Потерянный

Лампочка то горит без перебоев, то мигает и подрагивает в плафоне, грозясь сдохнуть ближе к утру. Грач меряет коридор перед палатой длинными нервными шагами. Смотрит на часы, потом на плотно закрытую дверь. Снова вышагивает туда-сюда, морщась от жара радиатора, расползшегося по сектору вместе с легким мазутным душком. — Хватит мельтешить, — просит Мария тихо. Она стоит, прилипнув спиной к стенке, и держит руки в замке на груди. Холодная, собранная и до чертиков спокойная. Настолько, что Грачу от минуты к минуте кажется, будто она не человек, а гребаный андроид из симуляции. — Они должны были вернуться час назад, — произносит Грач, тщательно давя беспокойство в голосе. Выходит паршиво. — Час назад... С поправкой на время, которое вертолет мог потратить на попытки снижения. — Скоро вернутся, — говорит Мария. Не то чтобы сильно уверенно, но и не отводя взгляда, как при попытке солгать. Глаза у нее сосредоточенные и полные того, что Грач не может прочесть. Мария — закрытая книга под грифом «секретно». — Чертовщина какая-то, — бормочет Грач, не в силах и секунды выстоять ровно. Ходьба дарит хоть какое-то подобие успокоения. — Сколько Цирка будут держать там? Грач дергает головой в сторону палаты. Мария равнодушно пожимает плечами: — Столько, сколько потребуется, — у нее явно не все в порядке либо с сочувствием, либо с желанием его показывать. — Не мешай врачам делать свою работу. Они профи. Тишина накаляется, а лампочка, будто чувствуя напряжение, сквозящее в воздухе, мигает чаще. — Зажигалка тоже сейчас там? — спрашивает Грач, поддерживая бестолковый, кругами бродящий по одним и тем же темам треп, лишь бы отвлечься от страха, разъедающего нутро. — Нет, я просто пришла постоять за компанию, — закатывает глаза Мария. — Ты раньше никогда не говорила, что Зажигалку лечат в «С-42», — замечает Грач ворчливо. — А ты никогда не рассказывал про особенности Цирка, — отвечает Мария с намеком на укор и прищуривается. — Мы квиты. Грач поджимает губы, но решает не спорить. Только плюхается на один из жестких стульев под стендом с информацией и выпаливает, не выдерживая: — Я разрешил им обоим уйти. Стравленная ядом мысль. Жутким подозрением, будто он мог поступить куда разумнее. Будто облажался, ударил в грязь лицом. Ебаный стратег и мозг команды, в котором замкнули проводки и перегорела логика. — Ну, начинается, — слабо фыркает Мария и трет переносицу пальцами. — Оба моих капитана там, — огрызается Грач. — Будь хоть каплю... — Снисходительнее? — подсказывает Мария невозмутимо. Она отлипает от стенки и сует ладони в карманы форменной куртки камуфляжной расцветки. Куртка собирается объемными складками на рукавах и выглядит как бывшая собственность здорового широкоплечего мужика, нечаянно попавшая к невысокой худой девчонке. Мария вздыхает: — Ладно. Поговорим серьезно. Знаешь, сколько у них по шкале умений Кайзера-Шмидта? Грач удивленно приподнимает брови. — У обоих девятка, — отзывается он. — Знаешь, что означает девятка? — Мария смотрит на него внимательно, как во время испытания полиграфом. Как на допросе. — Что они крутые бойцы, — пожимает плечами Грач. — Я не про это, — качает головой Мария. В ее темно-зеленых глазах почти не отражается свет лампы. — Что именно означают три, четыре балла? Восемь? Девять? Грач непонимающе хмурится: — Никто не знает. С нами не делятся, — он чувствует себя до ужаса глупо, говоря очевидные вещи. — Нас тестируют и присваивают балл. Конец. — Девять — цифра, которой достигают немногие, — произносит Мария тихо и впервые за весь разговор отводит взгляд в сторону. — Все, что до шестерки — стандарт для солдата, допускаемого к боевым действиям. Семь — про умение соотнести теорию и практику. Восемь — показатель физической силы и выносливости сверх стандарта... — Откуда ты знаешь? — невольно вырывается у Грача. Раньше, на ступени «пятнадцать — девятнадцать», еще до того, как они с Климом оказались первыми новобранцами отряда «Бойня», его жутко интересовал принцип оценки. Он присматривался к тем, кто уже прошел недельный тест, опрашивал, делал краткие заметки в замызганном блокноте, составлял статистику. Все на уровне голого любопытства и смутных предположений, не больше. Клим еще шутил про дотошную Нэнси Дрю и игры в расследования. Мария морщится: — Ты ведь в курсе, почему наш отряд называется «Телемах»? — Собираешься всю ночь общаться со мной вопросами? — криво усмехается Грач, но тут же тушуется под ее раздраженным взглядом: — Черт, да, конечно. Телемах — сын легендарного Одиссея, героя. Ваши отцы — высшие военные чины. А вы — солдаты с детства. Если так можно говорить про девчонок. Хотя для мира, перевернутого с ног на голову войной за существование, вряд ли допустимы нормы столетней давности. — Да, — произносит Мария глухо и, кажется, погружается в собственные мысли так глубоко, что смотрит не на Грача, а сквозь него. — «Также и впредь, Телемах, не будь неразумным и слабым. Раз благородная сила отца излита тебе в сердце». Грач ежится. Строки Гомера еще никогда не казались такими жуткими. — Очень... Пафосно, — выдавливает он, прокашлявшись. — Я прекрасно помню ваш девиз. Спасибо. — Моя фамилия — Кайзер, — говорит Мария, резко переходя от загадок к сути. — Давай, Грачевский. Включай свой хваленый мозг. По коже головы пробегает холодок, не вяжущийся с духотой коридора. — Ты?.. — Грач смотрит на нее во все глаза. — Внучка того-самого-Кайзера? Мария, ты серьезно?.. Девчонка, с которой они учились вместе. С которой жили на одной базе так долго. Железная и бесчувственная. Немного зазнайка и зануда. Скучная и безликая, как шестеренка или простенький винтик — так про нее болтали даже учителя и личный тренер за спиной. — Мой дед вместе с майором Шмидтом создали эту чертову шкалу, — шепчет Мария еле слышно. И не поймешь — делится историей или просто отводит душу, устав молчать. — Я была первой, кто прошел тест и получил балл. — Восемь, — тянет Грач. Спинка стула внезапно становится невыносимо жесткой и неудобной, и Грач подается вперед, упираясь локтями в колени. — У тебя восемь. Ты не получила девятку... Что она означает? Лампа мигает еще несколько раз и наконец горит ровно и тускло. По лицу Марии ползет кривая тень от потолочной балки. — Девять — умение действовать нестандартно и максимально быстро в экстренной ситуации, — говорит Мария после долгой паузы, которая высасывает из Грача все терпение до капли. — Способность поставить на самую безумную стратегию в уверенности, что она поможет. И выиграть хоть с оружием из говна и палок там, где другой проиграет с танком и реактивной пушкой в каждой руке, — Мария замолкает на секунду, покусывая губы, а потом сухо заключает: — У Клима и Лекса девять. Они справятся. Грач трясет головой, стремясь унять беспорядочный поток мыслей, еле цепляющихся одна за другую. «Ты разочаровала деда своим баллом, верно? — вот, что жжется у Грача на языке. — И каждая победа «Телемаха» под твоим началом тебя бесит. Потому что ты знаешь, что выше головы тебе никогда не прыгнуть. Что твоя победа — не талант, а упорство». — А что тогда означает десять? — уточняет Грач осторожно. Он ловит взгляд Марии, метнувшийся к двери палаты. «Ты ведь тоже знаешь, — думает Грач с легким нервозным смешком, — что на самом деле скрывают за собой липовые баллы Зажигалки и Цирка». Грача передергивает. Несмотря на внешний жар, наполнивший коридор до краев, его бросает в озноб. — Шкала создавалась специально под условия войны с пришелюгами, — объясняет Мария и зябко кутается в куртку, будто по ее спине тоже проскальзывает мерзостный холодок. Грачу приходит на ум, что эту куртку Мария могла получить в наследство от отца или деда. — Инопланетные твари сильнее нас, выносливее и быстрее. Нужно было определить, сколько бойцов, скажем, с семеркой, понадобится, чтобы завалить одну особь. Чисто теоретически. Для этого ввели десятку. Балл, которого один человек, как ни старайся, никогда не получит. Грач шумно сглатывает и бормочет, пятерней зачесывая назад взмокшие от пота волосы: — Десять — это пришелец. — Да. — А Цирк и Зажигалка... — Девять целых и шестьдесят шесть сотых по шкале, — усмехается Мария невыразительно. — Так бы сказал мой дед. Думаю, что так бы он их оценил. Промежуточная стадия. — Это из-за ихора, да? — спрашивает Грач, подрываясь с места. Смотрит на табличку «С-42» на двери. Голова кружится от обилия поступающих догадок и соображений. — Экспериментальная программа или типа того? Люди, которые выжили после переливания пришелюжьей крови. Адаптировались. — Бойцы специального класса, — кивает Мария. В этот момент Грачу кажется, что они с Марией оба в большой заднице. Чем больше знаешь, тем больше опасности представляешь для тех, кто недолюбливает неудобную правду. — В зависимости от того, что про них решат после курса лечения и бесчисленных тестирований. Они уникальные солдаты. Или новая ступень эволюции. Или мутанты. — Они наши друзья, — возмущается Грач запальчиво. — Друзья с сюрпризом, — хмыкает Мария. — Поверить не могу, что вы умудрились продержать Цирка в таком состоянии на кустарной подпольной медицине. — Это не мы, — отзывается Грач, тяжело вздыхая. — То есть, не вся «Бойня» изначально. Саша и Король привезли его таким из Челюскина. Не знаю, к кому они обращались раньше, но здесь Цирка лечил... — Лука. Грач пялится на Марию молча. Понимая, что за один лишь сегодняшний разговор она умудрилась стать незнакомой и одновременно с этим необъяснимо близкой. Пугающей. — Мудак с импортными колесами и неподъёмными ценами. Знаем, плавали в этом дерьме, — продолжает Мария с ощутимым оттенком брезгливости в голосе. — Вам повезло, что Лекс дал вам пропуск в «С-42». Вы можете его недолюбливать, но он спас Цирку жизнь. — Цирку станет лучше? — спрашивает Грач с надеждой. — Он станет одним человеком. Целым, — глаза Марии по-прежнему не отражают свет. Темно-зеленые с отливом в синеву, как северное море в сумерках. Или как бутылочное стекло. — Сейчас их двое, и они не умеют сосуществовать вместе... Это был бы вопрос времени, когда один убьет другого. — Черт подери, Мария, — выдавливает Грач, опускаясь обратно на стул и крепко зажмуриваясь. Его колотит и тошнит. И кажется, что хуже уже не будет. — Долгий день. Самый долгий в моей жизни. — Знаю. Грач вздрагивает, но не открывает глаз, когда чувствует прикосновение ее холодной ладони к шее. Мария ведет пальцами выше, выписывает невнятный узор на его затылке. Осторожно гладит. «Ты не умеешь утешать словами». Грач сидит не шевелясь до тех пор, пока не слышит звук быстро приближающихся шагов. Они с Марией одновременно вскидывают головы на Риту, выбежавшую из-за поворота. Та останавливается, опирается рукой о стену, пытаясь отдышаться, и сбивчиво говорит: — Вертолет вернулся. И резервная машина тоже. — Они здесь? — Грач расправляет плечи. Хотя бы одна хорошая новость за сегодня. Хотя бы один спокойный выдох. — Клим и Лекс здесь? Рита быстро переглядывается с Марией, сбрасывая рыжие волосы за спину. У Грача падает сердце. — Их не нашли, — произносит Рита виновато. — Сказали, после такого взрыва бы никто не уцелел.