Когда мы вернёмся

      Кларк приходит в себя от того что её трясут за плечи. Бешеный страх охватывает её, и она подрывается в положение сидя, хватая ртом воздух. Голова кружится и ноет от ударов по затылку. Страх настолько сильный, что от него трясет. В глазах рябит картинка, последняя перед потерей сознания: Лекса падает после выстрела, охранник бросается к ней, зажимает рану и пытается заставить её очнуться, она не реагирует. — Это шок, — говорит Кларк и пытается встать, но чьи-то руки укладывают её обратно. — Все в порядке, в порядке, это я. — Мать склоняется над ней, держа за плечи. Сильно тошнит и рябит перед глазами, но Кларк уже может рассмотреть лицо Эбби. — Мама, это шок, нужно… быстрее. — Шепчет Кларк бессвязно, сознание ей совершенно не подвластно. Она не задает вопроса о том, как мать оказалась здесь, и где это здесь. Не спрашивает о том, как та выбралась из предполагаемого бунта. — Лекса жива, — говорит Эбби, положив ладонь на лоб Кларк, у неё явно высокая температура. — Жива, но без сознания, потеряла очень много крови. Операцию пришлось делать буквально на коленке.       Услышав «жива», Кларк немного приободряется, пытается сконцентрироваться и подавить тошноту. Просит воды, выпивает пару глотков и сильно сжимает кулаки, чтобы хоть как-то придти в себя. Организм как будто отказывается подчиняться ей. Она совсем не понимает, что происходит, частично дезориентирована, она только знает, что должна сделать всё, чтобы Лекса выжила. — Кларк, — произносит Эбби осторожно. Дочь смотрит на неё глазами полными ужаса, потому что по тону понимает: ситуация критическая. — Что с ней? — Она еще до сих пор не приходила в себя. Я вообще не понимаю, как она перенесла операцию с такими повреждениями. Было пробито лёгкое.       При всем спутанном сознании, в уме Кларк проносятся все возможные исходы повреждения легкого — сильная боль, внутреннее кровотечение, угнетение функции дыхания, но самое опасное — обильная потеря крови. — Сколько прошло времени? — Достаточно много, — говорит Эбби и дотрагивается до руки дочери, — Кларк, скорее всего она уже не очнется, слишком много крови потеряла… у нас нет аппарата поддержки дыхания, чтобы заменить это легкое. — Да. — Кларк меняется в лице, садится и спускает ноги на пол. — Нужно сделать переливание, кровь поможет.       Эбби молчит, помогая Кларк встать. — Идем, нужно найти других найтблид, это единственная совместимая кровь. — Я знаю. — Говорит Эбби коротко, ей не хочется продолжать фразу, но приходится. — Люди Титуса увели всех найтблид в неизвестном направлении под предлогом опасности для жизни. Мы ничего не сможем сделать, у нас нет ни аппаратуры, ни совместимой крови.       Найтблиды, они так доверяли Хранителю пламени, что даже не стали проверять достоверность приказа Командующей, который она якобы отдала — вывезти всех из Полиса в укрытие, немедленно. Ни один найтблида не остался в Полисе, а это значит, нет ни грамма так нужной сейчас черной крови, здоровой, насыщенной необходимым кислородом. Нет единственного, что еще может помочь вернуть Лексу с того света.       Кларк начинает раскачиваться, сидя на постели и только теперь понимает, что находится в комнате, из которой она еще недавно уходила, убежденная в том, что ничего не может случиться. — Нет. — Говорит она, то ли себе, то ли Эбби. — Нет.       На самом деле она думает о том, что Лекса просто не может умереть из-за её глупой самоуверенности, Лекса доверилась ей, и вот чем это обернулось. Теперь только сама Кларк и может это исправить. Иначе, выходит, доверие Ванхеде стоит жизни. — Что — нет? — Спрашивает Эбби, её пугают глаза Кларк горящие огнем отчаянья, они больны и полубезумны. Эбби знает, что это боевой шок и на адекватность дочери рассчитывать не стоит, но и не говорить с ней она тоже не может. — Есть шанс. Перелить несовместимую кровь всё же лучше, чем сидеть, сложа руки. — Она может умереть прямо во время переливания, ты знаешь это. Мы не можем так рисковать. Осталось только ждать — очнется она или нет. Кларк, ты ничего не можешь сделать. — Могу! — Кларк вскакивает и подходит к матери с надеждой в полубезумных глазах. — Возьми мою кровь, всё равно, если она умрет — это будет моя вина. У нас нет средства для вентиляции легких, но можно сделать средство для переливания. И потом колоть антибиотик. — Да, кровь должна помочь. — Говорит Эбби и начинает напряженно ходить по комнате, продумывая план действий. — Но антибиотика здесь нет, только обезболивающее, антибиотик есть только в лагере. А лагерь на военном положении. Я выбралась оттуда только благодаря удаче… И Индре.       Кларк медленно переваривает мысль о том, что доступ к антибиотику почти что закрыт, даже если тело Лексы выдержит само переливание, его убьет лихорадка при адаптации к несовместимой крови. Счет времени идёт на минуты - чем дольше мозг подвергается кислородному голоданию, тем меньше у Лексы шансов в итоге очнуться. Внутри Кларк дребезжит ужас осознания. Нужно решать прямо сейчас — делать ставку на несовместимую кровь или дожидаться, пока Лекса очнётся, зная, что этого может и не произойти. Так или иначе, они просто не успеют выяснить, где находятся другие найтблиды, поэтому решение становится почти очевидным.       «Кровь за кровь, Кларк». Голос Лексы в голове такой яркий, что Кларк жмурится от напряжения, закрывает лицо руками, выдыхает. Винить себя — потом, сейчас нужно собраться. Нужно собраться, Кларк. — Просто сидеть там и ждать я не вынесу. Ты поможешь мне?       Мать и дочь смотрят друг на друга. Если Эбби не сделает этого, то Кларк придётся справляться со всем одной. Эбби смотрит в глаза Кларк, пытаясь найти там осознанность и опору. Но видит там только боль, страх, отчаянье, и еще что-то странное. Это «что-то» она стала замечать в ней после того случая, когда Кларк, вместо того, чтобы предупредить всех об атаке, последовала за Лексой прочь из лагеря. Тот поступок Эбби так и не смогла ей простить. Её пугало то, что происходит с Кларк, когда она попадет под влияние Командующей. Она не отдавала себе отчет в том, что Кларк меняется не из-за союза с землянами, а из-за себя самой. Эбби пугал человек, которым она становится. Но Эбби понимала: то, как Кларк изменилась после встречи с Лексой и заставляло её действовать даже в таком ненормальном состоянии — вымотанную, избитую, в лихорадке, в условиях тотальной неопределенности. — Конечно, я помогу тебе. — Говорит Эбби твёрдо. Но ты выпьешь жаропонижающее и успокоишься. И твою кровь мы использовать не будем, найдем кого-то более здорового. Во всех смыслах.       Кларк кивает. Эбби берет её под руку, и они вместе идут навстречу тяжелой работе, которую должны проделать, уповая на чудо и собственное мастерство. «Ты не умрешь» — думает Кларк, собирая последние силы, чтобы посмотреть на Лексу без страха и приняться за дело. «Ты же обещала мне, что мы уйдем куда-то подальше отсюда. Мы должны закончить эту войну вместе, я не смогу сделать это одна. Мы должны сделать это вместе, слышишь? Только не бросай меня… Живи».       Кларк понимает, что дело вовсе не в том, что она не сможет противостоять бунтам одна, не сможет предотвратить эту войну между скайкру и Альянсом. Дело вовсе не в этом. Дело в самой Лексе. Кларк просто не может потерять её — не так, не сейчас, никогда. Но если бы сама Лекса могла её слышать, ей нужна была бы цель для того, чтобы бороться за жизнь, как у неё была цель бороться тогда, на схватке с принцем Азгеды, с той лишь разницей, что теперь бороться нужно будет против действия собственной чёрной крови.       «Ты должна бороться, Лекса…» — мысленно говорит ей Кларк. Но лицо Лексы выражает лишь смирение.

***

      Все что я вижу впереди себя — лишь бескрайнее море, охваченное бурей. Небо серое и затянуто тучами. Волны тревожно шумят и с силой бьются о берег. Низко летают и кричат чайки. У мутировавших чаек голоса ниже, утробнее, но они от этого не становятся менее жалостливыми. Чайки носятся над волнами, будто зовут кого-то, кто давно утонул в них.       Меня охватывает какое-то давящее чувство тоски. Если бы только я могла броситься в это море и умереть, только бы не зависать вот здесь, в лимбе, между жизнью и смертью. Жрецы говорят, именно сюда попадают все, кто уже не жив, но ещё не мертв. — Не хочешь остаться здесь?       Я оборачиваюсь на знакомый голос. Костья вполне живая и осязаемая подходит ко мне ближе и, поравнявшись со мной, указывает куда-то вдаль. — Там гроза. Скоро дойдет сюда. Ты ведь любишь грозы. — Ты просто призрак, что ты можешь знать о том, что я люблю, а что нет? — Говорю я саркастично.       Я знаю, она лишь плод моего воображения. Фантом, иллюзия. Костья усмехается. Она такая реалистичная, ни одной лишней детали, всё так, как в жизни. Будто я попала в прошлое, где мы все ещё вместе. — Какая разница кто я, если я живу в твоем разуме? — она кладет мне ладонь на спину и чувствую тепло её руки. — Тебе больно? — Не было. Пока ты не сказала. — Отзываюсь я, морщась. Я вспоминаю свои мысли перед тем, как я нашла себя здесь: "Как же ты ошиблась, Кларк". Но на самом деле, всё это ведь была моя ошибка. — Твой бой еще не окончен, — говорит Костья настойчиво, — даже и не думай сдаваться.       Я стараюсь подавить чувство боли в груди, в том месте, где прошла пуля. Боль затихает. Картинка меняется. Ночь. Мы с Костьей сидим возле костра, протянув к нему руки. — Так значительно теплее, да? — усмехается она.       Припоминаю ледяной ветер с моря. Да, здесь теплее. Пахнет лесом, костром, и ночью, что скрывает опасность. — Где мы? — спрашиваю напряженно. — Все в порядке, здесь нас никто не тронет. Всё же, мы внутри твоей головы. — Почему я не могу просто уйти? Отовсюду. — Ты ещё жива. Пока ты жива, ты ещё можешь вернуться обратно. Стоит только очнуться. — Я устала, — говорю я тихо.       Я смотрю в небо, оно усыпано сотней звёзд. Оттуда, из космоса когда-то и пришли на Землю небесные люди. Там они родились, там их дом, если бы только они могли остаться там, никакой войны бы не произошло. Но тогда я бы никогда не узнала, что где-то там, далеко отсюда, живет Кларк из небесных людей. — Устать может каждый, Лекса, особенно Командующая. — Знаешь, о чем я думаю? А это вообще возможно — то, что я пообещала? Уйти с ней. Жить без войны. Мир, о котором я мечтала, разве он возможен для меня? Я от рождения только то и делаю, что бьюсь не на жизнь, а насмерть. Мир для нас… это пустые слова. Мы бы никогда не смогли уйти куда-то, где нет войны. Мы обманываем себя, когда говорим об этом. А если это так, то какая разница, уйду ли я раньше, или позже. Только там, где я буду, и начнется мирное время… Дождусь её там. — Для тебя одной может и начнется мирное время, но не для Кларк. Оставишь её одну, зная, что она продолжит упорствовать и биться за своих до последнего вздоха? Откуда в тебе столько смирения перед смертью, не пойму? Ты хотела, чтобы Кларк оставила тебя тогда, с ушибом. Бросилась под копье принца Азгеды. Глупо подставилась под нож. Откуда в тебе столько смирения перед смертью? — Ты прекрасно знаешь, что трикру не боятся умереть. — Не испытывать страх и смириться — это разные вещи, Хеда. Ты смиряешься.       Я не могу сказать ей об этом — почему смиряюсь. У меня просто не выходит продолжать этот разговор. Я встаю, чтобы немного размяться и в этот момент начинаю снова чувствовать боль - только теперь во всей груди, она вся загорается тупой болью. — Кажется, кто-то решил тебя подлатать. — Говорит Костья и бросает в костер сухую ветку. Та стрекочет под действием пламени. Под этот звук картинка снова меняется.       Я стою на берегу большого озера, его вода чёрная, да это и не вода вовсе, это кровь найтблид, убитых мной при инициации. Я склоняюсь к озеру, по наитию запускаю в него ладони. — Ты истекаешь кровью, Лекса. — Я знаю, я чувствую это.       Я действительно чувствую, что силы покидают меня всё быстрее. Будто и моя кровь вытекает, наполняя это озеро. — Мы рисуем себе маски, чтобы казаться более устрашающими в бою. И рисуем их, как правило, углём. А мне всегда казалось, что моя маска - это то, что осталось на моем лице после того как я умылась их кровью.       Я черпаю в ладони какое-то количество черной крови и умываюсь ею, по лицу стекают капли. Через минуту это просто привычный боевой камуфляж, маска, чёрные разводы на скулах. Теперь я готова окончить свой бой. — Это было неизбежно, ты знаешь. Таков закон.       Я чувствую себя совсем обессилено и сажусь на землю возле самого озера. Костья сидит рядом со мной и вытирает мне руки белой тряпицей. Она держит мои руки в своих и я вспоминаю, как это было, когда мы были вместе. Что же, неплохая картинка, чтобы с ней умереть. — Я знаю, почему ты смиряешься, Лекса из Трикру. — Да? И почему же? — Ты не можешь перестать горевать. Ты не можешь простить себя. За все то, что приходилось делать Командующей, но тебе самой противоречило. За то, что стало со мной, сразу после твоего возвышения. За то, что пришлось тогда предать Кларк. За то, что не смогла защитить её теперь. Слишком много вещей, которые ты носишь на своих плечах. Тебе нужно научиться забывать то, какие жертвы ты приносишь, выигрывая схватки. — Этого нельзя забыть. И тем более простить. Особенно того, что стало с тобой из-за меня. Есть такая печаль, которая навсегда со мной. — Ты не безупречна, Командующая, иначе не была бы такой сильной. — Говорит Костья. — Ты думаешь: "Что это за лидер, который так мучается после собственных решений?". Но именно это и делает тебя великой. Великой, понимаешь? Если кто-то и сможет сделать так, чтобы для всех землян настал мир, то это ты. — Я не могу, Костья, — моя голова начинает кружиться, а картинка сбивается, кажется, это начало конца. — Почему ты просто не можешь забрать меня с собой, туда, где живут все наши мертвые? Туда, где мне больше не нужно будет сражаться. — Потому что ты нужна Кларк там, по ту сторону.       Я падаю на спину, перед глазами проносятся отрывки моей жизни, как будто я смотрю фильм о своём прошлом. Я совершенно чётко понимаю, что умираю. Нет ни страха, ни боли. Ничего больше нет. Только спокойствие. Не то, спокойствие, которое я должна поддерживать как Командующая, а то, которое только моё. Мой покой. Когда за тобой приходит смерть, чувствуешь облегчение, потому что больше не нужно бороться.       Костья с усилием приподнимает меня, укладывая себе на колени. Продираясь сквозь головокружение, я вижу, как чёрная кровь в озере кипит и пузырится. Пузыри вскипают и взрываются, разбрызгиваясь по сторонам, будто кто-то нагревает озеро из глубины. — Смотри. Она пытается спасти тебя. Борется за тебя сильнее, чем ты борешься за себя. — Говорит Костья, указывая вперед. Вместе с кипящими пузырями на поверхности появляются красные разводы. Мне становится больно, будто через всё тело пропускают холодные железные нити. Из-за боли сознание немного проясняется. — Неужели льет мне свою кровь? — спрашиваю я слабо, вспомнив, что небесные люди так спасают своих раненных. — Даже если и чужую, то, как свою. — Говорит Костья и обнимает меня. Слишком реально, слишком тепло для того, чтобы быть воображаемой. — Не оставляй её. Если ты не можешь простить себя из-за себя, прости из-за неё, из-за мира, который в ваших руках, из-за верных тебе людей в конце концов. Когда вы остановите войну, жизнь обязательно будет чем-то большим, чем просто выживание. Только представь, детям больше не нужно убивать друг друга, чтобы пройти инициацию, потому что ты создашь новый закон. Вы возьмете у небесных людей медицину и технологии, а они у вас знания о природе и возможностях выращивать культуру. Вы сможете узнать об истории Земли, исследовать её теперешнее положение, восстановить природу. Если кто и сможет это сделать, то это вы двое. Вы дадите нашим людям совершенно другую жизнь. Разве это всё не стоит того, чтобы очнуться?       Я чувствую, как ритм сердца начинает меняться. Оно принимает новую кровь и поэтому колотится очень быстро.       Мир… по ту сторону. Стоит ли он того, чтобы очнуться? Стоит ли он того, чтобы за него сражаться? Пожалуй, если я смогу разделить его с Кларк. Сражений мы повидали немало, а вот друг друга счастливыми — еще ни разу. Возможно, только это и стоит того, чтобы бороться за жизнь. Перед глазами проносится всё, связанное с Кларк - первая встреча, то, как она смотрит на меня, её рисунки. Раз уж она так бьётся с моей смертью, зачем-то ей это нужно. Хотела бы я знать — зачем?       Пытаюсь сделать над собой усилие и сесть, душит боль и невозможность нормально дышать. Я с усилием пытаюсь растворить картинку, в которой нахожусь. Нужно помочь Кларк вытащить меня. — Так-то лучше. Иди. — Говорит Костья, помогает мне встать на дрожащие ноги, и провожает к берегу кипящего озера. Я шагаю по его поверхности навстречу белому свету, сияющему впереди, он постепенно приближается, растворяя в себе всё. Оборачиваюсь. Костья стоит на берегу, сунув руки в карманы кожаных штанов, и кивает мне. Читаю по её губам: «Помни меня».       «Я всегда буду помнить» — думаю я, сжимая зубы, пока медленно, преодолевая пульсирующую боль, иду вперед. Я всегда буду помнить её, и, наверное, когда-нибудь прощу себя за все то, чтобы было в прошлом. Когда-нибудь, когда уже будет мир, когда можно будет сколько угодно горевать по убитым, и это не помешает живым. Когда-нибудь, когда со мной рядом будет любимая женщина, не оставившая меня, несмотря на то, что мои руки по локоть в крови. Когда-нибудь, когда я смогу быть просто Лексой, а не Командующей огромным военным союзом. Когда-нибудь, я обязательно прощу себя, Костья, но не сейчас.       Сейчас я делаю резкий болезненный вдох и слабо приоткрываю глаза. Чьи-то руки трогают меня за плечи. Начинаю лихорадочно откашливаться. — Очнулась! Лекса, просто вдыхай и выдыхай ровно, сейчас это пройдет. Вдох-выдох, всё…       Приступ кашля проходит, и его сменяет сильная тупая боль в груди. Кларк склоняется надо мной и устало улыбается. Пытаюсь улыбнуться в ответ, но для этого оказывает нужно больше сил. Пытаюсь сказать что-нибудь, но выходит какой-то сдавленный хрип. Видимо, сегодня мы не поговорим. Но смотреть ей в глаза кажется достаточным. В её глазах с одной стороны испуг, с другой неподдельная радость. — Я боялась, ты уже не очнешься, у тебя лихорадка. Больно?       Моргаю. Она уходит, и через пару минут возвращается со шприцом в руках. Она колет мне обезболивающее в предплечье, задерживает ладонь у меня на лбу. Из-за собственного жара её руки кажутся меня ледяными. — Главное, что ты очнулась. Дыши. Я тебя вылечу.       Я смотрю на то, как она суетится, нервничает. Она понимает, что если меня не убило переливание, может убить лихорадка, как тех скайкру, которых они лечат переливанием. Но всё же она борется за мою жизнь, как и я теперь.       Ловлю настырный взгляд голубых глаз и больше не хочу отключаться.