Verfluchtes Leben

      О вновь назначенной встрече Ханбин узнал из короткого сообщения Чживона прийти к нему вечером. И либо Бобби не волновало, что у него могут быть неотложные планы, либо знал, что он совершенно свободен. При встрече Чживон первым делом сказал, что он вполне мог бы и назвать адрес своей больницы, но списал на то, что и у стен есть уши. Пытался уверить, что совсем не из-за того, что не доверял Ханбину. Скорее людям, которые, возможно, следили за ним. Нельзя исключать подобные повороты. Или как называл их Бобби «клоаки судьбы». Ханбин сделал вид, что все понял, но на самом деле ему было все равно на то, доверяет ему Бобби или нет.       В подтверждение своих слов, всю дорогу Чживон расписывал, как легко из любой части города добраться до его больницы, и в каком удобном месте она расположена. Лишь попросил никогда не добираться до туда без него. Всего лишь легкая паранойя. Больницей же оказалась аптека. Точнее помещение под аптекой, лестница в которое была из аптечного служебного помещения. — В этом районе большая проходимость, поэтому сложно уследить за всеми, кто заходит в аптеку. А главное — запах аптечных медикаментов. В какой-нибудь парикмахерской запах легко бы выдал. — Чживон пытается показать, какой он продуманный, но Бин лишь убедился в его паранойи. — А это мой самый лучший ассистент — Ку Чжунэ. Вы еще много раз встретитесь. — Может ты хотел сказать, единственный, кто согласился быть твоим ассистентом»? — съязвил Ку, и только тогда Ханбин решил присмотреться к ассистенту. — Тебе же нужна практика, а я тебе ее предоставляю. — Ага. В полном объеме практика, которую мне даже не засчитают. Настоящий друг. — Чжунэ закатил глаза, — ну что стоим? Быстрее начнем, быстрее я уйду домой.       Ремнями Ханбина привязали к операционному столу, чтобы в случае чего не пострадал ни он, ни кто-то еще. Ханбин не особо вслушивался в слова Бобби и просто кивал на все его слова. Реакции на ток не наблюдается, а то тут, то там мелькал Чжунэ, бегая от одного аппарата к другому и проверяя показания. Ханбин догадывается, что Бобби не настолько самоуверенный, чтобы делать все в одиночку, поэтому не против, чтобы кто-то еще знал о его болезни.       Еще больше мощности, и вновь никакой реакции. Чживон все повышает и повышает, но тело Бина не реагирует на ток, а показатели едва ли меняют свое положение. Уже не обращая внимания на цифры, а уделяя внимание лишь Ханбину, Чживон вновь увеличивает мощность. Тишина. Бобби и Чжунэ замерли, когда по операционной эхом гулял неприятный писк, казавшийся слишком громким. «Перестарался!» — мысленно взывает Бобби, не сводя взгляда со слишком спокойного, словно просто уснувшего Бина. «Нет времени медлить, придурок!» — ругает себя Чживон.       Секундный шок спадает с обоих парней. Пока Ку дезинфицирует пропитанной спиртом салфеткой место в локтевом сгибе руки Ханбина, Чживон набирает в шприц содержимое одной из многочисленных подписанных ампул из сейфа. Забирает у ассистента шприц и вводит иголку с препаратом в вену. Несколько секунд длились как вечность. Чжунэ не сводил взгляда с показателя. Чживон сжимал холодные ладони Ханбина и от нервов покусывал губы. Они почти не шевелились, ждали, когда препарат возобновит работу сердца. — Блять… успели, — облегченно выдыхает Чжунэ, стирая выступившие капельки пота рукавом халата, — ты вообще нормальный? А если бы ему органы прожег? — Просто помолчи, — вымученно просит Бобби, не выпуская из рук чужие ладони, — пожалуйста. Чжунэ тцыкает на ответ Бобби и отводит взгляд. Будто он не видел выражение лица Бобби, когда остановилось сердце Ханбина. Бобби заигрался и совершенно забыл, что может переборщить.

***

      Приходит в себя Ханбин в своей квартире из-за будильника, напоминающего о том, что пора в университет. Он не сразу понимает, что было, и как он здесь оказался. Память играет с ним злую шутку, отказываясь подкинуть нужные ему воспоминания. Последнее, что он помнит, было связано с Чживоном, но его здесь нет. В исходящих сообщениях он находит небольшую подсказку. Отправленное от его имени сообщение матери о том, что в универ ему рано, поэтому на ночь останется в квартире, подаренной ему на совершеннолетие. Родительница подмены вряд ли бы почувствовала, но Ханбин точно может сказать, что писал не он. А то, что Бобби знает об этой квартире, парня нисколько не удивляет.       На прикроватном столике Ханбин замечает записку. Корявым почерком на ней было написано «напиши мне, когда проснешься… прости…». Эти слова словно въедаются в голову, возвращая его назад, где он сидит привязанный к столу. Как он умудрился там уснуть? Он умер? Да вроде же жив. Или это сон? Если хорошо подумать, то чувствует он себя так, словно весь вечер и еще пол ночи пил, а сейчас у него похмелье. В медицине парень ничего не понимает, но предполагает, что если его сердце и останавливалось, то чувствовать он должен отнюдь не похмелье. И проснулся бы он тогда разве не в реанимации, а не в собственной постели, будто ничего и не было? Нутром он чувствовал, что явно что-то произошло. То, что не вписывалось в сценарий Бобби. Синдром Бельмондо порой играет с ним злую шутку, но и Бобби не говорит всего. — Убил и вытащил с того света… Как глупо…