***
Это происходит в середине ноября в штабе на Васильевском острове. Может, случается все потому, что их бдительность слабнет в свете покровительства Марио, а последние несколько недель дарят им обманчивое, незаметно и исподволь прокравшееся в мысли со временем впечатление о собственной неуязвимости. Они с Сашей играют в шахматы в гостиной, подтащив кресла и низкий резной столик поближе к камину, необходимость которого особенно остро ощущается сейчас, в преддверии затяжной зимы. Король тактично не лезет с расспросами, хотя любопытство раздирает его на части. Просто он знает прекрасно, что не добьется напором от Саши ни признания вслух, ни нечаянного ответа за непроницаемой маской на его лице. Какая бы кошка между ними ни пробежала, но Саша и Атлас не разговаривают трое суток, даже взглядами не обмениваются, а на вылазки, как сговорившись, выходят по очереди. Хуже того — Саша с Атласом не ночует. Он третью ночь подряд играет с Королем в шахматы, а после, кивком отвечая на пожелание спокойной ночи, остается в гостиной, чтобы уснуть здесь же, в кресле — или на диване перед столом, на котором они обычно расстилают большую карту островов, отмечая на ней новые адреса системы С-42. Пожалуй, рукопашный бой с пришельцем, который давит тебя всей тушей к капоту и облизывается на твою башку и сладкие питательные мозги, произвел бы на Короля впечатление менее угнетающее и пугающее, чем эти двое, играющие в молчанку. Король делает очередной ход, понимая, что подставляется под фигуры Саши с отвратительной предсказуемостью, и украдкой косится на кольцо на его безымянном пальце, которое Саша в задумчивости покручивает согнутым мизинцем. Не снял. И Атлас свое — тоже. Выходит, все не так паршиво, как могло бы быть? «Плохо сосет?» — с ходу предположил Цирк, когда Король поделился с ним своими тревогами. «Что? — опешил Король, так и не спросив, кого именно он ставил под сомнение. Цирк обезоруживающе улыбнулся, намекая, что с него все взятки гладки. — Ты серьезно думаешь, что они посрались из-за орального секса?» «Да откуда я знаю! — Цирк развел руками и обиженно пробубнил: — Не заводи мою фантазию, не хочу представлять Атласа голым». Саша делает свой ход. Король видит, насколько близок к шаху и мату. Это уже седьмая партия, и им давно пора закругляться, но судя по тому, что Саша ни разу не кидает взгляда в сторону больших напольных часов, оставшихся на ходу еще с докатастрофных времен, он вновь собирается провести ночь в одиночестве. — Все… — прокашлявшись, наконец спрашивает Король, не удержав язык за зубами, — в порядке?.. Саша кидает на него короткий и очень острый взгляд. В его светло-зеленых глазах за мгновение четко получается считать раздражение, которое часто достается Атласу, но Саша тут же, будто опомнившись, скрывается за знакомой угрюмой маской. — Да. — Не хочешь поде… — Нет, — ответ звучит отрывисто, приглашая заткнуться. Саша взмахом ладони сбрасывает его короля с доски и объясняет сухо: — Все равно ты продул. Намек, казалось бы, кристально ясен. Королю пора валить и не лезть в чужое дело, но у него язык бы не повернулся назвать Сашу чужим — даже когда в том кипит, как сейчас, дерьмо, и он становится в некотором плане хуже Цирка. Цирк хотя бы никогда, демонстрируя все прелести своего характера, не скупится на эмоции. Куда проще справиться с летающими по комнате подушками и бешеной истерикой нарывающегося на кляп и наручники человека, которому приспичило потрахаться, но предложить это словами или милым заигрыванием для него слишком скучно. Чем пытаться строить конструктивный диалог с человеком, который сквозь годы пронес умение оставлять весь спектр своих чувств, а Король верит твердо, что их в Саше немало, себе одному. Но ведь с Атласом… он чем-то делится? «Или ты меряешь всех по себе, — думает Король с усталым смешком, — и любителю попиздеть перед сном?» На прошлой неделе Цирк оттянул пальцами его веки, решив, что Король дурит его и только прикидывается спящим. («Невежливо засыпать во время разговора!» — «Ты в курсе. Что сейчас. Пять. Ебаных. Утра?») Король открывает было рот, чтобы нарваться. На еще один недовольный взгляд или крупицу истины в скупом коротком ответе. Но едва он формулирует свой вопрос, в глубине дома, этой старой архитектурной развалины, сохранившей следы прекрасной молодости в изящной лепнине под потолками и широких лестницах под пыльными лоскутами некогда роскошных ковров, эхом грома раскатываются выстрелы и следом, леденя в жилах кровь, вопль оставленного на дозоре Хлопушки. Шахматные фигуры осыпаются на пол вслед за сброшенной коленом Короля доской. Они с Сашей одновременно оказываются на ногах. Саша вытаскивает пушку из кобуры, а Король бросается к столу, чтобы схватить сложенную карту и затолкать, подняв тонкую пластину брони под майкой, под экипировочный ремень. Сердце колотится быстрее, разгоняя по телу горячую кровь. Его оружие осталось там, в комнате, вместе с Цирком, и в мгновение эта мысль примиряет Короля с тем, что сам он безоружен. Он хватает кочергу с подставки у камина. Выстрелы раздаются ближе. Хлопушка орет, его крики сливаются с громким окликом подоспевшего Легаса, и залпы открытого с обеих сторон огня разрывают тишину дома, как шторм, опустившийся на мирную заводь. Король стремительно движется вслед за Сашей в коридор, крепче сжимая кочергу в руке. Они бегут, прижимаясь через каждые пять метров к стенам, на помощь Хлопушке и Легасу, но застывают одновременно, услышав выстрелы позади и оглушительный дребезг упавшей люстры. По лицу Саши пробегает тень, желваки гуляют под бледной кожей. Что-то невыразимо пугающее мелькает в его взгляде, и оттого новый глоток воздуха обжигает Королю горло не слабее крутого кипятка. Саша смотрит неотрывно в сторону их с Атласом спальни, откуда донеслись звуки пальбы, тотчас перетекшей, судя по ударам, в рукопашку, — и разворачивается, снимая пушку с предохранителя. Бросается назад не думая и не оглядываясь. Королю достаточно доли секунды, чтобы сделать в хаосе ночного вторжения выбор: он немногим поможет Хлопушке и Легасу в перестрелке, вооруженный одной лишь кочергой. — Прикрою! — доносится с той стороны далекий звонкий голос Чакки, добавляя уверенности решению, и Король срывается следом за Сашей. Успевает увидеть, ныряя в соседний коридор, как Саша пинком открывает дверь в спальню и со всей дури огревает рукоятью пистолета тень в маске, вцепившуюся Атласу в горло. Тень опадает на пол обезвреженным безликим бойцом, а Саша подхватывает Атласа до того, как тот, хрипя, опутанный распущенными волосами, безвольно рухнет на колени. Король больше не останавливается. Бежит вперед и вверх по лестнице, резко поворачивает направо под глухую тишину и барабанную дробь сердца под ноющими ребрами — и он видит, застывая посреди коридора, Цирка, босого, в разодранной и замаранной алым пижамной кофте и трусах. Облегчение остужающей, валом накатывающей волной смывает с Короля напряжение страха. Кочерга выпадает из руки. Ничто не имеет значения в эту секунду больше, чем увидеть его живым и невредимым. — Егор, — вырывается из горла мученическое. Цирк тяжело дышит. Лицом будто искупавшийся в крови, с кровью — чужой, человеческой, слишком светлой для крови адаптанта, — во взбитых надо лбом волосах. Его широко распахнутые голубые глаза сверкают на красном, будто у индейца из старых книжек, лице, как два ярких топаза. Цирк медленно слизывает брызги крови с губы и произносит удивленным, непривычно тонким голосом: — Ебать… Гер, я… Взгляд Цирка ошарашенно скользит по свалке тел в коридоре, посреди которой он стоит. Восемь. И все мертвы. Они приходили за ним и, судя по рваным круглым отверстиям в плечах и крепких, жилистых бедрах Цирка, которые затягиваются прямо у Короля на глазах, были осведомлены, что он способен вынести пули — и насколько он ценен, чтобы стрелять в него на поражение. Короля мутит, когда он видит то, чего раньше ему видеть не доводилось: тело Цирка запросто отторгает пулю, и та выпадает из отверстия в плече, со звоном ударяясь об пол. Король перебарывает оцепенение и бросается к нему, чтобы схватить и прижать его безвольно качнувшуюся голову к плечу, спрятав от взгляда Цирка всех, кого он убил. — Отлично сработано, — шепчет Король уверенно, подхватывая Цирка под бедрами, чтобы поднять его, трясущегося, как от озноба, на руки, и несет его прочь в тишине, опустившейся спустя один короткий выстрел вдалеке на весь дом. — Не смотри туда… Не смотри.***
— Нам нельзя здесь оставаться, — говорит глухо Саша, когда они собираются в полном составе в гостиной. Король старается не думать о телах, разбросанных по дому, как мешки с костями: восемь устраненных Цирком, один — Атласа, четверо — Хлопушки, Легаса и Чакки. — Я набрал Марио. Он подыщет нам временный штаб, где мы сможем укрыться. Собраться надо как можно скорее. По нажиму, с которым Саша говорит, и скорости поступающей от него информации Король догадывается: Саша делает все, чтобы отвлечь Атласа, в забвении застывшего у каминной полки и потирающего разодранную шею под спутанными волосами, и Цирка, сидящего у Короля на коленях и не поднимающего головы с его плеча. — Кто это был? — спрашивает Хлопушка тихо, размазывая пальцем по нижнему веку комочки запекшейся крови. В его коротких и пепельных, седых уже в двадцать три волосах Король видит застрявший ошметок чужой кожи. — С-42 раскрыли личность Короля? — Не думаю, — отзывается скрипучим голосом Атлас, и Король, морщась, буквально чувствует, как крепко его придушила та тень, что прокралась в его спальню, разбив пуленепробиваемое стекло. По сосредоточенному лицу вполоборота повернувшегося Атласа играют рыжие всполохи каминного пламени, его пальцы безостановочно набивают незнакомый мотив по каменной полке. — Они метили не в Короля и не в нас… Король знает заранее, что Атлас — не осторожный в выборе слов Саша. Он скажет прямо и без утайки. И все равно напрягается, услышав громкий обреченный выдох Цирка после заявления Атласа: — Не похоже на почерк С-42. И сегодня, я думаю, приходили за нашим сюрпризом. — Хватит! — огрызается Король, положив ладонь между острых лопаток Цирка, чувствуя всей ладонью его разогнавшийся пульс. — Мы будем говорить об этом не здесь, — твердо и одновременно с ним вмешивается Саша. Он смотрит по очереди на притихших, разбитых спонтанным подъемом из кроватей Чакки и Легаса, во впалые глаза мрачного Хлопушки. — Всем собираться. Только самое необходимое. Проверьте карты, оружие, снаряжение. Ничего не должно остаться. Никаких следов того, чем мы занимались… Лишнее — сжечь. Хлопушка, Чакки и Легас поднимаются из-за стола и уходят из гостиной. Король выжидает, когда Цирк подаст знак, что готов отпустить его наверх. Сам он ни за что не вернется туда, где оставил гору трупов. Цирк слишком давно никого не убивал. Не в таком количестве за один раз, пусть и обороняясь. И Король догадывается с содроганием, что за мысли бродят под светлыми, залитыми чужой кровью волосами: из кровати Цирка подняла та сторона, которая не поддается человеческой логике. Та часть его, которая действует на далеких от голоса разума инстинктах зверя, защищаясь, и говорит ему «бей» вместо «беги». Оставляет после себя пепелище, кромсает, ранит, убивает и, только обеспечив телу полную безопасность, ныряет обратно в глубины необъяснимого, сложного сознания Цирка. А последствия падают целиком. На его человеческое сердце. Король гладит Цирка по спине и сглатывает, пропуская боль Цирка через себя. Тихая, наползающая на грудь ярость душит его, обещая, что он не найдет спокойствия, пока не доберется до каждого, кто хочет присвоить Цирка себе. Как оружие. Как животное. Эти твари стреляли в него, чтобы сбить его скорость, дезориентировать болью — и все равно не вывезли восемь на одного. «Они заслужили свою смерть», — думает Король, касаясь губами мокрого липкого лба Цирка, и кидает мутный взгляд поверх его макушки. Саша подходит к Атласу, по-прежнему неподвижно стоящему у каминной полки, и кладет руки ему на плечи. — Это был мой дом, — еле различает Король сиплый шепот Атласа и видит, как опускаются его плечи, будто рядом с Сашей и от его прикосновения он позволяет себе побыть уязвимым. Потерянным и ищущим поддержки. — Знаю, — отвечает Саша ровно, стискивая пальцы поверх рукавов его безразмерной ночнушки в пол. — Знаю, Никит. Послушай. Твой дом будет везде, где… Король не слышит, что Саша договаривает, прижав губы к уху Атласа под непослушной черной прядью. Но Атлас вздрагивает еле уловимо, резко поворачивается к Саше лицом и, обхватив за шею, жадно целует, позволяя себе задержаться в его крепких руках. Король смущенно и хмуро отводит глаза. Что бы ни стало причиной, в их ссоре, очевидно, не было ровным счетом ничего, что сделало бы их чувства тише. Но сейчас Королю не до этого. — Я соберу наши вещи, — предупреждает он Цирка нехотя, и тот механически кивает, послушно сползает с его коленей на диванную подушку и скрещивает ноги по-турецки. — Эй… Король встает с дивана, поддевает пальцами его подбородок. Цирк вымучивает улыбку в ответ, будто бы говоря, что собирается повременить со своей болью. Не обнажать ее прямо здесь и сейчас. — Не бери с них пример, — советует Цирк насмешливым тоном и все же надломленным голосом, качнув головой в сторону Саши и Атласа. — У меня в жопе слипнется.***
Марио размещает их в бывшей гостинице близ центра Главного Острова, которую «Абеляр Индастриз» некогда выкупило для корпоративных нужд. Цирк выбирает им номер, отмывается в настоящем нормальном душе, а после ложится в кровать и слишком убедительно притворяется, что заснул. Обычно этот жест обозначает огромное, сверкающее неоновыми буквами «Не влезать», и хотя Королю очень хочется оказаться побитым за вторжение в его кокон, но быть там рядом с ним, над ним висит одно важное дело, которое отодвигает планы. «Я сам поговорю с Марио, ладно?» — сказал он Саше в вестибюле. Теперь Король идет в конец длинного гостиничного коридора, освещенного яркими, горящими без перебоев, как в их штабе на Васильевском, лампами. Становится у окна и смотрит сквозь холодное толстое стекло на темную воду Большого Финского залива. — Не ожидал тебя услышать, — говорит Марио в трубке после короткого приветствия. — Но раз ты на связи, передавай привет Цирку. Кажется, Саша никогда этого не делает… — Марио вздыхает и после короткой паузы произносит: — Мне жаль, но вечно держать в гостинице я вас не смогу. Придется найти новое укрытие, но пока… приходите в себя. Мои люди зачистят Васильевский. — Узнал что-то? — спрашивает Король тут же. — Это С-42? Я провалился? — Мои источники говорят, что с той стороны все тихо, никаких движений, — возражает Марио. Король слышит, как клацают клавиши под его быстрыми пальцами. Марио постоянно с головой в работе, всегда в активном процессе. Часы давно отбили четыре утра, но голос его бодр, а мысли несутся вперед, будто скоростной поезд из тех, что курсируют по Новой Москве. — Пропуск, который выдали тебе в лабораторию, до сих пор числится в базе… Мои ребята там немного поковырялись. В рабочей переписке тоже. Тебя не раскрыли. Все силы С-42 сейчас направлены на переговоры с Китаем, им нет дела до пешек в поставщиках. — Кто-то приходил за Цирком, — произносит Король убежденно, и его сердце сжимается, потому что клавиши больше не клацают под пальцами Марио, а тот отвечает без заминки: — Кто-то приходил за стариной Цирком. — Кто? — Король стискивает телефон в руке. — Ты можешь дать мне наводку? — Пока что нет. Работаю над этим. — Марио снова принимается остервенело печатать. — Но есть мыслишки. — Ну? — поторапливает Король. — Бойцы были обученные, снаряга не импортная, местами — от службы зачистки, местами — самодельная. Это что-то очень стихийное… Топорные методы. С-42 так не действуют. У них адаптанты на потоке — и им нужны марионетки, а не те, кого сложно предложить Китаю. Им Цирк не нужен. Но… Марио запинается. — Карина мертва, — напоминает Король, понизив голос, то, что до сих пор не решился озвучить Цирку. Марио поставил его в известность, когда тело Карины обнаружили в Московском море, целую вечность назад, но Король так и не выбрал подходящий момент, чтобы заговорить с Цирком о его матери. Он столькое оставил на потом. — Карина мертва, — соглашается Марио. — И все же… Это что-то очень личное.