Когда мы вернёмся

      Кларк просыпается от жуткого звука в ушах. По динамикам всего здания передают сигнал тревоги и немедленную мобилизацию. Она вскакивает и пытается добраться до маленького окошка почти под потолком, но у неё не выходит, оно расположено слишком высоко. — Это ещё что за чёрт? — Беллами пытается встать на койку, которая ближе к окну, чтобы выглянуть на улицу. У него получается дотянуться до окна, однако он не видит ничего особенного, только охрану снующую туда-сюда в рассветных сумерках с оружием наперевес. Сильный звук горна доносится до них с Кларк. Беллами обрадовано ударяет кулаком о стенку. — Да! Кажется, это штурм!       Кларк, побледнев, оседает на пол. Если это штурм, значит, она ошиблась в своем видении ситуации, ведь она была уверена, что Лекса, даже если и выживет, не пойдет на это, ведь штурмовать лагерь скайкру практически невозможно. — Это просто самоубийство. — Кларк закрывает лицо руками, до неё доходит весь ужас происходящего.       «Если ты предашь меня снова…. — Не предам», вспоминается ей. Чего же она не учла, если так ошиблась в том, как поведет себя Лекса? Этого видимо. Того, что оставить её здесь, это по сути предать. Как она не уловила этого сразу? Лекса никогда не даст ей вот так просто обменять её жизнь на свою. Выходит, это она, Кларк, виновата, в том, что сейчас земляне будут гибнуть один за другим? Да, они пойдут умирать за свою Хеду, но ведь это всё для того, чтобы вытащить отсюда одну крупно облажавшуюся блондинку.       Кларк начинает раскачиваться туда-сюда, мысленно разговаривая с Лексой. «Кровь воинов Альянса — вот значит, какую цену ты готова заплатить за верность? А ведь ты даже не знаешь, жива ли я. Даже не знаешь… только чувствуешь, что жива. Лекса, как же ты могла пойти на такое, ты же всегда действуешь в интересах своих людей».       «Я клянусь в верности тебе, Кларк из небесных людей». Кларк закрывает уши, морщится от того, насколько ей больно теперь слышать эти слова, которым она тогда еле-еле смогла поверить. Она тогда не могла до конца доверять Лексе, думала, что это делается скорее ради фарса, чем ради чего-то действительно важного. И только теперь она начинает понимать, какое значение имеет все то, что когда-либо говорила Лекса.       «Я никогда не хотела, чтобы ты проходила через такое». Кларк крутит головой из стороны в сторону, чтобы отогнать от себя этот голос. — Даже удивительно, что они пришли за нами, ведь здесь осталось всего несколько бунтовщиков, включая тебя, — задумчиво говорит Беллами. — Для чего землянам класть своих людей ради лагеря скайкру? Кларк, я чего-то не знаю?       «Ох, как многого ты не знаешь, Беллами» — думает Кларк и, пытаясь подавить ком в горле, подымает на него глаза. — Как минимум, потому что эти Скайкру у власти — враги Альянса. — Ты чего-то явно не договариваешь…       Горн звучит с новой силой. Кларк знает, что у Лексы не было бы сил трубить в него, со своим-то ранением, но ей все равно кажется, что это она. Так дает знать, что помощь уже близко. — Какая разница, почему они здесь? Нам придется ждать, чем это все закончится, пока земляне гибнут там из-за нас. — Как вообще так вышло, что Командующая выпустила тебя сюда без охраны? — не унимается Беллами. — Она не выпускала. Я сама сбежала. Она была слишком слабой… — Слабой, — повторяет Беллами и до него вдруг доходит. — Слабой, значит?       Он разъяренно бросается на Кларк и хватает её за футболку, она начинает вырываться, но это еще больше злит его. Она пытается убрать его руки, но он уже ничего не соображает от злости и ревности. Ведь в ту минуту он всё понимает. Его иллюзия, которой он давно кормил себя, о том, что Кларк не хотела быть с ним из-за усталости или горевания по Финну рассеивается. Он впадает в бешенство. Конечно, как же, проиграть конкуренцию…какой-то…девчонке?! Даже если она — самый могущественный человек из всех, кого он встречал на Земле — Лекса ведь женщина, как между ними вообще что-то может быть?!       Беллами пару раз толкает Кларк впереди себя, она ударяется лопатками о стену со сдавленным вскриком. Не помня себя, он даёт ей сильную пощечину по лицу. Это ей за все обиды, причиненные с начала жизни на земле, включая эту. Включая то, что она променяла его, Беллами, на какую-то девку. Кларк ещё пытается вырваться, от такого удара звенит в ушах. — Отпусти. — Говорит она слабо, сглотнув кровь из разбитой губы. — Я люблю её.       Удар в живот. Еще одна пощечина, внешней стороной ладони, еще более сильная, чем предыдущая и Кларк теряет сознание.

***

      Она приходит в себя от того, что её снова трясут за плечи. Такое ощущение, что у нее входит в привычку подвергаться избиениям. Голова жутко раскалывается. Она открывает глаза, первые пару секунд все как в тумане, но после она различает лицо землянина. Этот землянин кажется ей знакомым. Не он ли был в её спальне, когда они пытались ловить заговорщиков? Землянин помогает ей сначала сесть, а потом встать. Она видит, что дверь камеры открыта, видимо, он попал сюда без препятствий. — Как ты открыл дверь? — спрашивает Кларк, пока он берет её под руку, чтобы помогать идти, потому что видит, что она плохо держится на ногах. — Она была открыта, Ванхеда, ваш человек сам открыл её. Они сами… — Сдали лагерь? — ничего не понимая, спрашивает Кларк. Это может быть, разве что если люди вдруг сами сместили Канцлера, которого выбрали. В этом нужно будет разобраться. — Да. — Кивает охранник, — после суток штурма…и… — И чего? — Лучше идёмте, мне приказали найти вас как можно скорее. — Кто приказал? — Хеда.       Всё внутри Кларк замирает при этом слове. Она, молча, идёт туда, куда направляет её землянин. Через пару минут они оказываются на свету. Свет такой яркий, что слепит, голова от него болит еще больше, будто сейчас взорвется. Хотя, возможно, Кларк кажется, что свет слишком яркий, она не помнит, сколько времени они с Беллами провели в камере, не выходя на улицу. Беллами… Он сбежал из камеры, бросив её там, на полу. Где он теперь? — Осторожно. — Говорит охранник, когда Кларк, не различая куда идёт, спотыкается обо что-то. Она прикрывает лицо ладонью и решает посмотреть вниз, себе под ноги. Она останавливается от ужаса, потому что понимает, что только что споткнулась об изрешеченное пулями, мертвое тело землянина. Она, моргая, смотрит вперед и видит, что весь путь до выхода из лагеря усеян расстрелянными, окровавленными телами, почти все из них земляне, и только некоторые — скайкру в форме охраны. Смотря на это, Кларк начинает острее слышать сладковатый запах крови и металла в воздухе. Её начинает мутить. — Не смотрите. — Говорит охранник проникновенным тоном, позволяя себе гораздо больше положенного, но ему тоже трудно смотреть на серое, искаженное ужасом лицо Кларк. — Это всё наши люди. — Бормочет Кларк, сильнее опираясь на локоть землянина, пока он продолжает вести ее через гору трупов, к выходу из лагеря.       Они доходят до сетки, которая раньше его ограждала, а теперь лежит сваленная и опаленная. Похоже, её выбивали чем-то очень тяжелым. Возможно, бревном, но это значит, что люди гибли от тока, пытаясь снести ограду, на их место вставали новые, и так по кругу, пока они не снесли сетку. Это слишком жестоко, думает Кларк, и её тошнит от этой мысли. Хотя это не менее жестоко, чем при битве у Горы, когда земляне брали огонь на себя, чтобы отвлечь его от тех, кто должен был прорываться к стенам. Земляне готовы умереть по Её приказу, это главное, что отличает их от скайкру. Судя по сложенным в одну кучу автоматам, сами охранники скайкру и бросили оружие, не в силах больше продолжать эту бессмысленную бойню, которую затеял Канцлер. Нет, скайкру не такие как земляне, их не отличает слепая преданность командирам, они скорее распнут своего Канцлера, чем пойдут умирать за него. И после этого, скайкру еще будут говорить, что они — высокоразвитая цивилизация? Да, пожалуй, это приспособленчество, теперь спасло Кларк, но как ее люди смогут выжить на Земле, сначала бунтуя против одного лидера, а потом предавая другого? Пожалуй, основная опасность скайкру вовсе не в жизни на земле, и не в землянах, основная опасность скайкру в них самих. В их общественной жизни, в неумении жить, как живут земляне, как единый организм, которому нужно выживать, развиваться и защищать себя, всего себя, не только отдельные части.       От увиденного, от осознания своей вины, Кларк сильно мутит, у нее шок, и она плохо контролирует это. — Вот и Хеда. — Говорит землянин с ноткой восхищения в голосе. Там, шагах в двадцати от них, Кларк замечает Лексу, она стоит спиной к ним, одной рукой опирается на трость, как-то нездорово заваливаясь на неё, а другой машет кому-то, как будто направляя его действия. Умудряется командовать даже еле стоя на ногах. Как здесь не вызвать ощущение сакрального трепета у подданных? — Они начали собирать тела воинов на погребальные костры. Их бой окончен. — Говорит землянин с уважением. В его голосе совершенно нет сожаления. Нет, они не ценят каждую жизнь так, как это всегда делали скайкру. Они думают, что каждый— мужчина, женщина или ребенок — должны быть готовы умереть, чтобы выжило само человечество. «Их бой окончен» — эхом доносится до Кларк, все немного в тумане. — Хеда! — кричит землянин. На его голос Лекса оборачивается и, заметив их с Кларк, медленно и болезненно ковыляя, двигается им на встречу, даже издалека видно, что каждый шаг дается ей с большим трудом.       Кларк вдруг замедляется, вместо того, чтобы ускорить шаг. Её охватывает страх и вина. Она смотрит на Лексу, а в голове крутится только: «Как теперь смотреть тебе в глаза?». Лучше бы они расстреляли её, чем всех этих землян. Потому что она не стоит ни одной этой жизни, ни одной. Так она думает.       Тем временем, Лекса наконец добредает до них, морщится от боли в каждом шаге, кивает охраннику. Кларк же, замерев на месте, расфокусированным взглядом смотрит куда-то вниз. Землянин уходит, оставив их вдвоём. Кларк не решается ничего сказать или даже приблизиться, ее начинает трясти, шок переходит в разрядку. Она поднимает глаза на Лексу в страхе увидеть там то, чего она просто не вынесет — осуждение.       Глаза у Лексы тёмные и уставшие. И она смотрит на Кларк скорее с какой-то тоской, чем с осуждением. Кларк удивляет то, что она впервые видит в Лексе. То, чего она не видела в ее глазах ещё ни разу. Это боль. Боль, которой не знает Командующая, но чувствует сама Лекса. И этой боли океан.       Кларк трясётся, как осиновый лист, но не может оторвать глаз от Лексы, потому что еще никогда она не видела её такой открытой и глубоко израненной. Ведь сейчас Лекса вовсе не играет роль правителя, которому нужно быть сильнее ради своего народа. Она больше не пытается сохранять спокойствие и невозмутимость перед Кларк. Они столько прошли вместе, но только сейчас, показывая Кларк свою боль, она открывается перед ней полностью. Если бы только этой боли было не так много, и если бы только сама Кларк не была виновата в том, что сейчас испытывает Лекса. Но она просто не могла иначе. Кларк хочет сказать, что ей жаль, но пребывает в таком ступоре, что язык не поворачивается. — Ничего не говори, — шепчет Лекса и бросает на землю трость, на которую опиралась. — Иди ко мне.       Кларк делает шаг, обнимает её и зарывается носом в любимый запах. В следующую секунду она чувствует, как Лекса укрывает её своим плащом, пытаясь согреть и остановить дрожь, целует в макушку, будто маленькую. Примерно так себя и чувствует Кларк — маленькой девочкой в большом жестоком мире, от которого хочется спрятаться в объятиях Лексы, ведь она чувствуется такой сильной, несмотря на то, что ей очень больно. Нигде на этой земле Кларк не чувствовала себя такой защищенной как рядом с Лексой, и почему только она не ценила этого раньше. — Я думала, что потеряю тебя. — Выдыхает Лекса. — Но все это уже не важно… Идём.       Лекса пытается отстраниться и увлечь Кларк в сторону лагеря трикру впереди, но та цепляется за неё, будто если отстраниться сейчас, то Лекса исчезнет совсем. — Нет, побудь со мной. Еще минуту. — Я с тобой. Я теперь всегда буду с тобой.       В голосе Лексы, как всегда, уверенность и спокойствие. Как ей удается терпеть такую боль, оставаясь при этом спокойной для Кларк?       Кларк начинает дышать ровнее, её глаза наполняются слезами, она перестает дрожать. Она пытается каждой клеточкой запомнить это чувство защиты и любви, исходящее от рук Лексы, обнимающих её и гладящих по спине. Обнимая Лексу, напряженно вцепившись в её одежду, Кларк острее ощущает силу их связи. Что-то невидимое соединяет их тела, будто нить, идущая от сердца к сердцу. Нить эта такая плотная, от неё одновременно и тепло, и больно. На минуту, Кларк кажется, вот и всё, нет никакой войны, больше не нужно сражаться. Кажется, они только вдвоем делят последствия от принятых решений, и всего остального мира вовсе не существует. Так они стоят еще минуту, потом Кларк чувствует, как Лекса касается её лба горячими губами. — Идем, Кларк, дождь начинается.       Оказывается, они уже какое-то время стоят под крупными каплями дождя. Кларк выбирается из-под плаща Лексы и подставляет ей плечо, чтобы та могла опереться на неё при ходьбе. Они медленно идут в сторону лагеря. Дождь капает на лицо, стекая крупными каплями по щекам, будто сами небеса оплакивают павших. — Хеда, — к ним спешит все тот же землянин, что нашел Кларк. — Могу я вам помочь? — Не нужно, Тай. — Говорит Лекса повелительно. — Мы справимся. Лучше приготовь в моей палатке всё необходимое для Кларк, я пережду дождь и вернусь сюда. Вызови ко мне также начальников отрядов, они должны закончить с нашими почестями, несмотря на погоду.       Землянин кивает и бежит в сторону лагеря. — Я пойду с тобой. — Говорит Кларк твёрдо. — Да, только для начала давай отдохнем. — Лекса обильно закашливается, воздух слишком влажный, чтобы дышать, да и на ногах она слишком долго. — И я бы хотела знать, кто сделал это с твоим лицом. — Сейчас есть вещи поважнее, перевязать тебя, например. — Эбби перевязывала меня сегодня утром. Не уходи от темы. Это Беллами, да? — Откуда ты знаешь? — Не важно, — говорит Лекса, поморщившись от отвращения. — Я не хочу, чтобы ты мстила ему, слышишь? — Кларк пытается придать своему тону уверенности. — Слышу. — Говорит Лекса сурово, она весьма недовольна тем, что ее просят не мстить тому, кому стоит. — Неужели, я так плохо выгляжу? — Нет, просто я уже пару минут думаю о том, как буду целовать тебя сегодня ночью, если у тебя так сильно лицо разбито.       Кларк смеётся впервые за долгое время. — Твой намек, конечно прекрасен, но я думаю, что нам помешает не это, а то, что тебе нужно восстанавливаться. — Чем тебя не устраивает такое мое восстановление? — Лекса усмехается, а потом требовательно добавляет: — Я вполне готова восстанавливаться именно так.       И как ей только это удаётся — после всего думать о постели? Будто только что, будучи на поле боя, она сделала шаг в параллельную вселенную. В этой вселенной они будто и не покидали ее спальню в Полисе. — Я просто хочу, чтобы в этот момент мы как минимум не были покалеченными. И чтобы не нужно было думать ни о чем другом. Понимаешь? — Я и так в процессе не думаю ни о чем другом. — Говорит Лекса, погрустнев. — Но я поняла тебя. Оставим эту тему.       Лекса останавливается, приподнимая для Кларк брезент военной палатки, и пропуская ее вперед. Та заходит и стряхивает с себя капли дождя.       Кларк беспокоит эта перемена в настроении, а потому она начинает вглядываться в лицо Лексы. Та проходит в палатку, с усилием расстегивает и снимает плащ, подходит к маленькому полевому столику, на котором еле умещается карта местности, склоняется, начинает напряженно водить по ней пальцем, как будто пытается просчитать какой-то путь. — Но дело ведь не в ночи, верно? Дело в чем-то другом. — Говорит Кларк после паузы. — Ты могла затащить меня в постель в Полисе в любое время, но не сделала этого, даже не намекнула ни разу, а теперь говоришь об этом раненная, посреди полевого лагеря после суток штурма. По-моему логично, если я думаю, что в этом что-то не так? — Кларк. — Лекса подымает глаза от карты и в её голосе слышатся эти стальные нотки, о существовании которых Кларк уже успела забыть. — Что? Я не пытаюсь отшить тебя, даже наоборот, просто подкатывать ко мне в таком тоне это вообще не в твоем духе. — Это действительно не в моем духе. — Так что тогда?       Лекса молчит, Кларк тем временем замечает, что землянин приготовил для неё комплект сменной одежды, чарку с водой и кусок ткани вместо полотенца. Все это лежит на аккуратно заправленной шкурами постели Лексы, если конечно собранное из подручных полевых материалов спальное место можно назвать постелью. Хотя, это тоже совершенно не важно, лишь бы она после этого кривого разговора вообще позволила остаться с ней этой ночью. Интересно, сколько часов нужно пролежать на ее плече, утыкаясь носом в подбородок, чтобы чувство безопасности перестало быть таким хрупким? — Лекса, не молчи.       Кларк провоцирует её, снимая футболку прямо перед носом, но Лекса, заметив это, намеренно утыкается взглядом обратно в карту. Ну конечно, думает Кларк, опять включает Командующую, если она приказала оставить тему, значит точно нужно оставить тему. Кларк начинает злиться, пока в тишине умывается и переодевается в чистую одежду. Но так только она одевается, Лекса сразу же поворачивается к ней. — Я не собираюсь ни к чему принуждать тебя, Кларк. Всё в порядке. Ты можешь спокойно оставаться у меня, если хочешь.       Тон вдруг снова со стального меняется на мягкий. Что, мать её, происходит? Кларк подходит ближе и всматривается в лицо Лексы, она нависает над столом, упираясь в него ладонями, чтобы легче было стоять. Она не выглядит взволнованной, ничуть, просто не совсем здоровой. — Поговори со мной. Что-то не так, я же вижу. Ты винишь меня в том, что случилось? Злишься? Хочешь вот так на мне это выместить? Так не надо, можешь высказаться. Хочешь, ударь. — Не собираюсь я тебя бить, — Лекса сводит брови к переносице так, что Кларк снова чувствует себя маленькой девочкой, которая задает какие-то очень глупые вопросы. — А лучше бы собиралась, потому что это моя вина… — Не только твоя, но и моя. — Говорит Лекса, от этого становится немного полегче. Да, они обе заварили эту кашу, еще тогда, в Полисе. Как будто все это превратилось в затянувшееся испытание доверия. — Кларк, тебе нужно отдохнуть, ты уже видишь то, чего нет, правда. — Нет. Слишком много работы там. — Кларк кивает на улицу. Она действительно планирует дождаться пока пройдет дождь и пойти помогать землянам, ведь там очень много раненых, которых еще можно спасти. — Я не отстану от тебя, пока не скажешь, что не так, и не надейся. — Вот так и пытайся тебя соблазнить, потом проблем не оберешься. — Лекса болезненно усмехается. — Я слишком тебя уважаю, чтобы касаться тебя без твоего желания. И уж тем более не собираюсь тащить тебя в постель, чтобы выместить злость. Как минимум, потому что я не злюсь на тебя.       «Черт возьми, да мне просто необходимо, чтобы ты касалась меня, — думает Кларк. — Я успела смириться с тем, что никогда этого не узнаю. Теперь мне хочется этого с большей силой».       У нее перед глазами плывут те грубые ночи с Беллами. Все это время он, наверное, думал, что она хотела этого. Отнюдь. Просто его настойчивости после первого раза не было никаких моральных сил сопротивляться. Да и своим сознанием она почти не присутствовала в моменте — настолько, что раздевалась перед ним на каком-то полном автомате. Ей тогда казалось, что она вовсе отделилось от тела, оно превратилось в тряпичную куклу, с которым можно делать всё, что угодно.       Но теперь, здесь, с Лексой, Кларк чувствует тело снова, ее кожа будто вскипает, дыхание сбивается, а позвоночник вытягивается в струну от того, что их разговор крутится вокруг этой темы. Судя потому, как Лекса переключается, очень похоже, что она действительно не думает ни о чем другом в процессе. Неужели, не нужно ждать окончания войны, чтобы получить долю ее любви?       Лекса замечает, что Кларк странно меняется в лице, когда слышит об уважении. Так может морщиться только тот, кто успел узнать, что такое неуважение. Так может морщиться только тот, кто знает, как его телом можно пользоваться словно неживым, наплевав на все. — Мне неприятно от мысли, что ты из-за моих слов вообще могла подумать о таком. — Говорит Лекса, остановив на Кларк темный, строгий взгляд. — Я бы никогда не позволила себе этого, ни в какой форме, поэтому, собственно, там в Полисе, и не было никаких намеков. Тем более, как ты это себе представляешь, после твоих слов, что ты не готова быть с кем-то? Я что, по-твоему, могла сделать? Вломиться к тебе среди ночи, что ли?       Она звучит так отрезвляюще и уверенно. Ведь действительно, как она должна была узнать, что ночевать прямо напротив и сдерживаться для Кларк было довольно сложным занятием? Лекса думала, что какие-то шаги в эту сторону после тех слов, выглядели бы, как минимум как давление. Как максимум, как принуждение. А Кларк казалось, что она раздевает Лексу глазами достаточно недвусмысленно для того, чтобы та пошла на первый шаг. — Прости… Я не это имела в виду. — Кларк думает о том, какую ужасную глупость сморозила, за секунду выставив Лексу каким-то маньяком, который хочет спать с ней, несмотря на то, что она не то, чтобы супер-сексуальна с этими побоями на лице. Как будто боль — моральная или физическая — именно то, что ее возбуждает. Кларк передернуло, ведь так было с Беллами. Ему реально нравилось то чувство, когда ей было больно, когда она была слаба, морально или физически, тогда можно было контролировать ее, владеть ей, делать с ней, чего он хотел.       Как же глупо всё вышло…       Кларк подходит и смущенно обнимает Лексу за шею, и тут же слышит, как неподдельно сбивается её дыхание. Её стремление к Кларк настолько же велико, но сейчас не время и не место, а потому она заставляет дыхание выровняться усилием воли. — Прости. Это как с тем поцелуем. Я как будто отвечаю тебе, а потом бросаю. — Всё в порядке, я же сказала. — Лекса как-то странно сжимает Кларк в объятьях. — Я просто боюсь упустить что-то важное. Боюсь, что у нас не очень много времени, Кларк.       Всё внутри Кларк обрывается. Времени для них двоих никогда не было слишком много, его всегда не хватало, поэтому она и хотела, чтобы они сбежали куда-нибудь вместе, куда-то далеко, где они не будут считать минуты. Но в этой фразе о времени есть что-то интуитивно страшное, более страшное, чем просто «сейчас не время», в этой фразе есть какая-то фатальность. Ведь боятся чего-то не успеть только те, у кого есть… Дедлайн.       Кларк отстраняется от Лексы и смотрит на неё пристально. Её ломает, она явно не хочет говорить о чем-то, но придется. — У нас назначен бой с натблидой, через трое суток. Я просто хочу побыть с то… — Ты не можешь драться в таком состоянии. Назначь бойца. — Выпаливает Кларк, перебивая Лексу, в ужасе от того, что слышит. Предыдущий выход Лексы на арену дался ей очень тяжело, по тяжести сравнимо лишь с тем, как она видела казнь отца. И теперь ей что — снова смотреть на это? Только тогда Командущая была достаточно сильной для того, чтобы биться против знатного воина и убийцы, к тому же в бою она оказалась действительно хороша. Но только тогда она была здорова, и могла стоять на своих ногах, а сейчас стоит с усилием да и то, опираясь на стол. — Он мальчишка, будем считать это форой. — Горькая усмешка и опять попытка перевести все в шутку. — Он тот, кого, как и тебя, учили убивать с детства. Он в первую очередь боец, а не ребенок. Почему ты не выставишь против него своего бойца? Если он мальчишка, любой взрослый землянин сделает его. — Я не знаю ни одного бойца, которому могу оказать такую честь. — Честь!       Кларк гневно разводит руками. — Серьезно? Честь? — Да. Это не просто схватка, мы будем биться за право быть Хедой. За силу всего Альянса. Я не знаю ни одного бойца, который даже если и мог бы победить, достоин убить найтблиду. Кроме меня, и тебя, конечно. Но ты не фехтуешь, а он не стреляет из пистолета. Да и ты бы не смогла убить мальчишку. — Иногда ты меня идеализируешь… Будь моя воля я бы не только его прикончила, но и всех их! Потому что они предали тебя, даже не задавая вопросов. — Полегче, тигр. Скорее всего, большая часть из них — заложники, они виноваты только в своей глупости. — Лекса равнодушно пожимает плечами. Нет, её совершенно не волнует тот факт, что Титус и найтблиды поступили бесчестно. Ее волнует лишь то, что определяет честь для неё самой. — Тогда мы можем заманить их в ловушку с этим боем, и, скажем, расстрелять. — Нет. — Говорит Лекса твердо. — Я не позволю тебе опять сделать это… — Сделать что? — Согласиться на поединок, в котором ты можешь погибнуть!       У Кларк начинается тихая истерика, и она начинает ходить туда-сюда по палатке, смотря куда-то в пол. Так вот значит к чему эта странная перемена, намеки, объятия. Вот почему она так раскрывается перед Кларк — она предполагает, что ей жить всего трое суток, она не верит в собственную победу. Потому что, какой бы она не казалась сильной и безрассудной, она прекрасно может оценить свои шансы выстоять в этом бою против здорового, натренированного бойца, пусть и ребенка. Лекса действительно никогда бы не стала принуждать Кларк к чему-то, но желание побыть с ней телом в последнее время перед расставанием — это вполне в ее духе. Она хочет быть так близко, как это только вообще возможно, в последние-то часы.       Внутри Кларк все переворачивается, ей страшно даже думать, о том, чтобы вообще отпустить эту женщину от себя дальше, чем на 5 шагов. Есть очень большое желание, снова нервно вцепиться в нее и начать раздевать прямо там же, начать лихорадочно целовать, говорить что-то совершенно безумное. Лишь бы только прямо сейчас не расставаться. Лишь бы только прямо сейчас её не отпускать. — Ты сказала, что всегда будешь со мной. Но только всегда, оказывается, будет длиться всего трое суток? Если что и не честно, так это, Лекс. — Смерть это не конец. Поэтому мой дух всегда бу… — Замолчи-и-и… — Шипит Кларк. — Ничего ты не понимаешь. Я приняла эти ваши игры со смертью, но то, что какая-то честь может тебе помешать биться справедливо — здоровый против здорового — это уже просто абсурд. И после этого ты будешь рассказывать мне про какой-то свой дух?!       Кларк берёт Лексу за ладонь и давит в центр большим пальцем как можно сильнее. — Вот этот дух мне нужен, вот этот! А не какой-то там, эфемерный призрак твоего присутствия. — Это не какой-то призрак и не какая-то честь, Кларк. — Во взгляде Лексы снова появляется эта боль, когда она пытается объяснить. — Это моя честь. Если даже я начну поступать как предатели — тогда что уже говорить о простых моих солдатах? Если рядовой посмеет поднять руку на Хеду, какой толк во всей ветке власти вообще? Если бы это была просто какая-то честь, они бы не шли умирать за нее. Или ты думаешь, они бьются за меня просто так, потому что им приказали? Нет, они бьются за священные принципы. Честь Хеды — быть первым среди равных, они же солдаты — их честь это верность. Но судя по тому, как скайкру сами бросили оружие и выдали своего Канцлера, у вас этих принципов нет, поэтому ты не можешь этого понять. Может, тебе кажется, что я пытаюсь свести счеты с жизнью?       Кларк задерживает дыхание. Не об этом ли она думала некоторое время назад, о том, что у Скайкру есть закон, но совершенно нет принципов. А власть Хеды держится как раз на принципах. Да, они живут не по законам, а по понятиям, но зато в отличие от Канцлера, власть Хеды непоколебима, пока этим понятиям следуют. Лекса и так столько раз нарушала правила ради Кларк, и чем это в итоге обернулось… Сотнями трупов землян?       Ситуация выглядит безвыходной. Кларк чувствует непреклонность Лексы, но совершенно не хочет мириться с этим. Подкатывающая все это время истерика, уже почти совсем рядом. — Потому я и думаю, что не так уж много ночей у нас, возможно, осталось, знаешь. Не хочу оставлять тебя сейчас. — Так не оставляй! Где, по-твоему, мне нужно отдаться тебе ради этого? — Говорит Кларк нагло хватая Лексу за рубашку и наблюдая за тем, как она нервничает, заводясь. Снова эта до боли эротическая игра в сопротивление. Изменит ли она хоть что-нибудь? Есть еще несколько суток, думает Кларк, не отпуская Лексу, возможно, ей удастся отговорить сражаться самой. Возможно, даже этой ночью. — А ты изменилась, — говорит Лекса, дотрагиваясь до щеки Кларк. — Я все теперь понимаю, — говорит та саркастичным тоном, — это все было ради выгоды. Вам, Командущая, просто нужно быть в форме через три дня, и Вы знаете, что никто не может привести в порядок раненого так быстро как я. Все это холодный расчет! Так и знала.       Лекса усмехается от этой шутки и ее глаза наполняются теплом, тепло это немного гасит ту боль, которую она испытывает. Лекса чувствует, что Кларк наконец-то научилась не оставлять ее даже в те моменты, когда не согласна с ее решениями. Это так четко ощущается. Кларк теперь твёрдо встала с ней спиной к спине. — Я понимаю, что слишком многого прошу. — Говорит Лекса. — Я это понимаю, поверь. — Нет, слишком много — это то, что случилось там, — Кларк кивает в сторону лагеря. — Это слишком много. То, что просишь ты — это не много… это просто невыносимо. Но я не могу ничего предложить… И вообще, мне с моими креативными предложениями о решении проблем Альянса, судя по опыту, лучше вообще не вмешиваться в это. — Я не говорила, что ты не имеешь права голоса. — Нет, правда, без сарказма. Я все поняла. Это мне нужно учиться у вас силе и чести, а не пытаться постоянно упрекать в безрассудности и дикарских замашках. Все же, это и мой Альянс тоже. Да и скайкру в своих замашках ничем не лучше землян… — В твоем сердце нет слабости, — Лекса склоняет голову набок, — я уже говорила это. — Силы там тоже нет, иначе я бы нашла способ, как тебя переубедить без разговоров про постель… Не говоря уже про честь.       В этот момент Кларк особенно остро вспоминает Беллами. Сколько еще это будет преследовать ее? — Твоя сила просто другая… — Лекса смотрит на нее с хитрой улыбкой. — Это все слова. Сильный только тот, кто может нанести удар и победить. А мои победы пирровы, сама видишь…. Делай, что должна. Я справлюсь с этим. Придется тебе закончить бой одним ударом, не знаю… — Хеда! — слышится с улицы. Дождь закончился, и кто-то зовет Командующую, видимо, один из начальников отрядов, которых она просила позвать. — Ты точно справишься? — Да. Лучше я пойду к раненым прямо сейчас. Не будем терять времени. — Конечно, — кивает Лекса, а потом позволяет войти тому, кто ее звал. Входят несколько землян.       Кларк тем временем выходит из палатки, и все внутри начинает рваться еще больше. Ведь больше не нужно держаться и сохранять лицо. Она быстрым шагом идет по полю. Закусывает кулак так, чтобы не было слышно ее голоса, и ревет от отчаянья. Этому просто невозможно противиться. На самом деле ведь ей жутко страшно, потому что она знает, что шансы Лексы победить в таком состоянии — один на миллион. Да это вообще чудо, и большая выносливость перед травмой и болью, что она вообще ходит на своих двоих, хоть и с помощью трости. Выживаемости у нее не занимать, но это не заменит здоровья и возможности держать свой меч.       Кларк ревет какое-то время и ей становится легче. Она всегда сопротивлялась абсурдным решениям Лексы, хотя внутри понимала, что за абсурдом на самом деле скрывается ум, стратегия и расчет. Она всегда сопротивлялась, но не теперь. Помнится, она тогда сказала, что не собирается идти на схватку в арене. Но не теперь. Если что в ней и изменилось, так это понимание того, что значит быть рядом.       «Я клянусь в верности тебе, Кларк из небесных людей» — слышатся Кларк те слова. Как мало она тогда обращала внимание на это. Как мало она понимала тогда о том, что такое клятва на верность. Быть с кем-то почти никогда не означает физического присутствия. Быть с Лексой значит, как минимум не оставлять её наедине с тяжелыми решениями. Нет, нельзя оставлять её несмотря ни на что, даже если она говорит, что нужно оставить. Особенно, если она говорит это. И как только Кларк раньше не понимала этого?       «Будь со мной, или отпусти меня». — Кларк вспоминает, как повторяла эту фразу Финну, когда он продолжал поглощать ее глазами, оставаясь при этом с Рейвен. Её-то он не оставил одну наедине с жутким новым миром. Люди всегда делают выбор — оставить кого-то или остаться с кем-то.       Теперь Кларк по-настоящему понимает как это — быть с Лексой. И она будет. Даже если придется противостоять всему миру. Что уж говорить о мальчишке-натблиде? Даже если придется быть рядом, когда закончится её бой, Кларк будет. И не потому, что ей очень страшно, а потому что поняла… Только её любовь равная силе Лексы и может справиться со всем, через что они обе вынуждены проходить.       Кларк выпускает свой покусанный кулак и вытирает слёзы, пока идёт вперед, заметив вдалеке Эбби и расположение медчасти.       «Я с тобой», думает Кларк и закатывает рукава рубашки, готовясь делать перевязки и накладывать швы до самой ночи.       «Я с тобой».