Азбука любви

      — Вааа, какая красота!       Усаги — а это была именно она — первой выскочила из автобуса, чтобы поскорее увидеть конец их путешествия: уютный домик на краю небольшого городка, затерявшегося в горах Аляски.       Очередные зимние каникулы друзья решили провести там, где было как можно больше снега, мороза и пушистых ёлок, облачённых в сверкающие инеем наряды. Ещё в начале декабря ребята из «Трёх Огней» вместе с Мотоки забронировали билеты и гостевой дом в одной из деревушек в горах Аляски, чтобы на следующее утро после Рождества они все могли отправиться в путь. Пару часов полёта, ещё несколько — тряска в автобусе, и вот — вся честная компания была наконец-то на месте.       — Да, мальчики молодцы, — улыбнулась вышедшая на воздух следом за Усаги Минако. — Постарались на славу.       — Жаль, что автобус получше выбрать не могли, — вяло пробухтела Рей за их спинами.       Слегка позеленевшая, она, пошатываясь, вылезла из автобуса и слабо кивнула Мамору, который придерживал её за руку. Минако, обернувшись на голос, тут же бросилась к подруге и успела подхватить её за минуту до падения в сугроб. Рей укачало под самый конец их поездки, и чувствовала она себя препаршиво: даже не могла пожурить Усаги, чтобы она слишком резво не носилась по сугробам и не выкрикивала слова про «ужасную прелесть» и «кусачий снег».       — Пойдём, тебе нужно прилечь, — Минако осторожно, но настойчиво потащила Рей к домику. — У кого там ключи? Давайте, идите открывать.       — У Мотоки они, — отозвался Мамору.       В отличие от девочек он вышел с сумками, а не налегке: на одном плече у него висела собственная, а на втором…       — Эй, Оданго, ты своё шмотьё забирать будешь или как? — крикнул Мамору, однако и не надеялся, что увлечённая зимними пейзажами Усаги его услышит.       Но она услышала и даже более того — сама подошла, злобно сверкая глазами. Шапка съехала у неё на бок, чёлка растрепалась, а покрасневшее личико показалось Мамору самым милым на свете. Конечно, признаваться в этом он не собирался. Должна же быть и у него какая-то маленькая тайна.       — А тебя не просили хватать чужое, — нахально откликнулась она и вцепилась в лямку розовой с черными узорами сумки. — Вот она я, отдавай давай.       — Нетушки, — усмехнулся Мамору. — Нечего было расшвыриваться вещами в автобусе. Не отдам.       Усаги сердито топнула ножкой и надула губы. Чиба всегда любил сказануть такое, от чего она ужасно раздражалась. Такое ощущение, что у него была патологическая любовь к её бессильной ярости и гневу, которые Усаги испытывала, когда Мамору только-только стоило начать язвить и отпускать шуточки в её сторону.       — Ты бы хоть сам себе не противоречил, а? — пробурчала она и снова попыталась забрать свою сумку. — Ма-мо-ру! Да что же ты за бака такая?       — Самая натуральная, смею заметить, — фыркнул Мамору и только посильнее сжал лямку.       — Сейя! — завопила вдруг Усаги в ухо мимо проходящего Сейи — двоюродного брата Мамору, который даже больше походил на родного, чем на кузена. — Скажи ему!       Сейя поправил рюкзак за плечами и обезоруживающе улыбнулся. Однако слова его противоречили внешнему спокойствию:       — Сами разбирайтесь, — закатил глаза он и поскорее пошёл к дому — Мотоки уже возился с дверным замком, и всем хотелось поскорее добраться до долгожданного тепла.       — Да вы офонарели тут все, — принялась ворчать Усаги, недовольно хмуря брови.       Кажется, это стало последней каплей в терпении Мамору, которое Усаги за всё время поездки проверяла на прочность. Он честно старался до победного конца терпеть все её выходки, однако система дала сбой.       — Это кто офонарел-то? — немного осторожно начал он, но в голосе уже чувствовалась угроза.       Мамору сурово поглядел на Усаги, не ожидавшей такой резкой перемены настроения. Она ойкнула и сделала шаг назад. Тяжело сглотнув, Усаги передёрнула плечами и нервно улыбнулась:       — Ты! Кто же ещё?       — Ах, я, да? — лицо Мамору потемнело: то ли от злости, то ли от ярости.       Он тоже сделал шаг вперёд, но Усаги отступила на целых два. Она прижала руки к груди и внимательно следила за каждым — буквально малейшем — действием Мамору, гадая, что он предпримет буквально через секунду.       — Конечно, ты, — нахально отозвалась она, хоть и понимала, что была немного не в том положении, чтобы дерзить. — Только ты один и можешь офонареть да так и остаться стоять столбом.       Усаги знала, что перебарщивает. И точно знала, что будет дальше. Однако она продолжала изводить Мамору, довольно наблюдая, как в его глазах загорелся огонёк азарта: поймать строптивую Оданго и проучить её как следует, чтобы больше подобных выходок не проворачивала. Но они оба знали, что она продолжит ехидничать, как и Мамору, в принципе, тоже продолжит огрызаться, а потому и не особо себя ограничивала в выражениях. Но какие-никакие рамки всё же старалась держать.       — Оданго. Беги, — процедил сквозь зубы Мамору. — Даю тебе три секунды.       — Мамочки! — с визгом Усаги бросилась прочь.       Ровно через озвученное время Мамору метнулся следом за ней.       Проваливаясь в снег, оглядываясь на преследователя, Усаги петляла по двору. Она надеялась, что Мамору устанет бежать за ней, однако он, наоборот, не сдавал позиций и пребывал в «отличном» расположении духа. Остальные уже зашли в дом, махнув рукой на очередные пререкания небезызвестной «парочки идиотов», как прозвали Усаги и Мамору на десятой улице, которая была свидетелем почти каждой их мелкой или крупной ссоры.       — Оставь меня в покое! — выкрикнула Усаги. Голос её прерывался, а воздух из лёгких вылетал с хрипами из-за неправильного бега.       Мамору же, казалось, даже не запыхался.       Обернувшись в очередной раз, Усаги с ужасом осознала, что он был слишком близко, она точно не сможет убежать, не получив по заслугам. Тогда Усаги решила пойти ва-банк, чтобы хоть как-то сравнять счёт. Она резко остановилась, развернулась на сто восемьдесят градусов и хотела крикнуть что-нибудь вроде: «А ну-ка стоять», однако… Не успела. Правда, закричать — закричала.       — Чиба, тормози! — только и смогла пискнуть она, прежде чем озадаченный таким неожиданным поворотом событий Мамору не рухнул прямо на неё.       Снег смягчил падение. Вот только Усаги всё равно казалось, что десять тысяч звёздочек летали у неё перед глазами. Правда ночное небо сменило иллюзию, а к Усаги наконец-то вернулись ощущения. И они ей не особо-то понравились.       — Ты совсем уже оборзел, — заворчала она, пытаясь спихнуть с себя тяжёлую тушку Мамору.       — Сама виновата, нечего было останавливаться.       Его голос звучал глухо. Мамору так и не поднял головы, от чего Усаги стремительно покраснела — носом он продолжал утыкаться ей в грудь, и хоть куртка была весомым препятствием, тяжесть его тела Усаги всё равно ощущала очень явственно.       — Бака, — надулась она и снова завозилась, стараясь освободиться.       Мамору вдруг резко поднял голову и, оглядевшись, хитро посмотрел на Усаги. От его пристального взора она покраснела ещё сильнее и попыталась отвернуться, но Мамору, резко подтянувшись, навис над ней. Носами они практически касались друг друга, и Усаги затаила дыхание, боясь спугнуть момент. Тепло, исходящее от Мамору, притягивало, и ей безумно хотелось податься вперёд и крепко обнять его. Однако здравый смысл пока удерживал Усаги в реальности.       — В следующий раз хотя бы в дом забеги, прежде чем захочешь спрятаться от меня, — усмехнулся Мамору, губами касаясь покрасневшей от мороза и смущения щеки.       Помедлив, Усаги заторможенно кивнула, продолжая во все глаза смотреть на него. Ладонями в теплых розовых перчатках она упиралась в плечи Мамору, но вовсе не для того, чтобы оттолкнуть. Прикусив щеку, Усаги с наслаждением ощущала тяжесть его тела, хоть и понимала, что ситуация была не слишком подходящей для романтики, которую она успела себе придумать.       Мамору ещё раз бросил короткий взгляд в сторону дома, прежде чем обхватить ладонями лицо Усаги. Прикосновение шершавых от мороза губ было смазанным, недолгим, как будто бы они задыхались от нехватки воздуха, но и его хватило, чтобы ещё больше раззадорить Усаги.       — Говорю — бака же, — пробухтела она, когда Мамору отстранился, и резко дёрнула его за шарф на себя.       В этот раз они целовались почти что безумно, со страстью, от которой у Усаги знакомо закружилась голова. Она бы упала, если бы уже не лежала в сугробе прямо под Мамору.       — Ладно, один-один, — нехотя согласился он, когда они смогли оторваться друг от друга.       Усаги, кусая губы, смотрела на него затуманенным взором, обнимая Мамору за шею. Холод, конечно, начал проникать сквозь одежду, и Усаги даже начала бить мелкая дрожь, но это было пока что терпимо.       — Я уже лучше целуюсь, да? — усмехнулась она, отряхивая с его чёлки застрявшие в волосах снежинки.       — По сравнению с первым — о да, — кивнул Мамору и серьёзно оглядел её. — А теперь давай-ка лучше встанем, пока не замёрзли окончательно.

***

      Усаги сидела около камина и, поджимая под себя ноги, задумчиво наблюдала за всполохами огня. Дрова весело трещали, искры пламени танцевали по газетной бумаге, которую Мамору положил в очаг для более быстрого разгорания. Его самого в комнате не было — сказал, что пойдёт за пледом. А ведь они не хотели, чтобы остальные знали, что они уже вернулись через вход на кухне и заняли одну из самых дальних комнат дома!       — И чем только этот вредный Чиба думал, — вздохнула Усаги, пряча всё ещё холодные пальчики в длинных рукавах любимого свитера.       Она изредка поглядывала на дверь, но Мамору пока что не возвращался, даже его шагов не было слышно из-за приоткрытой двери. А ведь Усаги так хотелось побыть с ним в тишине и покое, один на один, и снова попытаться поговорить. Кажется, в прошлый раз они так и не решили, что между ними происходит: передружба или недоотношения. Но то, что они всё же вышли на новую ступень их общения, уже говорило о многом. Однако Усаги всё же хотелось расставить все точки над i.       Она вздрогнула, когда чьи-то руки обвили её за талию. Впрочем, тепло было слишком знакомым, чтобы удивляться ему или негодовать.       Вздохнув, Усаги расслабилась и, положив голову на мужское плечо, внимательно посмотрела на Мамору. Задумавшись, она не заметила, как он пришёл, и это немного задело её самолюбие: опять проворонила всё на свете       — Девочки не будут искать меня? — прошептала Усаги, продолжая разглядывать Мамору сквозь полуопущенные ресницы.       Теперь ей было тепло, в кольце его рук, прижимаясь спиной к его груди. Огонь — единственный источник света в комнате — отбрасывал на лицо Мамору замысловатые тени, и Усаги даже казалось, что он сам словно состоял из пламени.       Коротко улыбнувшись, Мамору поцеловал Усаги в висок и поправил плед, который он накинул на них обоих.       — Нет, Сейя сказал, что прикроет нас.       — Твой брат — лучший из братьев! — улыбнулась Усаги, довольно зажмурившись. — Шинго бы, например, точно растрепал всем подряд, где я, что, зачем и почему.       Мамору коротко хохотнул.       — Мы просто договорились: я апгрейдю его байк лучше, чем у Харуки, а он продолжает молчать, словно ничего и никого на кухне да и вообще не было. Взаимовыгодная сделка.       — Мда…       Усаги снова уставилась на камин. Ладонями она накрыла пальцы Мамору и неосознанно стала поглаживать их, чувствуя, как внутри разливалось благодатное тепло. Несколько лет назад она бы и не подумала, что однажды будет сидеть на полу вместе с Мамору, наслаждаться его близостью, и только перемигивание пламени окажется свидетелем единения их душ.       — Как ты думаешь… Когда они догадаются? — прошептала Усаги.       — Когда кто-то из нас первым скомпрометирует наши отношения, — усмехнулся Мамору. Хватка его рук стала крепче.       Тишина влезла между ними лишь на секунду. Но Усаги, решительно отогнав её, глубоко вдохнула и развернулась в его объятьях. Встав на колени, она нависла над Мамору, упираясь о его плечи. Мужские ладони от этого резкого движения оказались под ягодицами, однако Усаги пока что не стала зацикливать на этом своё внимание. Тем более что Мамору лишь поудобнее обнял её за ноги и, подняв голову, внимательно ждал.       — А какие… Какие у нас отношения? — тяжело сглотнув, спросила Усаги.       Сердце её билось, как бешеное, словно вольная птичка, запертая охотником в клетке, отчаянно бьющаяся о прутья. Внезапно стало очень жарко, и Усаги не знала, что стало причиной: близость камина или её, казалось бы, невинный вопрос.       Мамору загадочно улыбнулся, поглядывая на неё из-под чёлки и иногда переводя взор на тяжело вздымающуюся от прерывистого дыхания грудь.       — Самые настоящие, — тихо отозвался он.       Крепко подхватив Усаги под спину, Мамору вдруг резко, но очень осторожно повалил её на пол, на упавший с плеч плед. Усаги только и успела ойкнуть от неожиданности, как снова ощутила вкус его губ на своих. Всем телом прижавшись к Мамору, она отвечала на отрывистые, глубокие поцелуи, как умела, компенсируя отсутствие опыта своей страстью.       Не так давно Усаги наконец-то поняла, почему её тянуло все это время к Мамору: только рядом с ним она чувствовала себя полноценной, настоящей и живой — их ссоры и последующие за ними поцелуи с лихвой доказали это. А ещё только присутствие Мамору дарило ей то чувство умиротворения и уюта, которых Усаги неосознанно искала всю свою короткую пока ещё жизнь. И просто так отпускать она его не собиралась, сколько бы Мамору ни продолжал звать её «Оданго» или увиливать от прямого ответа на поставленный вопрос...       Ненужные свитера полетели куда-то в сторону.