Другая история

У всех были плохие и хорошие дни. У Фенрира они тоже были, пусть здесь и сложно было определить что есть день, а что - ночь. В плохие дни над ним власть брало все темное, что только было в его душе: ненависть к живым, жажда мести обидчикам, желание разрушать, упивание чужой слабостью и болью. В хорошие дни он помнил, что не должен уподобляться тем, кого ненавидел. Сегодня был хороший день. Пожалуй, именно этим Фенрир был готов оправдать свои действия. Хоук была удивительно тихой. Она зажимала себе рот ладонью и утыкалась лицом в свои колени, но почти не издавала звуков. Впрочем, ее всхлипы Фенрир все равно слышал - или не столько слышал, сколько просто знал, что она плачет. Это было не в первый раз - ему не так сильно был нужен сон, как остальным, и его блуждания по Тени были больше попытками связаться с отцом, чем желанием отдохнуть. Бывало, проснувшись, он слышал сокомандников - как Андерс благодарил Командора за принятие в Стражи, как Варрик молился Андрасте, как Хоук плакала. Все, что они бы отрицали в обычной жизни. Что они бы не желали выставлять на чужое обозрение. Моменты слабости. Фенрир каждый раз делал вид, что спит. Они все делали, если невольно становились свидетелями произошедшего; они никогда не говорили об этом, когда наступало условное утро и приходило время идти дальше на поиски выхода. У всех были плохие и хорошие дни. В хорошие дни Варрик рассказывал немного правды о своей жизни. В хорошие дни Андерс незаметно проходился целительной магией по каждому, помогая индивидуально: убирая страх, боль или отчаяние. В хорошие дни Хоук вспоминала Лотеринг и говорила про Бетани. Плохие дни они предпочитали не вспоминать. Сегодня был хороший день. Пожалуй, именно этим Фенрир был готов оправдать свои действия. Он поднялся с лежанки и бесшумно подошел к Хоук, сев рядом. - Фенрис? Я разбудила тебя? - Эйрис вытерла слезы, пытаясь сделать это как можно незаметней. Фенрир не ответил. Он чувствовал ее отчаяние и думал. Выросшая в любящей семье, привыкшая принимать решения и заботится об остальных - ее отчаяние росло от невозможности спасти их? Или от того, что она была беспомощна? Напоминало ли ей это о потерях, что она допустила? - Сколько тебе лет? - тихо спросил Волк. - Зимой было двадцать. Двадцать лет. Он в этом возрасте даже Асгарда ни разу не покинул - пусть спрятанный от всех миров, зато в безопасности. Отец заботился о нем, готовил к жестокости мира. И даже так, имея в распоряжении века, он не смог подготовить к тому, что пришлось пережить Фенриру. Эйрис была еще младше, когда ее отец умер - ей некого звать на помощь и не у кого учиться. Ее некому поддержать, когда она понимает, что не справляется. Фенрир знает, что когда они выберутся, он увидит Локи, брата и сестру, расскажет о произошедшем. Мысли о семье поддерживали его, ведь он знал, что какое бы расстояние не разделяло их - у него всегда будут те, кто прикроет его спину, когда весь мир ополчится против него. Эйрис же... Фенрир положил руку ей голову, мягко склоняя к себе. Он больше не говорил; ни слова не произнес и тогда, когда Хоук уткнулась лицом ему в плечо. Это было тем немногим, что он мог для нее сделать - дать немного той безмолвной поддержки, что давали когда-то ему. Пусть между ними не было дружбы - сейчас это не было важно. Важно было лишь то, что даже здесь, во тьме Глубинных Троп, можно найти тех, кто сделает легшее на плечи бремя чуть легче. Кто не осудит за слабость. Они сидели в тишине, прерываемой тихими всхлипами Эйрис до самого утра. Это тоже было частью того, о чем они никогда не заговорят, пусть они оба и знали, что подобное явно повторится вновь. Глаза магессы были красными, она выглядела безмерно усталой, но ее утреннее приветствие звучало живее, чем в последние две недели. Это был хороший день.