***
Большую часть дня они провели в тренировках, пока служанки готовили кёбан к приему гостей и приводили в прядок вечерние наряды кисэн. За несколько часов до их приезда изнуренный Чимин вместе с остальными отправился в баню смыть усталость и зарядиться энергией для предстоящего мероприятия. Построенная в комнате отдельного домика, она была аккуратной и чистой. У Чимина, как первого кисэна «Поднебесного сада», имелась отдельная купальня. Находящаяся в ней овальная ванна цвета слоновой кости была заполнена почти до самых краев, а на ее поверхности густо плавали бледно-розовые лепестки роз. Быстро раздевшись, он с блаженным стоном погружается в приятно обжигающую кожу воду, в которой предварительно развели ароматическое масло, и прислоняет голову на край ванны, поверх сложенного в два слоя полотенца. Душистые запахи проникают в нос, скованные напряжением мышцы постепенно расслабляются. «Спа». Чимин перекатывает во рту забавное слово, вспоминая, как госпожа Ли рассказывала, что название этого способа купания идет с глубокой древности. Кажется, она упоминала латынь. Чимин бродит в извилистых закоулках разума, пытаясь отыскать заинтриговавшую его фразу и, спустя некоторое время, находит. «Sanitas pro aqua» — здоровье через воду. Ему нравится звучание незнакомого языка. Сам Чимин в совершенстве владеет китайским и японским, но между ними нет ничего общего. Совершенно иная подача, но такое дивное сочетание слогов. Чимин уходит под воду с головой, задерживая дыхание. Морская соль, не растворившись до конца, скрипит под ногами и приятно покалывает пятки. Так хорошо. Это словно переместиться в другую реальность, обрести желанное убежище на тот срок, пока в легких не закончится воздух. Ему нравится это чувство, нравится, что можно хотя бы на краткий миг стать невидимкой для внешнего мира. Вода кутает его тело в теплую вуаль, оставляя беззащитными лишь коленки, которые выцеловывает вечерняя прохлада. Но он терпеливо лежит, наслаждаясь тишиной и покоем. Когда грудь начинает сдавливать, а запас кислорода на исходе, Чимин выныривает. Лепестки роз, плавающие на прозрачной поверхности, мелькая, создают тень. Зажженный фонарь отбрасывает причудливые блики. Ему хочется поставить мир на паузу, остановить бег времени, который безжалостно отчитывает минуты, секунды, часы. Его пугает зыбкая неопределенность грядущей ночи, щедрой на неожиданные сюрпризы. Впервые в жизни он не знает, чего ожидать от очередных увеселений в кёбане. Для Чимина, привыкшего держать все под контролем, это сродни пытке. Но выбора нет, поэтому он заставляет себя вылезти из ванны и, накинув халат, покидает уютные чертоги купальни.***
На боках вязаного *босона, простеганного через каждый сантиметр, изящно вышиты три орхидеи. Внутренние части их лепестков, состоящие из плотных стежков, выполненных ярко-лиловыми нитками, тоже смотрятся аккуратно и красиво. Искусно выведенные круглыми узелками пестики вызывают ощущение свежести, словно к ним прилипла роса. На озорном носике босона висит красная остроконечная конусообразная шляпа-капюшон. Когда кисэн, надев босон на ногу, подталкивая подол юбки носком, входит в комнату, сначала показывается не лицо, не руки, а эта шляпка. Каждый раз, когда кисэны отрывают ноги от пола, шляпки приподнимаются, словно приветствуют гостей, и по их губам растекается улыбка. Ценность этих босон, которые, согласно поверью, способны разрядить напряженную атмосферу, настолько велика, что их старались не носить часто, приберегая для особых случаев. И это хорошо, думает Чимин, потому что назвать удобным данный элемент гардероба язык не повернется. Если бы не большое мероприятие, то ни у кого из кисэн не возникло даже мысли надеть их. Но госпожа Ли специально подчеркнула, что сегодня они должны быть при полном вооружении. Поэтому Чимин, ранее перерывший недра инкрустированного шкафа в поисках своей пары, с раздражением натягивает босоны на ноги, по завершении окидывая придирчивым взглядом. Когда он принимается за одежду, на него снова наваливается тоска, словно вздымающаяся волна в штормовом море. Сначала она грозно поднимается, а потом неудержимо обрушивается с такой огромной силой, что даже руками невозможно шевельнуть. Это совершенно незнакомое и страшное чувство, вызывающее легкую дезориентацию. Чимин делает несколько глубоких вдохов и медленных выдохов, чтобы успокоиться, после чего хватает накрахмаленные и отглаженные *пачжи, осторожно продевая ноги в широкие штанины, а поверх них надевает праздничную нижнюю юбку, которая имела три подпушки изо льна, окрашенные в малиновые цвета. Стоя перед зеркалом и оглядывая себя со всех сторон, Чимин туго обвязывает грудь тесьмой, висевшей на конце юбки. Несмотря на то, что стоявшая за дверью служанка все время напоминает, что надо торопиться, он не спешит. Взяв кончиками пальцев ханбок, висевший на вешалке, Чимин останавливается перед парадным платьем, которое называют «даный» и надевают лишь в торжественных случаях. Благодаря пхунчха-пачжи чхима будет вздуваться, а чогори, подчеркивающая плечи парадного платья, с вышитым фениксом на груди, станет к ней идеальным дополнением. Даный насыщенного бордового цвета, как выдержанное временем вино, на нем золотыми нитками вышит иероглиф «бок Ж», означающий «счастье». Когда определишься с чогори, то выбрать *чхиму уже не представляет особого труда. Чимин подходит к платяному шкафу и без колебаний вытаскивает длинную темно-синюю чхиму, полностью закрывавшую стопы ног. На подоле, сверкая золотистой чешуей, переливается дракон. Только что взлетевший из моря, он тяжело дышит, паря над облаками. Чимин любуется рисунком, гадая, придется ли ему сегодня драться, словно этот изрыгающий пламя благородный змей, а потом со вздохом забирается в шелковистую ткань. Осталось подобрать подходящие украшения для парика. Открыв крышку резной шкатулки с драгоценностями, он внимательно исследует ее содержимое, пока не отдает предпочтение парным шпилькам из серебра и нефрита с навершием в форме ажурного веера. По навершиям, извиваясь, ползет гравировка в виде сплетенных иероглифов, означающих его имя, и стилизованное изображение орхидеи. Завершив облачение, юноша аккуратно, чтобы не испортить прическу, водружает на голову парик, который крепит с помощью бесчисленного количества мелких незаметных заколок, и втыкает шпильки. Искусственные волосы, сооруженные в сложную конструкцию, немного давят, оттягивая шею, но эта та цена, которую должны платить кисэны «Поднебесного сада». Чимин делает несколько кивков и круговых оборотов, проверяя крепление. Парик остается на месте, словно являясь естественным продолжением его головы. Бросив последний взгляд на свое отражение и оставшись полностью довольным представшей глазам картиной, он осторожно выходит из комнаты с таким решительным выражением, как у генерала, отправляющегося на войну. В каком-то смысле так оно и было.