АУ-челлендж (сборник текстов)

Утром Ларри сидит за столом на кухне, ныряет ложкой в салат и пялится в лежащий на столе мобильник. Однако через некоторое время он обнаруживает, что ложка из очередного вояжа возвращается пустой, а при повторном нырянии ударяется о столешницу. Ларри поднимает глаза и видит, что Акменра отодвинул миску и глядит очень хитро: — Вылези из телефона. Есть и читать одновременно — вредно для глаз и желудка. И еще намеревается выхватить у Ларри мобильник! — Ак, выключи фараона, — шутливо хмурится Ларри. — А то поссоримся. Акменра возвращает миску назад и весело говорит в пространство: — Знаешь, мне иногда нравится ссориться. Потому что… как живые. Ларри усмехается: — Почему как?.. А потом снова ныряет ложкой в салат и уточняет: — Ты никак не привыкнешь, что ли? Пятый год пошёл. — Я тащусь, — честно говорит Акменра. — Правильно я сказал? У экскурсовода вредная работа: нахватается всякого жаргона у детей, ужас просто. Но с другой стороны, это ли не предмет гордости — дети в его группах часто говорят: «Такой класс, я тащусь!» Даже взрослые ходят к Аку на квесты. Египетская экспозиция музея гремит, без преувеличения, на всю страну. Ак тем временем куда-то уходит… и возвращается со второй ложкой. — Я присоединюсь? — Конечно, — Ларри выдвигает миску на центр стола. — И кстати, — он убирает телефон и трёт глаза: действительно устают, чёрт бы их побрал, — напомни мне, когда встреча. Я задолбался искать. — Восемнадцатого же. В День музеев, как всегда. Я тебе сто раз говорил — не связывайся ты с этим органайзером в телефоне, вон же я написал? И кивает на холодильник. Там среди прочей массы цветных стикеров наверняка есть тот, на котором записано: «Встреча выпускников — 18 мая». День встречи выпускников музея Естественной истории — святое. Эту традицию придумал Макфи, и надо отдать ему должное: она прижилась. Только для своих. Другое дело, что своих-то набирается под две тысячи. Ларри, как начальник отдела музейной охраны, в этот день не столько встречается, сколько работает. Но оно и справедливо: он-то не выпускник музея. Это экспонаты — выпускники. Все, что однажды стали живыми людьми. И уж если быть совсем точными, это даже не день. Это ночь. Днём в профессиональный музейный праздник к ним приезжают важные городские шишки: попечители и председатели советов, мэр, прочая камарилья. А ночью — их время: всех тех, кто когда-то оживал в музее только по ночам. Аттила скорее всего придёт с очередной блондинистой цыпочкой, прельщённой его брутальной мужественностью. А Ларри надо будет следить, чтобы бывший вождь гуннов не напился. Хотя он в прошлый раз обещал, торжественно, уже на хорошем английском: — Ларри Дэйли! Я больше не буду! И хитро улыбнулся: мол, я все понимаю, просто изображаю большого ребёнка, как раньше. Джед и Октавиус явятся рука об руку и будут снова показывать ролики с ютуба: как делали очередную реконструкцию Колизея, например, или как Джед обучал очередную группу приёмам обращения с лассо. Оба нашли своё призвание в детском спортивно-историческом клубе, и даже то, что у Октавиуса там прозвище Цезарь — потому что Гай! — никого из них не смущает. Рузвельт пожалует со всей своей семьёй. Тедди-Джуниор, которому в этом году три, уже не будет держаться за руку Сакаджавеи: старший Тедди в прошлый раз обещал, что на следующую встречу его сын лично прискачет на Техасе! Ну-ну, посмотрим. Сомнительно, если честно! Ларри давно подозревает, что в этой семье всем рулит Сакаджавея: даже президенту сложно тягаться с женщиной, которой когда-то подчинялась целая армия первопроходцев. Камунра с Ланселотом тоже обещали прибыть, и помимо того, привезти родителей. Меренкаре, правда, ворчит, что ему не по возрасту такие перелёты, но Ларри знает: предложи суровому «отцу в законе» остаться в этот раз дома — в пух и прах разнесёт. Жезлом. Если «мать в законе» не остановит. А уж она кого угодно может остановить: говорят, у нее там даже Ланселот по струнке ходит. Вместе с Камунра: тот вообще только-только проработал свои внутренние проблемы по поводу «родители всегда отдавали младшему самое лучшее». Ланс недавно звонил по скайпу и хихикал: — Ками поступил в Кембридж! Сказал — я не хуже этого сопляка! «Сопляк» сидел рядом с Ларри и понимающе усмехался в камеру. В общем, все будут, и выпускники, и «преподавательский состав»: директор Макфи, Ребекка — руководитель экскурсионного бюро, и даже Ник. Он сказал, что у него, конечно, своя жизнь, но на эту встречу он расшибётся, но приедет. Хоть с Ибицы, хоть с Фигибицы, хоть откуда! Во-первых, он у дедушки Меренкаре должен взять реванш в сенет, а во-вторых… он соскучился. «Детский сад», — подумал тогда Ларри. Нику в этом августе двадцать шесть, а ведёт себя как ребёнок. Но может, это и хорошо. Кстати, в прошлом году на встрече Ребекка приставала к Аку, что тот явно замотал для себя какую-то магию скрижали, потому что до сих пор неприлично молодо выглядит! Ак с интересом уточнял — «в каком смысле неприлично, я солидный человек, у меня сыну двадцать пять», на что Ребекка фыркнула и заявила: — Вот и я говорю, прекрасные древнеегипетские нравы! Когда прохохотались, Ларри спросил у Ака: — Я что-то забыл, тебе сейчас сколько… по документам? — У тебя всегда была плохая память на цифры, — заявил Ак. — Тридцать. Даже я уже выучил, а ты ещё нет. Именно тогда Ларри понял: он никак не может осознать, что у Ака теперь меняется возраст. Вытеснение — так, кажется, это называется? У всех меняется возраст, все теперь живы и, хочется надеяться, счастливы, но вот этого факта Ларри принять никак не может. Ак над ним, наверное, правильно смеётся: весело укоряя, что «на нас, на живых, не угодишь».