Потерянный

— Ты можешь остановиться, — говорит Карина, не отрывая от Луки цепкого взгляда — как у акулы, поймавшей в поле зрения отбившуюся от косяка рыбешку. Карина красива — красивы до безбожного ее лицо, грудной смех, выточенный до мельчайших деталей образ врача-спасителя в белоснежном халате, — но жуткий холодный взгляд выдает ее с потрохами: внутри Карина пустая. Внутри Карины человеческого не больше, чем в тех, кого Луку учили устранять без малейших колебаний. — Остановись, если почувствуешь, что достиг предела. Лука отрицательно мотает головой и продолжает шагать, потому что губы Карины лгут сладко, но глаза обещают наказание за слабость. Пот градом катится по коже — холодной, ни капли не затронутой пожаром в легких и напрягшихся мышцах. Цепи впиваются в плечи, и Луке от минуты к минуте кажется, что суставы превратились в кашу после первого же рывка, когда он потянул по бетонному полу груз весом в половину тонны. Цирк уже дошел до противоположной стены тренировочного зала. Сбросил цепи и теперь лениво растирает рваные борозды на худой груди. Под его скрюченными, дрожащими от напряжения пальцами остается путаный алый узор, на губах и подбородке поблескивает бурая кровь: ее Цирк откашлял, пока волочил под скрежет и искры, метавшиеся по полу, свою тонну. Цирк прищуривается, наблюдая за Зажигалкой. Та делает последние шаги, еле опираясь на стертые в мясо ступни. Падает прямо в цепях, и ее спина вздымается, будто Зажигалку прошибает током насквозь, или из-под ее острых лопаток, торчащих над краем мокрой от крови майки, вот-вот выбьются крылья. — Н-не могу… — стонет Зажигалка, с трудом перекатываясь на спину под лязг цепей, и вскидывает обожженный взгляд карих глаз на Карину, которая чиркает карандашом на листке, прикрепленном к планшету. — Хватит. Лука делает еще шаг и перебарывает, прикусив до крови щеку с внутренней стороны, рвотный позыв. — Вчера ты была лучше Цирка, — говорит Карина, подходит и присаживается на корточки, чтобы поправить длинные спутанные волосы Зажигалки. Лука замечает сквозь пот, застлавший глаза, как застывает Цирк посреди медитативно отстраненного размазывания крови по плечам и груди. Его голубые глаза впиваются в валяющуюся на полу Зажигалку, опутанную цепями, в пальцы Карины, которые нащупывают пульс на ее шее. На мгновение всего, но Луке отчетливо кажется, что Цирк сказал бы «Не трогай ее», если бы был способен глубоко чувствовать собственную боль, чтобы хорошо понимать чужую. — Милая, в чем же дело сегодня? Ты не дошла десять метров. Твой груз всего в половину тонны. Даже Лука еще не теряет надежды. — У тебя слишком тоненькая шейка, — произносит Зажигалка шипяще, сплевывая кровь на белый рукав Карининого халата, — чтобы разговаривать со мной в таком тоне! — Нет! — Карина вскидывает ладонь, останавливая одного из медбратьев, когда он подрывается с подмостков, видимо, уловив в словах Зажигалки угрозу. Лука переглядывается с Цирком и замечает, как пульсирует вена у него на шее. Зол? Растерян? Хочет помочь Зажигалке или Карине, брезгливо закатывающей окровавленный рукав? Карина улыбается сквозь презрительную мину и произносит обманчиво нежным тоном: — Лука, достаточно. Все равно не дойдешь. — Да, Доктор. — Он сбрасывает цепи с облегчением, которое тотчас перебивают боль во всем теле и страх, что к вечеру жить в истерзанном тренировками теле без блокаторов станет, мягко говоря, невыносимо. — Таблетку, похоже, заслужил только Цирк, — резюмирует Карина и поднимается. Каблуком оттаскивает одну из цепей, в которых, будто бабочка в коконе, застряла Зажигалка. — Вчера видела Эврику на базе. Она кажется такой подавленной. — Карина заставляет Зажигалку вздрогнуть и перестать сыпать проклятиями. Удовлетворенно кивает и забивает еще один гвоздь: — Может, мне поболтать с ней? Как-то ее… расшевелить? Зажигалка слабо стонет, смаргивая злые слезы, и отворачивается. Не отвечает, но Карине достаточно уже краткого напоминания, которое все трое — Лука, Цирк и Зажигалка — ловят в повисшей тишине. «Все, кто вам дорог. Я держу их на коротком поводке. Вы можете сопротивляться тестированию, испытаниям и симуляциям сколько угодно, но хуже этим сделаете вовсе не себе». — На сегодня достаточно, — заканчивает Карина и уходит, стягивая халат и кидая в руки подоспевшему медбрату. Вечером, когда Лука вслед за Зажигалкой возвращается в общую казарму, боль наконец догоняет его импульсами — будто о него боксируют со всей дури без жалости и передышек, а он состоит из одних лишь нервных окончаний, чутко отзывающихся на побои. «Будь сильным, и твое терпение вознаградится», — звучит в голове успокаивающий голос Петра, ни черта не спасающий от адского жжения в грудине, но странным образом убаюкивающий демонов, прорывающихся сквозь дебри мыслей. «Мы справимся, мы ведь вдвоем, — смеется Мария в воспоминаниях и протягивает Луке ладонь. — Ты сам говорил. Помнишь?.. Ну же, поднимайся». Только они давно уже не вдвоем. И Мария не смеется звонко, как тогда — Лука, по крайней мере, ни разу больше не слышал. — Если эта тварь хоть пальцем мою сестру тронет, я прогрызу ей яремную вену, — шепчет Зажигалка и кривится, пытаясь удобно устроиться на койке. Поворачивает голову, окидывая Луку оценивающим взглядом, и спрашивает резко: — Чего завис? Опять молишься? Что ты делаешь? — Думаю, — отзывается Лука глухо и садится на край своей койки. Ложиться не хочется — да и вряд ли станет легче, когда он коснется матраса разодранной цепями спиной. — О чем? — О том, зачем мы нужны ей. — Ты серьезно? — Зажигалка хохочет, и звук напоминает отчасти лай гончей, отчасти — скрип ржавого мотора. Как у Карины, красиво, смеяться у нее не получается. И уж точно не получается так же заразительно, как у Марии. — У тебя зрение свыше двухсот процентов. Ты не видел ее планшет? В котором она постоянно ставит галки напротив наших показателей? — «Бойцы специального класса», — цитирует Лука со вздохом, хотя имел в виду совсем другое. Да и в игру с «Зачем мы ей?» и «Ты серьезно?» они играют так часто, что спорить уже откровенно скучно, как и пытаться выдавить что-нибудь новенькое. — Хочет нас продать. — Зажигалка смотрит в потолок, тяжело шумно сглатывая. Она храбрится, но слух адаптанта, слух, о котором Лука не просил, улавливает тонкую, еле уловимую дрожь страха в ее голосе. — В Америку, на Сахалин или в горячую точку во Вьетнаме. — В Китае, — поправляет Лука машинально и злится на Зажигалку за то, что пытается коверкать факты — все то, что они вынюхали, оказавшись в нужное время у неплотно затворенных дверей, — лишь бы выдавить из него пару лишних эмоций. — Тебя — в Китай, меня — на войну в Бывшую Луизиану, Цирка — на Сахалин, поближе к Доктору. — Он повышает тон, чувствуя, как просыпается внутри тварь, от которой не было вестей целую неделю, потому что Луке хватало мозгов зарабатывать на таблетки через пот, кровь и боль. Зажигалка тварь задушила усилием воли, Цирк со своей как-то живет в симбиозе, но Лука свою боится до слез, до детских горьких слез. Он выпаливает: — Чего ты хочешь? Обиделась? Может, лотерею устроим, кого куда отправят? — Отъебись! Угомонись! Зажигалка приподнимается на локтях, уже хочет, судя по маниакальному взгляду, перепрыгнуть на его койку и пару раз приложить Луку головой об стену, чтобы перестал истерить, но дверь казармы с шипением открывается, и входит Цирк. — Явился, — роняет Зажигалка, успокаиваясь, падает обратно на матрас и давит широкую ухмылку. — Животик не болит? Доктор подлечила мальчика? — Отъебись, — фыркает Цирк лаконично и, убедившись быстрым взглядом в сторону потухшего индикатора на камере в углу, что им дали пару часов без наблюдения, открывает рот и вынимает из-под языка зеленую капсулу. — Держи. Не подавись. Зажигалка ловит таблетку обеими ладонями, как насекомое, и издает победный вопль. — А ты? — спрашивает с подозрением Лука и сует за щеку половинку капсулы, которую ему отламывает Зажигалка. Проходит всего несколько секунд, прежде чем тело наконец окатывает волной холода и грудина перестает ныть, будто ее проломили топором. А тварь, проснувшаяся было и вцепившаяся голодной хваткой в горло, ныряет обратно в глубины подсознания. — Будешь ради нас страдать? — У меня была еще одна. — Цирк открывает шкаф, снимает пропитанную кровью футболку и переодевается в новую, на которой, впрочем, тотчас расцветают алые полосы: весь Цирк кровоточит, как одна большая ссадина, и до утра, когда его организм наконец справится, наверняка не перестанет. Цирк лениво оборачивается, ловит пытливый взгляд Луки и огрызается с легким смешком: — Что? Если вы сдохнете раньше времени, мне будет скучно. — Или мы тебе просто нравимся, — замечает Зажигалка ехидно, вздергивая брови. — Оу, что, нет что ли? — Мне нравится бильярд, — подумав немного, выдает Цирк, перемахивает через высокое изножье своей койки и ложится на живот. Лука замечает корку запекшейся крови в его левом ухе и догадывается с приливом несвойственной по отношению к Цирку нежности, что за две таблетки вместо одной ему пришлось пройти тест звуковыми волнами. — Еще мне нравится дрочить. — Цирк задумывается. — Или когда мне дрочат... так даже лучше. — У-у-у. — Зажигалка веселеет, оно и понятно — под блокаторами порой кажется, будто ты бессмертен. Твои раны затянутся быстрее, чем у обычных людей, а боли нет вовсе. Она поддевает: — Помочь? Цирк смотрит косо, отвлекаясь от журнала, и криво усмехается, видно, догадавшись, к чему относится вопрос. — Я люблю красивые лица и мягкие попки, — произносит он с мечтательным вздохом, переворачивая страницу, — и члена между ног у тебя нет… — Цирк дует губы, снова глядит на Зажигалку из-под темных ресниц. — Хотя я не удивился бы, если честно. — Ты слышал? — Зажигалка поворачивается к Луке, тычет в сторону Цирка пальцем и кричит во все горло, явно чтобы поиграть на нервах охраны за дверью: — У Цирка на меня не встанет, горе-то какое! — И что ты хочешь? — Лука морщится, прижимая ладони к чувствительным ушам. — Чтобы ему подрочил я? И Цирк, и Зажигалка смеются, и Лука тоже кисленько улыбается. Может, потому что сейчас кроме этих двух психов у него нет никого, и когда они отвлекаются от собственных страхов, Луке проще брать пример и переламывать хребет своим. — Как думаете, — спрашивает Зажигалка тихо сразу же, как Цирк щелкает по выключателю, и единственным источником света остаются флуоресцирующие наклейки-звезды на потолке: кажется, их казарма раньше была детской больничной палатой, — вот нас не станет… и мы превратимся в прах, как люди, или превратимся в космическую грязь… нечто вроде звездной пыли? Потому что мы… адаптанты? — Откуда у тебя такие странные мысли? — сонно бормочет Цирк. — Мы превратимся в зловонную лужу ихора и костей… в обычные кожаные мешки с ихором и костями… — Вдруг мы выберемся отсюда? — подает голос Лука, разглядывая слабо поблескивающие наклейки на потолке. — Не полетим в горячие точки. Никто нас не заставит. И мы будем живы еще долго? — Зуб даю, так и будет. — Зажигалка, судя по скрипу пружин, беспокойно ворочается на койке. — Мы уничтожим всех, кого захотим... Лука улыбается: теплые воспоминания снова догоняют его и трогают прямо в распахнутое ноющее сердце. — «...и если станет преодолевать кто-либо одного, то двое устоят против него: и нитка, втрое скрученная, нескоро порвется», — бормочет Лука задумчиво. — Что? — фыркает Цирк из темноты. — Мы… с Марией так говорили. — Лука отмахивается, хотя понимает, что оба, Цирк и Зажигалка, его не видят — пялятся на наклейки, завороженные их сизым светом. Как на чудо, как на настоящие звезды, которые заберут их с собой или осыпят защитной космической пылью. Спасут от участия в войнах, которые глупые люди, не наученные Вторжением, едва спасшиеся на разоренной планете, все еще ведут, отнимая друг у друга последние клочки земли и ресурсы. — Просто… такая присказка. Цитата. — Нитка, скрученная втрое... — повторяет Цирк медленно, и Лука ловит неодобрение в его мрачном тоне. — Иногда количество в качество не перерастает, Лу. Тебе ли не знать. «Ты о тех таблетках, что я вам давал?» — думает Лука со стыдом, но вслух спросить не решается. Может, однажды Цирк простит его. Но точно не сегодня. — У нас есть схема базы, — все не унимается Зажигалка, — мы знаем наизусть расположение аварийных выходов, знаем про старую сеть канализации. Знаем, сколько человек в патрулях — утреннем, дневном и ночном. Можем раскидать их всех. Просто… — она мнется, прежде чем выплевывает: — трусим. — Мы не трусим, — цедит Цирк, и пружины его койки скрипят тоже. — Мы ждем. — И чего же? — язвит Зажигалка. — Второго Вторжения? Очнись. Нас протестировали со всех сторон, еще совсем немного, и нас переправят в горячие точки, а нашим скажут, что мы подписали контракты. — И они поверят? — спрашивает Лука, но тут же сам с собою соглашается, что Петр и Иаков смирятся с таким решением быстро, и глазом не моргнув. Мария — вот кто в «Ковчеге» настолько часто ставил все под сомнение, что в итоге разминулся с идеологией команды и ее покинул. Мария Зажигалку не бросит. Про «Бойню» же Лука практически ничего не знает. — Мои готовятся меня вытащить, — вдруг говорит Цирк после долгой напряженной паузы. — Откуда ты знаешь? — весь яд мигом улетучивается из голоса Зажигалки. Лука замирает, прислушиваясь вместе с ней. — Обоняние. Оно и у тебя обостренное, не прикидывайся, — объясняет Цирк просто, почти равнодушно, но это только видимость, за которой он прячет неистовую веру. Уж веру Лука всегда чуял за версту и без способностей адаптанта. — Доктор носит на себе… запах моего капитана. — Может, они трахаются, — неуверенно вворачивает Зажигалка. — Вот и носит? — Нет, — Цирк спокоен, и это спокойствие даже Зажигалку заставляет умерить пыл и ярость. — Не трахаются, я бы понял, это легко. Не только в капитане дело… Я чувствую, что и он крутится рядом с Доктором там, на базе. Ждет момента, и план у него есть. У него в голове всегда куча планов. — Цирк ненадолго замолкает. — Может, это глупо. Может, это мне мерещится... но его запах я чувствую тоже. Он за мной придет. — Кто? — уточняет Зажигалка шепотом. — Спокойной ночи. — Пружины под Цирком снова надсадно скрипят: он отворачивается лицом к стене. И больше с его койки не доносится ни звука до самого рассвета. Лука думает, что Зажигалку его слова обнадеживают. Но утром после стандартной симуляции, когда Карина, вцепившись коготками в плечо Цирка, уводит его в переговорную, Зажигалка сует Луке в руку ключ, а самого его толкает назад, в сторону кабинетов персонала. — Что ты… — Лука смотрит на гравировку на ключе и еле выдавливает от накатившей паники: — Это ключ от ее кабинета? Ты с ума сошла? Как? — Стащила, пока она вынимала кляп у меня изо рта, — объясняет Зажигалка, строя гримасу, и тянет Луку все дальше, пока их не заметили — или пока Лука не опомнился и сам не дал деру. — Так ты для этого орала как припадочная?.. — Лука упирается, но против нее силенок не хватает. — Стой, постой… А как же Ци... — Цирк нам спасибо скажет, — уверяет Зажигалка, подталкивая Луку в лопатки, так что он буквально пролетает полтора метра на следующем же шаге. — Давай, пошевеливайся… Они идут — почти бегут, — постоянно оглядываясь, по ярко освещенному коридору. Ковролин, которым покрыты полы, приглушает удары от утяжеленной обуви, но Луке мерещится, будто вся база слышит его тяжелое дыхание и стук его сердца. Слишком быстро, слишком самонадеянно и быстро. Охраны в этой части корпуса нет. «Но появится через две минуты, — напоминает себе Лука мысленно. — Патруль повернет в соседнем блоке и направится прямо сюда, и тогда…» — На что ты рассчитываешь? — шипит Лука. Они останавливаются у кабинета с табличкой «Карина Шмидт», и Зажигалка отнимает у него ключ. — Охрана же будет с минуты на… — Разъебем ее сейф. — Зажигалка открывает дверь и затаскивает Луку внутрь, а затем за шкирку, как провинившегося котенка, швыряет в большое кожаное кресло. Шлем для симуляции, который Лука машинально прихватил из тренировочного зала, вылетает из рук, с грохотом падает и подкатывается к мусорной корзине. Зажигалка оглядывается, шарит безумным взглядом по полкам, грамотам и сертификатам на стенах, застывает ненадолго, заметив фотографию Цирка в рамке на столе. И объясняет в ответ на полный ужаса взгляд Луки: — Боже, да пойми ты! Проломлю сейф — сработает главная сигналка в этой вонючей дыре. Все бросятся сюда, а мы… — Зажигалка показывает пальцем вверх, и Лука, задрав голову, упирается взглядом в вентиляционную решетку на потолке. В трех метрах над ними, — прыгнем и подтянемся. Прыгаем мы высоко, да, Лу? — Ты сумасшедшая, — шепчет Лука, пока Зажигалка открывает шкафчики и ящики, дергает за все грамоты на стенах подряд, пытаясь отыскать сейф. Переворачивает тумбочку, вываливая на пол блокноты, документы, книги по генной инженерии, ручки, бесчисленные резинки для волос, баллончики со спреями, мятные леденцы. — А Цирк? — Уж Карину он вырубит даже мизинчиком… — фыркает Зажигалка. — Я ему сотню раз говорила про вентиляционную систему, ему хватит ума найти нас там, это же Ци… Зажигалка запинается, потянув на себя очередной ящик, и вскидывает голову. Лука оборачивается в кресле медленно, заранее понимая, что его не ждет ничего хорошего. — Так-так, — произносит Карина, заходя в кабинет, но Лука взгляда оторвать не может от Цирка, который идет впереди нее и направляет на Зажигалку дуло пистолета. Цирк морщится и роняет тихо, наступив на одну из книг: — Идиотка… — и переводит убийственно осуждающий взгляд на Луку, будто спрашивая: «Ладно она, но ты?» — Не идиотка, — поправляет Карина мягко, поглаживая Цирка по плечу, и делает шаг вперед, будто закрывает Цирка собой, а не он — ее. Будто Цирк не в два раза сильнее Луки, в два раза сильнее Зажигалки и не держит в руках гребаный пистолет. «Ты ведь не учла огнестрел, да?» — думает Лука раздраженно. А Карина тянет: — Но я очень… очень разочарована тем, что ты действуешь так импульсивно, Зажигалка. Я расписала коллегам из Китая, какой ты опытный стратег. Но то, что ты показываешь сейчас… — Карина оглядывает бардак и сухо комментирует: — Жалко. На что ты надеялась?.. Нет, серьезно. На что? «Ни на что, — хочется ляпнуть Луке. — Это же Зажигалка. Она просто выжигает землю за собой дотла. И все». — Цирк, — зовет Зажигалка тихо, облизывая пересохшие губы. Смотрит на него с надеждой в больших карих глазах, и Лука, едва сдерживая разочарованный стон, вцепляясь пальцами в подлокотники кресла, наконец догадывается, что это и был ее план: поставить Цирка в безвыходное положение. Дать ему предельно простой выбор — «с нами прямо сейчас или против нас». — Мы сможем. Правда. — Зажигалка косится на Карину и добавляет жестко: — Давай, ты же знаешь, что с тобой… мы можем без стратегий. Нам не нужны планы. Мы не люди. — Сколько драматизма. — Карина кривит губы в усмешке и командует: — Давай, Егор, научи друзей манерам. Цирк снимает пистолет с предохранителя. Ни один мускул на его красивом лице не дергается. Лука думает с благоговейным трепетом, что, пожалуй, именно так и должен выглядеть идеальный солдат. Холодный, решительный, не знающий заминок после приказа. — Цирк, — произносит Зажигалка и просит вкрадчиво: — не надо. Лука смотрит ему в глаза. Светлые — наверное, как та звездная пыль, в которую вернутся адаптанты, когда их не станет. — Правильный выбор. — Карина улыбается. — Выруби обоих, но без огнестрела, пожалуйста. Они нам нужны живыми. Цирк поднимает пистолет. — Ты сказал, — тянет он медленно, обращаясь к Луке, и сердце того пропускает удар, — нитка, скрученная втрое? Карина оборачивается. Дуло пистолета упирается ей в лоб.