Потерянный

Клим останавливается у капитанской, секунду-другую колеблется, но все-таки коротко стучит. Раньше — а теперь кажется, будто целую вечность назад — он заходил сюда без стука, иногда нетерпеливо открывая дверь с пинка, иногда толкая плечом. И никогда раньше не обращал внимания, потому, наверное, что не останавливался подолгу на пороге, на вырезанное прямо по металлу изображение. Солдат в дорожном плаще, стоящий на вершине горы над линией облаков. «Я разработал нам герб», — сказал в начале их карьеры Грач, сунув Климу под нос свежую распечатку. Майор накануне толкнул целую речь про влияние символики на укрепление командного духа в тяжелые для человечества времена. «И что это? — Клим критически глянул на фигурку солдата, держащего в одной руке ракушку, а в другой — ружье. — Разве отряду „Бойня“ не подходит больше отрубленная свиная башка? Я просил свиную башку». «Это отсылка к картине „Странник над морем тумана“, — оскорбился Грач. — И к „Бойне номер пять“ Воннегута и его Билли Пилигриму». Клим рьяно протестовал, Грач упрямо настаивал, и в конце концов победило птичье занудство. Теперь этот спор действительно кажется далеким, будто из чужой жизни. — Да-да, тут я, — доносится из-за двери усталое, вырывая Клима из прострации воспоминаний. — Мог бы уже и не стучать. Клим заходит и замирает в странной неловкости при виде знакомой до боли комнаты, обставленной по-другому. У Лекса над кроватью, застеленной без единой складки, висит усеянная кнопками карта местности и маленькая потертая фотокарточка с седым улыбчивым мужчиной и лохматым долговязым мальчишкой. Все вокруг чуть ли не стерильно чистое, и только стол, заваленный книгами и кипами бумаг, огрызками карандашей и надкусанными яблоками, вносит элемент милого сердцу хаоса в спартанскую обстановку. Лекс замечает Клима в отражении зеркала и резко оборачивается, удивленно приподнимая брови. Клим отмечает не без ехидства, что Лекс тоже выглядит придурковато и глупо в костюме строгого кроя, с болтающимся на шее галстуком и зализанными назад волосами. Военная форма сидит на нем куда лучше. — Ждал кого-то другого? — спрашивает Клим, разглядывая покореженное ухо. Лексу некомфортно вот так, без скинутых на левую сторону волос — это видно даже по тому, что голову он по привычке наклоняет немного в сторону. — Марио, если честно, — признается Лекс со вздохом. — С самого утра за мной увивается. — Наш бабуин влюбился? — усмехается Клим. — Хочет откосить от церемонии награждения, — объясняет Лекс и так ловко завязывает галстук, что Клим невольно завидует — сам он, как ни бился, ничего со своим галстуком сделать не смог. — О, он видел список прибывших на базу чинуш? — фыркает Клим. Клим и сам не в восторге от команды операторов, корреспондентов и важных шишек, которые прилетели на вертолетах утром, сходу принявшись набирать материал для свежего выпуска новостей. Телевизионщики, видно, дружно решили, что людям нужна еще одна пилюля от страха — история маленького победоносного боя, простых парней с пушками, защищающих гражданских от тварей. — Ты в курсе? — уточняет Лекс, хмурясь. — Ну, про... — Папашу Марио? — подсказывает Клим. Пузатый вычурно одетый нефтяной магнат, с которым Клим столкнулся в коридоре, вызывает стойкие ассоциации с карикатурами из старых мультиков. По крайней мере, Клим ничуть не удивлен желанию Марио сбежать от него куда угодно, хоть на Марс, была бы возможность. — Ставлю почку на то, что Абеляр прилетел сюда не медали на нас вешать, а встретиться с сыном. — Если сможет вытащить Марио из казармы, то флаг ему в руки, — хмыкает Лекс. — Ты разрешил Марио не идти? — Клим почти не удивляется. После того внезапного, остро ударившего прямо под дых мгновения, когда Лекс прыгнул прямо в бурлящее болото с пришелюгами, Клим видит перед собой кого угодно, но не человека, не умеющего нарушать правила. — Конечно. Это его выбор, — пожимает плечами Лекс. — Цирк все еще в медблоке. Почему бы не подписать одну лишнюю справку, скажем, о растянутой лодыжке, не позволяющей подняться в зал собраний? Клим молчит. Не потому, что не может придумать нужных слов, но потому, что они кажутся неуместными после ставшей в привычку грызни. Лекс окидывает Клима критическим взглядом и роняет: — Галстук? — Не справился, — слабо усмехается Клим. — Я попросил Марию, но она сказала, что понятия не имеет, как это делается. — Зато она знает, как вырвать кадык пришельцу, — улыбается Лекс. Он снимает с крючка на стене темно-синюю шелковую ленту и подходит к Климу почти вплотную. Будто проверяя границы их нового молчаливого нейтралитета. — Помочь? — Валяй, — отвечает Клим машинально. Лекс накидывает галстук ему на шею и быстро, хоть и менее непринужденно, чем себе, завязывает и заправляет под пиджак. Лекс отступает на шаг медленно, почти нехотя. Клим думает в эту секунду, что если бы они пережили вчерашнюю ночь вдвоем с Грачом, то непременно обнялись бы — впрочем, Грач и так его чуть не раздавил, когда прилетел со спасательным отрядом на сигнал резервного датчика. Королю или Саше Клим бы крепко и с чувством пожал руку. Марио бы Клим потрепал по волосам или хлопнул по плечу. Цирка бы осторожно пощупал за костлявый локоть, как радиоактивного ежа, к которому хрен знаешь, как прикоснуться, чтобы не быть опрокинутым мордой на землю. Но как вести себя с Лексом? Климу претит идея развернуться и уйти. В конце концов, он приплелся в капитанскую именно потому, что недосказанность не давала ему спать половину ночи. Душок нервозности и мысль об упущенной возможности. — Что? — спрашивает Лекс тихо, видно, чувствуя себя до ужаса скованно под его пристальным взглядом. И Клим не придумывает ничего лучше, чем занести кулак и со всей дури врезать Лексу по лицу. — Какого хера? — Лекс отлетает спиной на шкаф, прижимая ладонь к щеке. Смотрит на Клима со смесью оторопи и злости. — Климов, ты ебанулся? — Это тебе за то, что чуть не оставил отряд без капитана, — говорит Клим невозмутимо. Подходит, хватает Лекса за отвороты пиджака, тянет на себя и тут же резко впечатывает спиной в угол шкафа. Лекс шипит от боли, все еще толком не понимая, судя по ошарашенному взгляду, что происходит. — А это за то, что ты меня выводил... Лекс выворачивается и бьет ребром ладони Климу по уху. Больно, до звезд перед глазами и пьянящего предчувствия хорошей крепкой потасовки. — Ты покойник, — рычит Лекс, и следующий удар приходится Климу в челюсть, заставляя оступиться и навалиться плечом на стену. Клим хрипло смеется, сплевывая сгусток слюны и крови на лацкан пиджака. Ему этого не хватало. Всю ночь не хватало этого. Лекса внезапно завязавшаяся драка распаляет не меньше. Он даже не пытается Клима вразумить или напомнить про то, что наверху их ждут операторы с камерами и церемония, на которой нужно выглядеть подобающе. Клим едва успевает оттолкнуться от стены, как Лекс налетает на него, сбивая с ног, и они падают на пол, вцепившись друг в друга мертвой хваткой. Клим смеется, когда руки Лекса обхватывают его за горло. — Нравится? — Клим взбрыкивает, опрокидывая Лекса на спину и наваливаясь на него всем телом. Чувствует, как оголтело бьется собственный пульс Лексу в пальцы. — Ты больной, — шипит Лекс, а у самого в глазах плещется то, что Клим видел вчера в горящем, подыхающем в дыму лесу. Восторг азарта и вырвавшегося на свободу адреналина, напрочь вырубившего тормоза в голове. Вот, чего Климу не хватало. Острой жажды жизни. Ощущения растворяющегося без остатка одиночества. Лекс душит сильнее, и Клим кашляет как припадочный, продолжая осыпать его ударами по плечам и ребрам. — Хватит, — в Лексе первом просыпается голос здравого смысла, но они оба взвинчены настолько, что едва ли могут остановиться. По крайней мере, Лекс, пусть и разжимает пальцы, но тут же с силой бьет Клима в грудину. — Паша, блядь, хватит! Клим застывает, услышав собственное имя. Со вчерашнего дня он слышал его уже дважды. Непривычно. Он наклоняется, вцепляясь в волосы Лекса, тянет на себя, чтобы в следующий миг приложить покрепче затылком об пол, но вдруг останавливается. «Что я делаю? — проносится в голове удивленное, чуть ли не испуганное. — Какого черта я творю?» Лекс пользуется заминкой, хватает Клима за плечи и опрокидывает на спину, садясь на него верхом. Встряхивает головой, оставляя клок волос в судорожно сжавшихся пальцах Клима. Трясет башкой и дальше, как раздразненный зверь, и орет: — Ублюдок, мог бы просто сказать мне «спасибо»! Словами! Клим лежит на полу, глядя в его взбешенные темные глаза, и впервые в жизни теряется в пылу драки. Чувствует, что не контролирует ни съехавшую к хуям крышу, ни тело, которое бросает в крупную дрожь. Глаза Лекса, злые, все еще по-безумному восторженные и полные неспокойного огня, так близко, что Клим не видит больше ничего, кроме темноты и собственного в ней отражения. Распятый на полу, избитый, толком не понимающий, чего хочет от себя и от Лекса в этот момент. Чего, блядь, он хочет? Заткнуть дыру в груди, из которой льется гниль нытья, боли и отчаяния? Убить их обоих, чтобы наконец успокоиться? В голове разливается тепло, прокатывается по глотке расплавленным металлом и скапливается в животе. Климу и так трудно дышать под весом Лекса, но теперь кажется, что невмоготу даже прохрипеть бранное словцо. Он осознает не сразу, и явно позже застывшего в немом недоумении Лекса. У Клима стоит так, что на глаза набегают едкие слезы. Как ночью, стоило вспомнить о бое. О бое, разделенном на двоих. — Пожалуйста... — выдавливает Клим еле слышно. Попытка вырваться из-под Лекса, отвернуться и сделать что-то с ненормальной реакцией тела оборачивается против него. Ноги сводит судорогой, член только сильнее трется о брючный шов, и с губ срывается стон, полный стыда и подавленного удовольствия. Клим кончает позорно и быстро, от пары неосторожных движений навстречу. Становится дурно и хорошо одновременно, и перед глазами в мареве кайфа плывет все — комната, бледное лицо Лекса с уже созревшей на скуле лиловой гематомой, его встрепанные волосы и ладони, обхватившие лицо Клима. Становится все равно. Становится не до «за» и «против». Клим хрипит, как ебаную мантру: — Пожалуйста... — и сам не знает, чего так жалобно просит. Лекс медленно наклоняется, не отрывая от него сосредоточенного, серьезного донельзя взгляда. Шумно и беспокойно дышит совсем рядом, и Клим почти выплевывает «не это», но губы Лекса, горячие и влажные от крови, накрывают его рот раньше, чем Клим успевает отвернуться. «Я просил не этого», — бьется у Клима в голове, а ладонь почему-то поднимается не оттолкнуть, а устроиться на затылке Лекса и притянуть его ближе, до боли в челюсти и саднящего ощущения от его щетины на собственном подбородке. Они целуются с тихой, колотящей обоих чаще ударов сердца яростью. Лекс кусает его за верхнюю губу так больно, что Клим захлебывается криком и вздрагивает, ударяясь затылком о ножку кровати. Крови и ее горького привкуса становится больше в поцелуе, как и обжигающего, когтями раздирающего стыд желания. Клим пробегается пальцами по шрамам на ухе Лекса, ловит ртом его удивленный настороженный выдох и говорит: — Все в порядке. Хотя порядок — это явно не про то, что они делают. Клим слегка отстраняется, мажет липкими губами по потревоженной опухшей скуле Лекса и, пальцами грубо зачесав назад его растрепавшиеся волосы, осторожно облизывает край изуродованной ушной раковины. Лекс сипло выдыхает и хватает его за запястье. Секунду, всего секунду, они смотрят друг на друга, будто только поняв, что делают. А в следующую раздается громкий стук в дверь, и Клим думает, что никогда еще так не хотел разбить Саше нос: — Капитан, все ждут тебя наверху. Если встретишь Клима, передай, что и его тоже.