника Пейна, так что особо не радуйся. Мы ещё повеселимся, я обещаю. Удачи, – Найл остановился у двери и в последний раз поглядел на альфу и омегу. В жизни он не видел ничего более отвратительного, чем взгляды, которые Стайлс бросал на Уинстона. Хоран это давно заметил. От злости хотелось плеваться, и он незамедлительно выплюнул: – Предохраняйся, Вин-Вин, а то Гарри может воспользоваться ситуацией. Шутливо поклонившись, Найл вышел за дверь, не хлопнув ей лишь усилием воли, и остановился в коридоре, моментально растворяясь в бессильной злобе. Что может быть хуже беспомощности? Ничего. Его словно топили, и вот кто виновник всех его бед. Нет, ни Мерс, ни Пейн, ни Хейз и ни Гримшоу не могли довести его до такой степени. Чертов Уинстон. Ебучая гнида, от которой никак не избавиться. Он всё испортил. Он его обокрал. Найл достал из кармана нож, посмотрел на пятна на лезвии. Кровь Лиама присохла так сильно, что её можно было только отскрести. Хоран бросил взгляд на палату, где всё ещё сидел Уинстон, наверняка наваливший в штаны от страха. Убить его, что ли? Прямо в глотку загнать, чтобы даже не пикнул — вот, что было бы хорошо. Хоран стиснул зубы. Сложил нож и вытащил телефон, чтобы агрессивно пролистать номера. Нужно успокоиться. – Привет, Джессика, – произнес он, тяжело дыша, и зашагал от палаты прочь. – Подгребай ко мне домой и согрей меня в своих объятиях. На парковке он зачем-то десять минут пинал колесо своей машины. Всё в его голове смешалось. Стайлс, Уинстон, Пейн, Малик, Гримшоу, Хейз, Шмидт, Мёрс. Он не знал, кого именно колотит — понял только, что отбил себе палец, только вот боль всё никак не успокаивала. Проклятье. Если даже это не помогло, то надежды больше не было. Но всё-таки Хоран поспешил домой, зная, что Джессика ждать его не будет. Лучше ему совсем не стало, даже наоборот — Найл чувствовал себя каким-то грязным и мерзким. Как такое может быть, когда к тебе едут буквально по первому зову? Машинально вычерчивая что-то пальцами на голой спине, Найл рассматривал темные локоны спящей под его боком девушки и ощущал себя прескверно. Он никому на свете бы не рассказал, что хотел бы сейчас заплакать. Наверное, ему стоило остаться дома у Джастина и просто играть в приставку до полуночи, пока его мозги не превратились бы в фарш окончательно. Гарри глазам своим не поверил, когда Найл просто взял и скрылся за дверью. Из того, что он знал о Хоране, этот альфа должен был остаться, самым жестоким способом выкурить Бэна из палаты, а потом устроить ему ад длиною в бесконечность. Время всегда тянулось так медленно, когда Хоран выбивал у него из рук тетради, впечатывал затылком в шкафчики, толкал его на книжный шкаф, чтобы учебники посыпались сверху, и отвратительно дышал на ухо, шепча самые мерзкие вещи на свете. Он всегда выпивал из него весь аромат, и Гарри чувствовал лишь, что опутан его липким запахом. Слишком плотным и густым. После этого он подолгу стоял у окошка, чтобы вновь почувствовать себя собой. Быть собой казалось отвратительным, — уж Гарри-то понимал, каким нелепым существом уродился — но всё-таки лучше, чем хотя бы частично носить на себе запах этого психопата. Луи был другим. Он тоже родился омегой-парнем, но почему-то казался таким нормальным. Наверное, потому что его кто-то любил. Ник был хорошим альфой, он буквально носил Луи на руках. Зейн тоже выглядел несуразно, пока его не полюбили, а потом появился Лиам, и он расцвел. Гарри не рассчитывал на похожую метаморфозу. Его никто любить не хотел, обычно просто принимали за предмет мебели. Он не мог представить себе, что на свете существует альфа, который бы посмотрел на него с симпатией и желанием оберегать и заботиться. Но Гарри и не смог бы вступить в отношения с кем-то, потому что его сердце начинало колотиться лишь рядом с одним человеком. И, когда Уинстон зашел в его палату, Гарри даже не поверил своим глазам. Одно дело представлять, как Бэн заходит его навестить, совсем другое — когда это происходит на самом деле. Гарри его с первого взгляда полюбил, уже очень давно, и с тех самых пор робко мечтал о нем, когда находилась свободная минутка. Просто мечтал, не рассчитывая ни на что большее. Бэн был очень популярен и нравился многим омегам, как парням, так и девушкам, да и беты были готовы за него побороться. Шансы Гарри были бы ничтожно малы, в любом случае. Но Уинстон ясно дал ему понять, что омеги-парни его не очень интересуют. Не то чтобы это разбило Гарри сердце — уж как разбить то, что уже давно растоптали? Да и мечтать о Бэне он не перестал. Мечты его всегда согревали, когда реальность становилась слишком холодной. – Не слушай его, – ободряюще сказал Бэн, стоило Найлу исчезнуть. – Хоран всегда был социопатом с манией величия. – Я хорошо это знаю, – ответил Гарри, чувствуя такое приятное тепло, потому что Бэн решил его утешить. – Мы вместе учились и в средней, и в начальной школе. У него всегда были проблемы, – отмахнулся Стайлс — ему меньше всего хотелось говорить о Хоране. Хотелось, чтобы у Бэна остались от этой встречи приятные впечатления, тогда бы он вспоминал его и, может, Гарри бы даже занял какое-то место в его сердце. – Спасибо, что навестил. Я, если честно, не думал, что ты захочешь меня повидать. – Почему? О, потому что... я понял, – Бэн немного стушевался, однако всё-таки смог улыбнуться. У него была такая красивая улыбка, Гарри не мог спокойно смотреть, поэтому слегка отвел глаза. Уинстон расценил это по-своему. – Прости. Я, возможно, немного резок был тогда, когда отказал тебе. Но я был потрясен, когда узнал, что случилось. Не представляю, как ты это выносишь. Гарри и сам не заметил, как усмехнулся. Для него это была традиция каждого дня. Если Хоран обделял его своим вниманием и гонял Итана, Винни, Джоша или Алекса, как мячи для бильярда, значит, на следующий день Гарри отдувался вдвойне. Хоран налетал на него, словно птеродактиль, выкручивал запястья, гортанно рычал рядом с шеей, грозясь перекусить артерию. Откровенно говоря, то, что случилось в спортивном зале, было даже не самым страшным. Его всего-то поколотили — такое уже было. Не всегда его били так сильно, однако что делать с побоями он знал. Гарри плакал от физической боли, от страха, что Хоран позволит себе что-то, чего раньше не позволял, но то эмоциональное насилие, которому эта ошибка природы, по недоразумению зовущаяся альфой, подвергала его каждый день, выпивало из него все соки намного интенсивнее. – Ну, раны постепенно заживают, синяки сходят, а моей репутации уже не навредишь, – заключил Гарри, дернув плечами, чтобы отогнать гнетущие мысли. Сочувствие Бэна было очень приятным. – Не надо так о себе говорить, – сказал Бэн будто даже с каким-то особым вниманием. Гарри настороженно завозился под тонким покрывалом, пытаясь понять, как ему отреагировать. Хотелось поцеловать Бэна или обнять его, но альфа, наверное, не обрадовался бы этому проявлению чувств. – На самом деле, мне действительно нужно идти, – добавил он. – Но я рад, что был тут, когда пришел этот тип. Кажется, я немного его напугал, – в глазах Уинстона появилось довольство собой. – Да, он бы так быстро не ушел, если бы не ты. Ты меня просто спас, – сказал Гарри искренне. Бэн улыбнулся, явно довольный комплиментом, и мимолетно коснулся его руки, поднимаясь со стула. Это касание зажгло на коже Гарри пожар — вот бы он всегда так дотрагивался. Брал бы его за руку, смотрел бы с такой красивой улыбкой. Они бы тоже могли целовать друг друга, как Ник и Луи, обмениваться незаметными касаниями, как Зейн и Лиам. Они бы придумали друг другу милые прозвища, ходили бы вместе в кино... Стайлс не хотел, чтобы он уходил. У него вообще голова шла кругом. Казалось, будто Бэн пришел, потому что Гарри ему нравился. Ведь этот альфа приходил уже второй раз. Может, он пересмотрел ситуацию и теперь заглядывал, чтобы убедиться в своих чувствах. Ведь не зря же Уинстон был так добр и мил? В конце концов, кому ещё удавалось прогнать Хорана так быстро? – Бэн! Гарри даже не сразу понял, что это его голос разрезал тишину. Лишь когда Бэн обернулся и посмотрел на него, Стайлс осознал, что всё-таки позвал альфу. – А ты... ты с кем идешь на зимний бал? – спросил Гарри, чувствуя себя немного глупо, потому что глаза у альфы были настороженные. – Я пока никого не приглашал, хотел позвать Бри из группы поддержки, – ответил Бэн. – Ну, знаешь, одну из близняшек. – А... да. Знаю. Надеюсь, она согласится, – сказал Гарри, чувствуя, что от стыда его внутренности готовы вылезти наружу. Господи, как он только мог подумать..? Какой стыд. Лучше бы Хоран ему на голову мусорное ведро нахлобучил. Хорошо, что никто этого не видел! И если Уинстон никому не скажет... но зачем ему рассказывать про такое? Гарри почувствовал, что слезы накатывают, и поспешил отвести глаза. И вот почему он расстроился? Бэн не его альфа. – Я тоже, – ответил Бэн, улыбнувшись. – Поправляйся. Бэн помахал ему рукой и поспешно вышел, притворив дверь за собой. После него остался только запах, такой приятный и вкусный, напоминающий глинтвейн — за ним хотелось тянуться носом. Стайлс обожал этот аромат, он ассоциировался у него с Рождеством и, по его мнению, подходил его собственному. Они оба пахли зимой, только Уинстон теплой, а Гарри холодной. И теперь ему было даже ещё холоднее. Гарри повернулся на бок, свернувшись в калачик, и прижал к животу подушку. Он не мог представить, что существует Вселенная, в которой Бэн захотел бы пригласить его на бал, но всё равно воображал это. Может быть, Бэн даже хотел пригласить его, просто смутился от слишком прямого вопроса — всё-таки Гарри довольно смело спросил. Или он побоялся, что его осмеют такие, как Хоран. Все ведь знали, что больше всего Хоран ненавидит именно его. Может, если бы Бэн позвал даже Итана или Винни, никакой реакции бы не последовало. Местные альфы откололи бы пару шуток, и всё... Однако Гарри почему-то становился мишенью для всех бед мира. А одна беда так и вовсе третировала его с завидной регулярностью. Конечно, даже такой видный альфа, как Бэн, побоится связываться с таким негодяем, как Хоран. Хоран-то, конечно, задавит репутацию того, кто появится на балу с невзрачным омегой вроде него. Гарри немного сместился на постели и поморщился, чувствуя как боль пронзает тело. Еще не прошли побои, а он уже мечтает о танцах! Однако фантазии уже заняли свое место в его голове — у него было время подумать, потому что через полчаса должны были заглянуть его друзья, Ник и Луи. – Тебе не кажется, что Гарри сегодня был какой-то грустный? – спросил Луи уже дома у Ника, когда они закончили смотреть фильм про известную фигуристку прошлого десятилетия. Дом у Ника был не такой большой, как у Луи, но зато очень модернизированный и обычно светлый за счет огромных панорамных окон. По вечерам Гримми занавешивал их, чтобы создать приятный полумрак — так намного удобнее было смотреть кино на большом экране. Для его семьи подобные вещи имели огромное значение: разрешение должно быть большим, звук — качественный, цветопередача — максимальная. Жизнь родителей Ника была наполнена волнующими событиями — они оба были журналистами. Отец регулярно ездил в горячие точки, рискуя жизнью, чтобы достать эксклюзивные кадры с места событий, а мать брала интервью у знаменитых писателей, сценаристов и режиссеров, колеся для этого по всей стране. Ник часто оставался предоставлен сам себе и вполне ловко управлялся с домом, даже не очень рассчитывая на миссис Лэр — она приезжала несколько раз в неделю, чтобы проверить, как идут дела. Не удивительно, что Ник не расставался с камерой, ему было, с кого брать пример. Когда Луи впервые оказался у него дома, Гримми с гордостью показал ему «Стену Славы». У его родителей было множество наград за блестящие статьи, ценные заметки, эксклюзивные материалы. На фоне их огромного стеллажа с трофеями, полочка Ника смотрелась грустно и невразумительно, хотя и на ней уже было несколько наград. Ещё в доме у Ника жила собака, такая же забавная, как её хозяин. Когда Луи приходил к Нику домой, пес всегда радостно встречал их, пытаясь заполучить побольше внимания. У Ника было так комфортно, спокойно и безмятежно. Луи нравилось смотреть, как Ник печатает статьи, пишет заметки в блокноте, выбирает наиболее удачные кадры. Тот, кто не видел Гримшоу за работой, не знал его настоящего. А вот Луи знал. Он открылся его взору не сразу. Сперва Томлинсон счел альфу очаровательным, но совсем пропал, когда увидел, каким серьезным может быть Ник в важном для него деле. Гримшоу не просто хотел знать всё и сразу, собирал сплетни для личного удовлетворения — он жил в инфопотоке. А ещё он был очень искренним. Никогда не пытался красоваться на пустом месте. Он умел поддержать в трудной ситуации, но и сам имел чуткую душу, нуждающуюся в поддержке. Глядя на него, Луи видел так много граней — Ник словно был «Кубиком Рубика», что менялся, в зависимости от того, в какую комбинацию сложишь, но при этом всегда оставался собой. – Конечно, он грустный, после всего, что случилось, – ответил Ник, обнимая Луи за плечо. Они обнимались каждый вечер, но всё равно для Томлинсона это было очень приятное и близкое прикосновение. – Да нет, – Томлинсон задумчиво прокрутил в голове встречу в больнице и вновь посмотрел на Ника. – Ему будто стало лучше, когда мы были у него в прошлый раз. А теперь он какой-то задумчивый. – К нему сегодня Хоран заходил, – ответил Ник, поправив ворот своей рубашки. – Может, наговорил гадостей, ты его знаешь. Луи задумчиво растер подбородок. Ему самому казалось, что дело не только в Хоране. В конце концов, сегодня к Гарри заходил Бэн и, возможно, Зейн прав насчет него. У Малика была хорошо развита интуиция или он успел приобрести больше опыта. Бэн казался Луи симпатичным, но при этом был каким-то пустым. Томлинсон плохо помнил, какие впечатления у него остались от первого разговора с ним. Ему не хотелось быть предвзятым. Может, стоило дать этому Бэну шанс? Однако Луи не хотелось, чтобы Гарри снова угодил в неприятности. Он мог бы устроить ещё одну вечеринку, намешать в сок ещё больше алкоголя, создать совсем уж интимную атмосферу... всё это привело бы к самым неожиданным последствиям. Ник, уже после того, как праздник подошел к концу, помогая прибираться в доме, тогда его немного отругал. Сказал, если бы та вечеринка закончилась незащищенным сексом, то у Луи, как у организатора, тоже были бы проблемы, в случае нежелательной беременности. Но ведь нужно было придумать план! Нужно было что-то решить! Хотя бы разобраться с Хораном, чтобы постоянно не оглядываться. – Время довольно позднее, – сказал Луи, бросив взгляд на часы, и с легким сожалением снял руку Ника со своего плеча. – Отвезешь меня домой? – Луи, я... – Ник тяжело выдохнул. – Я что-то не так делаю? Луи посмотрел на своего альфу с непониманием. – О чем ты? Взгляд у Ника стал немного растерянным. Каким-то даже грустным, почти как в тот раз, когда Гримшоу случайно уронил на пол свой любимый объектив и разбил его вдребезги. Ник тогда целый вечер сидел с понурым видом и показывал ему фотографии с невероятным боке, которые он делал, благодаря этому объективу. Луи до того момента даже представить не мог, что можно так убиваться по какой-то вещи, но Ник считал объектив чуть ли не живым, и Томлинсон очень проникся его бедой. Сейчас дело, по всей видимости, было не в объективе. – У меня скоро гон, и я подумал... – Ник отвел глаза и как-то даже покраснел, нерешительно потеребив себя за край рубашки. – Я не настаиваю, это, наверное, было бы глупо. Просто ты вообще хотел бы когда-нибудь быть со мной... физически близок? – спросил он, рассматривая его подбородок, вместо того, чтобы взглянуть в глаза. – Я знаю, что я не такой альфа, как Лиам или Курт, или Джейден... Луи положил палец на его губы, вынуждая замолчать, и лишь тогда он встретил взгляд Ника, в котором так любил теряться. Ему было так горько от того, что Гримшоу подумал, будто он для него совсем нежеланный, когда его тело так тянулось к этому альфе, как ни к кому другому. Если бы Томмо и мог кому-то довериться, то только Нику. Он был таким необыкновенным и вместе с тем очень родным. – Замолчи, пока не наговорил глупостей, – попросил Луи, чувствуя почти физическую боль от того, что он не мог сейчас сделать этот шаг. – Я люблю тебя, Ник. Просто... я скверно себя чувствую. Я вижу, что ты меня любишь, я это ощущаю каждой клеткой тела. Но когда я вспоминаю о том, кто я... Уже почти естественное отвращение заставило его тело беспомощно передернуться. Ему тяжело было говорить об этом даже Нику, чьи прикосновения стали для него родными. Казалось, произнесет вслух, и глаза Ника откроются, и он отшатнется — станет чужим. Разобьет его сердце на части. – Кто ты? – спросил Ник напряженным, почти злым голосом, потому что он уже знал, что Луи ответит ему. – Я, – Луи закрыл глаза, чувствуя, что страх оборачивается вокруг него, как пленка. – Я не настоящий омега. – Мерзкий ублюдок, – Гримшоу выдохнул, откинув голову назад и злобно ударил рукой по спинке дивана. – Луи, ты самый настоящий омега. Это, блять, Хоран не настоящий альфа. И он зашел слишком далеко. Видеть Ника таким злым было непривычно, и Луи схватил его за локоть, потому что даже Гримшоу был способен на импульсивные поступки. И он, и Лиам уже получили серьезные побои из-за того, что связались с Хораном и его бестолковыми друзьями. И всё шло к тому, что кто-то из них должен был серьезно пострадать. Луи не желал этого ни для возлюбленного, ни для лучшего друга. В глубине души ему даже казалось, будто его безопасность не такая уж большая цена за их здоровье. Хотя Пейн, конечно, так это всё не оставит, особенно сейчас, когда пострадало так много человек. Луи всегда мог рассчитывать на своего брата. Пусть у них были разные родители, они были братья по духу. – Скоро всё решится, – поспешил заверить своего альфу Луи. – Лиам и Зейн работают над этим. Репутация Найла подмочена, ему надавали по шее. Всё налаживается, просто не так быстро, как нам бы хотелось. – Я тоже могу кое-что сделать, – упрямо сказал Ник. – Ник, если я ещё раз увижу тебя в бинтах, мое сердце просто не выдержит, – отрезал Луи, боясь даже вспомнить о том, как его побили. Обычно этого было достаточно, чтобы Ник его послушал. Потому что Гримшоу очень уважал Луи и их отношения, всегда прислушивался к его мнению. Вот только сейчас он выглядел непреклонным и смотрел на Луи очень серьезным взглядом. За ним Томлинсон ясно читал обиду, понять которую не мог. – Не такой уж я слабак, как ты думаешь, – сказал Ник, сцепив руки в замок. – Может быть, я не такой физически привлекательный, как другие альфы в нашем классе, но я не слабак. Я тоже могу тебя защитить, – произнес Гримшоу почти с гневом. – Ник, я не думаю... – Да, – Ник махнул рукой и отвел глаза, однако в его голосе отчетливо звенела обида. – Я знаю. Я не выгляжу, как альфа, который... У Луи не было желания даже слушать это, потому что Ник был не прав. Для него, Луи Томлинсона, на свете не было более сильного и храброго альфы, чем его Ник. Омега протянул руки, чтобы развернуть Гримми к себе лицом и медленно поцеловал его в губы, чуть подрагивая от желания и нежности. Никто на свете не целовался так, как Ник, Луи точно это знал, потому что во время этого поцелуя исчезали все печали и горести. – Ты мой дурачок, – шепнул Луи, отстранившись. – Ты выглядишь как альфа, которого я люблю. Понял меня? Я люблю тебя. В этот раз они действительно засиделись, потому что когда Луи, наконец, окончательно оторвался от его губ и ответил на звонок встревоженных родителей, за окном уже сильно стемнело. Не будь так облачно, показались бы звезды. Водитель уже караулил у дома Гримшоу, и Луи нехотя покинул своего альфу, взяв с Ника слово, что он больше никогда не будет забивать себе голову ерундой. Некоторое время после отъезда своего омеги Ник ещё бродил по дому, бесцельно натыкаясь на стулья. Родители снова были в отъезде, но Ник и не нуждался в них сейчас. На самом деле, они даже не знали, насколько Гримшоу вырос и отличался от них по духу и мышлению. Если бы у них были семейные завтраки, они бы поняли, что он совсем не тот Ник, которого они знали или хотели видеть. Настоящего Ника знал только Луи. Ник открыл дверь в свою комнату, запустил внутрь Поросёнка и вошел сам, прекрасно ориентируясь в кромешной темноте. Гримми на ощупь нашел стол, поелозил мышкой ноутбука по коврику, чтобы загорелся экран, и привычным движением открыл папку со своими сокровищами. У него было много фотографий и видеозаписей. Для того, чтобы всё знать, нужно следить за новой информацией. Хранить всё, чтобы апеллировать фактами. У него были такие компрометирующие вещи, что его одноклассники предпочли бы отдать что угодно, лишь бы они никогда не всплыли. Гримшоу мог воспользоваться ими в любой момент, раскрутить даже Алексу, ведущую школьного радио, и тогда война перешла бы в активную стадию. Ник усмехнулся — он не был особенно конфликтным. Ему больше нравилось наблюдать. Открыв видео, которое ему совсем не хотелось смотреть, альфа тяжело выдохнул и вытерпел до конца. Назад дороги уже не было. Он собирался стать другим журналистом, не таким, как его родители, и если события затормаживались — что ж, кто-то должен их форсировать. Нет. Не форсировать. Создавать резонанс. Тем более, Ник делал это на благо своих друзей и возлюбленного — они не заслужили такого отношения. Никто. Особенно Луи. Электронную почту директора Ник знал и фейковый аккаунт для таких случаев у него тоже имелся. Он открыл новое письмо, пытаясь понять, как лучше подать информацию. Сразу в лоб — Гримшоу всё-таки был профессионалом. «Будет лучше, если Вы покажете это следователю сами», – написал Ник, прикрепляя к сообщению видеоролик, превью которого ясно давало понять, что происходящее будет жестоким. Подумав, он приписал: «У Вас есть время до вторника, в противном случае видео попадет не только к следователю, но и в средства массовой информации, и членам попечительского совета, однако уже с пометкой, что Вы видели его и ничего не предприняли». Прозвучало вполне жестоко, как заслуживал их обнаглевший директор. Однако Гримшоу это не удовлетворило. «Искренне Ваш, доброжелатель», – добавил Ник, ухмыльнувшись, и быстрым щелчком отправил письмо. – Ну что, Пигги, сегодня снова будем спать одни? – поинтересовался Ник, повернувшись к собаке, что смотрела за его действиями настороженно. Пес громко гавкнул.