Потерянный

Ему снился отец. Он долго ковырялся, хмуря седые брови, в старой консервной банке с землей и жаловался на солнцепек и назойливых слепней. Наконец достал толстого червя и ловко нацепил на крючок. — Попробуешь? — протянул ему удочку и понимающе улыбнулся. Видно, прочитал нечто эдакое, неприязненное, на его лице. — Лешка, без червяка никак. Это же приманка. Никто не ловит рыбу на голый металл. — Рыба его сожрет, — пробормотал Лекс. — Червяка твоего. — Может и сожрет, — простецки пожал плечами отец. — А может и не успеть. Главное — приманить. А там уж дело в мастерстве. — Думаешь, у меня получится? — собственный голос сквозил нечеловеческим отчаянием. Словно они не рыбачили поутру на глинистом берегу Волги, вспоминая старые байки и реальные истории про некогда великую полноводную реку. Словно они решали одну из боевых логических задачек, которые отец так любил загадывать. Лекс в далеком детстве сильно переживал за героев задачек и расстраивался до слез, если не удавалось подыскать ответ, ключ к их проблеме. Мать над этим посмеивалась. Отец — никогда. — Получится или нет, это ты мне скажи, — хитро прищурился отец. — Чему мы доверяем, когда хотим получить желаемое? — Уму, — послушно ответил Лекс. — А на что полагаемся? — На предчувствие. — Ты молодец. И сам все прекрасно знаешь, — отец заулыбался шире. Кожа вокруг его добрых светлых глаз собралась лучистыми морщинками. Лексу захотелось потянуться к нему и крепко, до ломоты в ребрах обнять. Ощутить еще хоть разок запах пороха, консервов и пота. Простенького дурного одеколона, от которого не чихала только мать, и их большого деревянного дома под базой в Новом Саратове. — Пап, — шепотом позвал Лекс, но так и не решился протянуть к нему руку. — Я пойду с тобой?.. Мы пойдем домой после рыбалки? Отец покачал головой: — Не время, Лешка. Пока нет... А сейчас просыпайся, ладно?.. Просыпайся, сука тяжеленная, орлы Гендальфа не прилетят и не заберут нас, как в ебаном «Властелине колец». Очнись!.. Эй, капитан, бой еще не окончен. Лекс просыпается резко, как от опрокинутого за шиворот ведра ледяной воды. Только холодом здесь и не пахнет. Зловоние черного дыма, какой валит обычно от полыхающей влажной древесины, знакомое веяние ихорных испарений и дерущий ноздри ментол. Наверное, так пахнет в аду. Лицо Клима, все в копоти, грязи и потеках крови, маячит на фоне объятых пламенем крон. Лекс только спустя несколько секунд, что продирает глаза, понимает: это не рябь идет по тьме низко нависшего неба, а пепел кружится в бесноватом танце с ослепительными искрами и сгоревшими птичьими перьями. — Наконец-то, — Клим хватает его за плечо и медленно приподнимает, наматывая пропитанную эссенцией тряпку поверх его рта и носа. — Цел? Порядок? Лекс готов прямо сейчас выблевать весь пищевод и рухнуть в горящий ельник. Но он зачем-то кивает и приподнимается на локтях. Левую руку от запястья до плеча простреливает болью, от которой давит в горле и горящий лес перед глазами плывет и превращается в рыжевато-бурое месиво. Клим дает ему не больше пяти-семи секунд, а потом присаживается рядом, подныривает головой под руку Лекса, крепко перехватывает за талию и резво поднимается вместе с ним. Шипит, шатаясь и упираясь подошвой в черную кривую корягу, торчащую из земли. Ловит хрупкое равновесие и с ощутимым трудом расправляет плечи. Лекс закашливается и сплевывает плотный сгусток, по вкусу напоминающий кровь и землю, прямо в тряпку с ментоловой эссенцией. Дышать становится на порядок легче. — Ты должен идти сам, ладно? Помогай мне, ну же, — говорит Клим и тянет его вперед. — Давай, мы почти на месте. Лекс покорно перебирает ногами, не чувствуя ничего, кроме огромного пульсирующего очага боли, перетекающего с руки к грудной клетке и обратно. Он толком не понимает, откуда в организме взялись силы держаться прямо, не то что идти. — Вертолет... — выдавливает Лекс, и его снова душат позывы мокрого кашля. — Вертоле... — Улетел, — отвечает Клим, тормозит на пару нерешительных секунд и выбирает тропу, ведущую к вершине оврага. Лекс стискивает зубы, пытаясь концентрироваться на его голосе, а не на боли. — Когда мы вынырнули, света прожектора я уже не видел. Ну а когда полыхнуло... Нас наверняка списали со счетов. Сейчас все равно не узнать — приборы сдохли в топи. Надеюсь, хотя бы резервная машина осталась. Лекс спотыкается и лишь чудом удерживается на ногах. Проваливается все глубже под ненадежный овражный наст, цепляется за узловатые корни, но упрямо продолжает идти, опираясь на плечи Клима. Инстинкт, почти животный, бездумный, твердит, что сейчас движение — единственный способ остаться живым. — Мы не умерли, — резюмирует Лекс с неверием во время краткой передышки: оба хватаются за ствол накрененного дуба, не тронутого огнем. Волна облегчения на секунду затмевает и резь в груди, и едкий запах гари. Лекс смеется. — Мы живые. — Похвальная дедукция, — Клим тяжело дышит и кивает в сторону, где за стеной огня, блекнущей и спадающей под натиском снежных шапок деревьев и льда, зияет густая ночная темнота. — Пошли. Надо убираться от огня. — У нас получилось, — Лекс делает пробный шаг, перебарывая желание заорать или скорчиться, и дальше осторожно и медленно бредет сам по колено в снегу, припорошенном пеплом. Дышит сквозь тряпку, пропитанную ментолом, и смотрит только туда, где меркнет пламя и дым сплошной сизой стеной устремляется вверх, тая в ветвистых кронах. — Получилось... Клим тащится позади, тяжело выдыхая через рот. — Обязательно расскажешь, как ты это провернул, — хрипло и тихо смеется он, касаясь плеча Лекса. В дружеской почти манере треплет и держится за него еще несколько шагов, пока оба не взбираются на вершину оврага. — Нам сюда. Лекс видит, будто в полубреду, следы их ботинок на подтаявшей корке льда. Казалось, они проходили здесь целую вечность назад. Вечность до падения. Темноты и пробела в башке. — Ты меня спас, — говорит Лекс. Они выбираются из чащи, и лес постепенно редеет, а огонь позади сливается с поднявшейся метелью. — И протащил на себе половину километра? Ноги болят, в груди по-прежнему давит, как если бы его крепко приложило ребрами о камень. Все тело оказывается вмиг легким и неосязаемым от усталости. — Чего только не сделаешь, чтобы убраться подальше от взрыва, — нервно фыркает Клим и садится на поваленную сосну, стягивая маску с лица. Пристально смотрит на Лекса, пока тот не опускается осторожно рядом, и говорит серьезно и раздраженно: — Какого хрена ты прыгнул туда без страховки? Тебе повезло, что Король — фанат узлов и веревок, и я забрал у него моток там, на тракте. — Времени не было сообразить, — отмахивается Лекс. А сам думает, отводя взгляд, что не планировал выживать. Впервые поставил на кон все. — Но было время сообразить, как отсрочить взрыв? — едко произносит Клим, снимая черную от болотной жижи и ихора куртку. — Раздевайся. Надо сжечь всю верхнюю одежду. — Не многовато ли огня на сегодня? — Лекс смотрит вниз, где под оврагом все еще трещат и стонут деревья, утопая в черном дыму. Сглатывает, когда представляет, что они могли оступиться. Обернуться, потерять равновесие и полететь спиной в пекло. Лекс расстегивает куртку и бросает к куртке Клима, стягивает ремень и, морщась от тупой пульсации под сердцем, наклоняется, чтобы расшнуровать вымоченные в болотной воде и пришелюжьей крови ботинки. — Как? — спрашивает Клим, вытаскивая из внутреннего кармана зажигалку «зиппо» и щелкает колесиком у рукава. Ихор воспламеняется за доли секунды, и Лекс невольно вздрагивает, когда от их курток и штанов вверх взметается ненасытное пламя. — Почему взрыв прогремел после? Воспоминания накатывают постепенно. Действие за действием, как раскадровка фильма. — Твари защищали королеву и ее потомство, — объясняет Лекс ровно, хотя от мысли о смутных тенях и обсидиановых хвостах, скользивших в топи, его продолжает мутить. Там, внизу, за забралом плотно закрытого шлема, мерцающие огни ярко-желтых глаз на дне казались пузырями раскаленной магмы, выбивающимися из-под земли. Лекс никогда раньше не видел, чтобы твари держали глаза широко распахнутыми. — Они образуют подобие кокона, когда обороняются. Сплетаются в плотный комок вокруг королевской особи. Времени действительно не было. Они делают это первые несколько минут, чтобы оценить опасность. Потом пара тварей из тех, что оказываются сверху, обычно нападают на агрессора. — Ага, — Клим сбрасывает в костер тряпку, в которой Лекс узнает остатки его защитной маски, и вытирает рот рукавом термокофты. — Одной такой я засадил в глотку пару выстрелов, когда мы вылезли... Но, черт подери, ты же вынул чеку. «Бройль-9» не клинит от болотной воды. Лекс кивает, чувствуя, как подступает со спины холод: — Да, но ударник запала не разобьет капсюль, пока не отпущен рычаг. — В темных глазах Клима, мерцающих в ярком свете костра, проскальзывает тень догадки. Он слабо усмехается и качает головой, а Лекс продолжает: — Твари свились в кокон. Оставалось только вынуть чеку и засунуть гранату так глубоко, к самому брюху королевы, чтобы рычаг зажало между тушами. Лекса передергивает. Даже после того, как план сработал, это по-прежнему кажется сущим безумием. — Они выжидали, когда нам недостанет кислорода, и мы выберемся на сушу, чтобы напасть на нас там, — тянет Клим, зубами соскребая с нижней губы корку запекшейся крови. — Но потом они стали расплетаться... — Рычаг провернулся, и «Девятка» подорвала болото, — заканчивает Лекс. Он долго смотрит на Клима, его всклокоченные волосы и вымазанное в копоти и крови лицо. Вязь татуировки, показавшейся из-под ворота кофты и кривую усмешку. Лекс сглатывает ком в горле, застигнутый врасплох незнакомым чувством, которое давит на грудь не слабее боли. И тихо произносит: — Если бы ты не вытащил нас оттуда, это все не имело бы никакого смысла. — Но я вытащил, — буднично отзывается Клим, не спеша поднимать на него взгляд. На его напряженной шее беспокойно бьется жилка, и Лексу приходит на ум, что Клим чувствует в этот момент нечто похожее. Невнятное, безымянное. Мешающее сделать шумный выдох и расслабиться. — У тебя был свой план. У меня — свой. Дело сделано. Лекса отвлекает очередной приступ боли, от которого сводит судорогой всю левую половину тела. — Говоришь, приборы сдохли? — шипит он сквозь зубы, разминая плечо. — Да, — Клим, похоже, рад, что разговор не повернул на второй круг благодарностей. Он копается в экипировочном ремне и сплевывает на землю. — И что-то мне подсказывает, что резервная машина уже не ждет нас на тракте. Клим кивает наверх, где зарево пожара разгоняет ночной мрак. Вряд ли их станут искать на пепелище. — Мы не можем оставаться здесь, — бормочет Лекс, сосредоточенно думая. Голова, перегруженная событиями сегодняшнего дня, только наливается тяжестью. — Но и идти в метель — тоже. Зря мы спалили куртки. — Ты бы предпочел отравиться ихором? — Клим продолжает копаться в карманах ремня и вдруг достает маленький заляпанный жижей прибор с треснутым экраном и единственной мигающей на нем синей точкой. Клим улыбается: — К счастью, кэп, в твоем отряде есть человек, которого параноит без запасных датчиков. Птицы любят ныкать свое добро везде и всюду. — Грач, — выдыхает Лекс облегченно. — Грач, — соглашается Клим и нажимает на кнопку.