АУ-челлендж (сборник текстов)

Рука на бедре — его рука! — уже так привычна, что даже не ощущается как что-то постороннее. Просто рука Ланса на моём бедре, обычное дело, который раз мы уже так лежим рядом. Черт подери, нам пора покупать общий дом, заводить собаку, и… Ланс, правда, иногда так и говорит. Я угрюмо отвечаю: — Такое впечатление, что это ты у нас клоун, а не я. — Я укротитель, — смеётся Ланс, встряхивая своей несусветной гривой. — Я укрощаю диких животных! Вот тебя, например! Да уж. Я — дикое животное. Со стороны поглядеть — вроде и правда: высокий рост, широкие плечи, сильные ноги, тёмные глаза. Это Ланс так говорит. А спроси — кем работаешь? Я честно отвечу. Клоуном. В цирке. А что поделать, если не было у меня другого выхода? Я ведь родился, как у нас называют, в опилках: и я, и мой младший брат. Так говорят про детей цирковых артистов. Нас с братом даже не спрашивали, кем мы будем: цирковые, и все тут! Отец — силовой жонглёр, мать — гимнастка на трапеции, кем нам еще быть? Я думал — по стопам отца пойду, гири все пытался таскать, а когда поступал — мне напрямую сказали: — У вас такая интересная речь! Вы в клоунаде не хотите себя попробовать? И, на мою беду, отец услышал. Как загорелся: — Точно! Он будет шикарным эксцентриком! А у нас в семье было так: что отец сказал — то все и делают. Мама попыталась протестовать, но куда там! Вот и стал я клоуном. На потеху публике. Да, знаменитый, да, популярный: еще бы, на контрасте, клоун и с такой вечно мрачной рожей. Номера, говорят, философские: станешь тут философом, когда твоя участь — вечный ковёрный, а младший братишка под куполом выпендривается. Вот ему-то разрешили собственный голос подать, когда отец сказал: ну что, младшего по маминым стопам? Уж больно все спецы над ним с детства умилялись: ах, какой гибкий, пластичный мальчик. А мальчик взял и сказал: никаких трапеций! Только канат. И даже номер себе придумал: «Между жизнью и смертью» называется. По канату со здоровым балансиром ходит без страховки. Публика сидит, рты пооткрывала: аххх! Только я знаю секрет: есть у него страховка на самом деле. Только ее не видно. Это Копперфильд ему придумал, иллюзионист наш. Конечно, у него другое имя, Ларри его зовут, а Копперфильд — это кличка. Изобретатель долбаный, сам все свои фокусы придумывает, оборудование изготовляет, публика офигевает и ломится, ломится! Я однажды заметил, как на репетиции Копперфильд за моим младшеньким смотрел: рот открыл, белый весь, трясётся. Потом подбежал, за плечи схватил: — Ты не будешь больше работать без страховки! Тот ему: мол, что ты, сетка же есть и все такое… Нет, Копперфильда как заклинило. Эх, я вот тогда и не понял, что они уже пару месяцев как трахаются. Но сделал наш фокусник ему страховку — ни с какого места не видать! Даже директор не сразу понял, а когда понял — только рукой махнул, так этот Копперфильд на него наехал. Мол, будет вам «между жизнью и смертью», зритель на это ходит, но никто не заметит ничего. Так и было. Ну, да чёрт с ними. Я потом Лансу сказал: — А ты почему без страховки работаешь? Мне, может, тоже не нравится, что ты с этой Трикси в клетке, она тебе в любой момент голову откусить может! Ланс только усмехался: — Мне? Тигрица? Голову? А потом, я наверняка больше тебе буду нравиться без головы! Я ещё пошло пошутил на тему «а как же рот», Ланс расхохотался и сказал, что меня обожает. Ему смешно, он чужой, пришлый, случайно в укротители попал, раньше верховой ездой занимался. А потом к хищникам потянуло. Рисковый парень! Ему наши наездники, Джед с Октавиусом, иногда дают на лошадях погарцевать. Но все время выговаривают: с твоим, мол, ростом, дорогой Ланс, на жирафе надо ездить! Два недомерка, тоже мне. Комплексы свои на других вымещают: над ними, мелочью такой, даже наша Амелия смеётся, которая «Полет в стратосферу», а уж она никогда ни над кем не зубоскалит, хоть с виду и огонь женщина. Но эти двое, Октавиус и Джед, кого хочешь доведут. Я подозреваю, что у них тоже там шуры-муры, хотя они тщательно скрывают. Ну, или думают, что скрывают, ха-ха. — Ками, — говорит Ланс, — ты о чем это так задумался? — О жизни, — отвечаю. — Придумываю новый номер: между смехом и слезами. Чем я хуже младшего, ммм? — Ты разве хуже? По-моему, ты гораздо лучше. Ты высокий, сильный, и у тебя такие глаза… — Слушай, ты опять напился? Прекрати, — фыркаю я. — Нет в тебе ни капли романтики, — хохочет Ланс. — Конечно, — я изображаю самую мрачную из своих усмешек. — Я же клоун, какая романтика? — В твоих номерах очень много романтики, — неожиданно заявляет Ланс. — Ты знаешь, что на это твой зритель и ходит? Ну да. Директор мне тоже так говорил. Так что номер «Между смехом и слезами» имеет все шансы на успех.