АУ-челлендж (сборник текстов)

Вечером я набрался смелости и попросил: — Помоги мне, а? Нужно досочинить сказку. Для сына. — Сына? — Ну да. Сыну десять лет. — А жена? — Я разведён. — Прости. — Да боже мой, ерунда какая. Мы сидели на скамейке в музейном зале: я и Ак, тот самый каирский египтолог, за которым я должен был присматривать. Чтобы он ничего не спёр, ха! На второй день его болтания в экспозиции я ему рассказал, с какой целью меня сюда приставили: посмеялись мы оба вдоволь. Я так и звал его коротко: Ак. Он сам мне предложил: после трёх моих неудачных попыток выговорить целиком его мудрёное имя. — Нет, опять неправильно, — улыбался он. — Послушай ещё раз: Акх-мен-ра. Тут такое специфическое горловое «кх», оно важно, понимаешь? — Понимаю, — разводил руками я, но третья попытка тоже вышла неудачной. — А-а-а, — протянул он, взял мою руку и положил себе на горло. — Вот посмотри, какая должна быть вибрация. Мать твою! Вибрация была, да. Если это можно так назвать. Когда он произнёс чёртово «кх», меня словно током прошило всего: от ладони, которая лежала на его кадыке, до самых пяток. Я чуть на задницу не грохнулся, честное слово! И, наверное, так изменился в лице, что он сказал: — Ладно, говори просто Ак. Хорошо? Да уж! Ещё как хорошо! Кстати, либо Макаров меня надул, либо его, как всегда, неточно информировали. Каирский гость довольно сносно говорил по-русски. В том числе и поэтому, несмотря на относительно юный возраст, его прислали сюда. — Пишу диссертацию, — сказал Ак, когда я спросил, зачем ему наша экспозиция. — Про дихотомию жизни и смерти в древнеегипетских верованиях. Вот Анубис, например… Я слушал его два вечера — все равно после закрытия в музее больше нечего делать, а на третий осмелился и попросил мне помочь. Потому что Колян меня замучил, «что же было дальше», а я ума приложить не мог. Не творческий я человек, где уж мне. А тут, понимаешь ли, как раз про Анубиса. Ак выслушал меня, покивал и предложил: — Знаешь, если твой сын не пугливый, можно зайти с вот какой стороны. Душа, которую отдали богу смерти во владение, может стать элементалем. — Кем? — Элементаль — это некое мифическое существо, представитель одной из четырёх стихий: земли, воды, воздуха и огня. Ты «Фауста» Гёте читал? Упс! Я покраснел и еле заметно качнул головой: вот теперь Ак точно подумает, что я темнота беспросветная. Но он махнул рукой: — Не беда, мы сейчас не про него. Так вот, к этим четырём стихиям иногда добавляют дихотомию жизнь-смерть, и человеческая душа становится элементалем этого разделения. Слушай, тут можно вообще интересно… как это… замутить, да? Что вот этот мальчик, сын фараона, которого отдали Анубису, станет проводником между мирами жизни и смерти не только от живых к мёртвым, а ещё и обратно! Он явно увлёкся, сел на скамейку свободно, подогнув одну ногу под себя — так, что его коленка упёрлась мне в бедро. И начал: — Это же такую потрясающую историю можно придумать! Пусть Анубису нужен был ученик, и он выпросил у фараона этого мальчика. Анубис же бог, ему кто попало не подойдёт, а вот царский сын в самый раз, да? И Анубис начал его учить, а мальчик всё скучал по своим родным, всё никак не мог принять то, что его с детства забрали в мир мёртвых, и, преуспев в изучении древнеегипетской магии, обучился ходить туда-обратно: сперва сам, а потом водить других людей. Здорово же? Представляешь, умер у человека кто-то близкий. Конечно, древние египтяне верили, что в загробном мире, если человек пройдёт суд Осириса, тоже будет счастливая жизнь. Но если кто-то любил кого-то, и пока не готов расставаться? И тоскует, и просит — о великие боги, верните мне его назад? И тут вот этот мальчик, который элементаль жизни и смерти: он берёт этого умершего и возвращает его в мир живых! Ну, для начала пусть только по ночам. Допустим, он пока не выучил, как вернуть душу обратно насовсем. А вот с заката до рассвета… М-м-м? — Очуметь, — честно сказал я. Просто не так давно Колян интересовался у меня: что будет, если его мама умрёт? Или если я умру? Или он сам? Про то, что будет, если помрёт новый муж мамы, Колян, что характерно, не спрашивал. Я, конечно, объяснил как мог, что потом мы все где-нибудь непременно встретимся, но Коляну, кажется, это не очень понравилось. А тут такая идея — про ученика, который водит души туда-сюда. Кстати, заодно и педагогический эффект окажет: мол, и ты многое сможешь, сынок, если будешь учиться. — Ак, — с чувством произнёс я, — ты гений. Ты так замечательно все придумал! Я у тебя в долгу. Он посмотрел на меня: — Если хочешь, в уплату твоего долга пойдём завтра после работы выпьем кофе? Как друзья, — быстро добавил он, заметив мой удивлённый взгляд. — Ну да, а то иначе нам в России могут морду набить, — ответил я. И, честно говоря, не понял, почему он так просиял. Мы помолчали: я думал, в какую бы кафешку его позвать, чтобы и питерский колорит, и не слишком дорого, и народу не очень много. А он вдруг добавил: — Наверное, надо этому герою — мальчику, который элементаль, — придумать какое-то имя? Я сам тогда не понял, с чего и куда меня понесло, но ответил практически сразу: — У меня есть идея. Его будут звать Акх-мен-ра, ты не против? Ак глянул на меня, и я обалдел от того, как загорелись его глаза: — Ты правильно произнёс! У тебя получилось! Запомни! «Ничего, — подумал я про себя. — У меня ещё и не так получится, вот увидишь».