Прекрасный цветок "Поднебесного сада": Орхидея

— Ты хочешь уехать в *Чонджу сейчас? Когда отец находится при смерти? Юнги вскидывает голову, недоуменно уставившись на Джихуна, явившегося с этим странным обвинением в его покои, где он приводил себя в порядок после очередной изнурительной тренировки. — Знаешь, это жестоко даже для такого, как ты. Ванседжа династии Мин хмурит брови и поджимает губы, всем своим видом выражая неодобрение. Не в пример Юнги, более жилистый и крепко слаженный, но обладающий врожденным изяществом, унаследованным по материнской линии, он умеет произвести выгодное впечатление, используя природный ум и полученный в ходе дворцовой жизни лоск. Несмотря на несколько грубые черты лица, Джихун всегда отличался ласковостью и какой-то девичьей манерностью, тогда как Юнги, вопреки слащавой внешности, был суров и скупился на улыбки, считаясь, что они непременно должны исходить от сердца, а не быть продиктованными нормами приличия. Юнги коротко вздыхает, промокая полотенцем влажные волосы, и смотрит прямо, скрывая усталость за пренебрежительностью. — Во-первых, мой добродетельный братец, не лишним было бы поздороваться. Где твои манеры? Во-вторых, Санхи утверждает, что состояние вана стабилизировалось, посему нет никакой надобности пытаться похоронить его раньше времени, пусть и на словах. Старик слишком упрям, чтобы отправиться к праотцам до того, как убедиться, что все идет согласно его замыслам. Ответ он сопровождает наигранно любезной улыбкой, зная, что это еще сильнее раззадорит Джихуна. И точно — брат реагирует именно так, как Юнги ожидал: довольно неаристократически ругнувшись сквозь сжатые в негодовании зубы. — Так что в ближайшее время жизни вана ничто не угрожает. В-третьих, с юга уже давно приходят тревожные вести о нападениях с берегов Японии. Пираты были замечены у границ *Чхунчхона. Если мы в ближайшее время не урегулируем ситуацию, наше влияние будет подорвано. Не мне объяснять тебе насколько важно поддерживать безопасность в отдаленных провинциях. Потеряем юг, следующий на очереди — север. А *чжурчжэни только и ждут удобного момента. Мы не имеем право давать слабину. Джихун раздраженно вскидывает руку, отбрасывая волосы со лба. — Кичишься своей политической подкованностью? — Твой главный недостаток состоит в том, что ты свято убежден в моем стремлении конкурировать с тобой. Я давно перерос детские склоки, — Юнги откладывает полотенце в сторону и размашистым шагом направляется к массивному шкафу, принимаясь исследовать его недра в поисках подходящей одежды, — также не имею склонности к плетению интриг. Ты ищешь подвох не в том месте. Я бы посоветовал тебе пристальнее присмотреться к своему ближайшему окружению. У меня нет претензий на императорский трон в отличие от высокородных зубоскалов и лизоблюдов, которые вечно вертятся вокруг тебя. Он с отвращением вспоминает восковые лица придворных янбанов и мелькавшие на них отблески потаенных страхов, надежд и сомнений, связанных с внезапной болезнью вана. — Я нисколько не сомневаюсь в твоей преданности, брат, — Джихун делает глубокий вдох, заметно успокаиваясь, хотя чуткий слух Юнги все еще улавливает скрытые нотки обиды, — и согласен с тем, что положение на юге требует нашего скорейшего вмешательства. Но ты мог бы поставить меня в известность, прежде чем приступать к каким бы то ни было действиям. Хотя я наверно слишком много от тебя требую… Когда ты планируешь отбыть? — В конце недели, — коротко отзывается Юнги, пропуская мимо ушей озвученную претензию. Извиняться он не намерен: было бы за что — Джихун еще не взошел на престол, но порой демонстрирует воистину императорские замашки, что не может не злить. — Я уже переговорил с отцом и отдал все необходимые распоряжения. Осталось уладить лишь мелкие детали. Наконец, изрядно повозившись, Юнги останавливает выбор на перламутрово-черном ханбоке с вышитом на груди золотыми нитками тигром и дымчато-сером *турумаги. Взгляд цепляется за струящуюся в руках ткань, и он неосознанно проводит пальцами по гладкому шелку, с улыбкой отмечая, что его цвет напоминает грозовую смурость чиминовых глаз. Это маленькое открытие зыбкой нежностью проносится по нервным окончаниям, оплетая тело подобно виноградным лозам, на которых дозревают плоды крепнущей привязанности. Интересно, как проходит его день? Тоже в хлопотах, как у Юнги? Или он прогуливается во дворе, блуждая среди высоких стеблей бамбука, и напевает под нос отрывок из какого-нибудь древнего эпоса? А может… — Сколько человек планируешь взять с собой? Твердый голос Джихуна вспарывает кокон задумчивости, сплетенный мыслями о юноше и давящей на сердце тоской. Встрепенувшись, Юнги начинает одеваться, бросая через плечо: — Не больше, чем того требуют банальные соображения безопасности. Необходимо проверить состояние флота в *Чолладо и соседней провинции. Заодно посмотрю, как идут дела в *Кёнсане, раз уж мне предстоит в скором времени породниться с семьей *кванчхальсы. Напоминание о близящейся свадьбе тяжелым комом оседает в желудке. Юнги, вполне ожидаемо, киснет, чувствуя расползающуюся во рту горечь, и спешит перевести тему, пока настроение окончательно не испортилось. — Есть вести из *Пхёнана и *Хамгёндо? — Недавно получили послание о завершении строительства боевых укреплений в верховьях *Амноккана и начале работ вдоль правого берега *Тумангана, — Джихун приходит в движение, по всей видимости, устав подпирать спиной стену, и, пройдя в глубь комнаты, усаживается на расположенную в углу софу. — Наместник просит выделить средства на необходимые материалы. Я уже распорядился об отправке искомой суммы. — Это хорошо. По окончании можно будет подумать о размещении дополнительных крепостей в средней и южной частях. Больше всего меня беспокоит безопасность трех портов *Самп-хо. Обвязав талию широким атласным поясом насыщенного черничного оттенка, Юнги поворачивается, встречая встревоженный взгляд брата. — Военная компания обойдется нам… — Знаю, — грубо отрезает он, скрещивая руки на груди, — но другого выхода нет. В этом и состоит цель моей поездки: убедить собрать мощный флот и дать отпор неприятелю. Сотня кораблей, не меньше. Глаза Джихуна округляются до комичных размеров, грозя вылезти из орбит. — Сто кор… Ты в своем уме? — Это провокация, Хун. Они ждут от нас действий, а значит уверены в исходе в свою пользу. Поэтому нам нужно как следует подготовиться, -подойдя к зеркалу, Юнги ловит в отражении лицо брата, и берется за гребень с вырезанным по основанию драконом. — *Цусима не тот сосед, которого можно оставить без должного внимания. — Любопытно посмотреть, как ты будешь изворачиваться, убеждая *монмингванов. — Ты сомневаешься в моих ораторских способностях? Спорим, что я выторгую сверху еще пятьдесят кораблей? Юнги являет выражение такого неприкрытого самодовольства, что Джихун лишь иронично хмыкает, качая головой. — Жаль, я не смогу составить тебе компанию. — Брось, ты нужен в столице. К тому же рисковать ванседжой — верх глупости. Да и молодая супруга требует внимания. Джихун деланно кривится и возводит глаза к потолку. — Всевышний! Эта женщина сведет меня с ума, — горестно вздохнув, он переводит взгляд на брата, вновь сползая бровями на переносицу. — Теперь я понимаю, почему вы с ней так сдружились. — Из-за ее красоты? — усмехается Юнги, оживляя в памяти пытливые черные глаза и лукавую полуулыбку невестки. Джихун прав: они на удивление быстро нашли общий язык, поладив практически с первого дня знакомства. А страсть Сыльги к подшучиванию над мужем вносит приятное разнообразие в королевские будни. В такие моменты брат сбрасывает привычную чопорность и напыщенность, присущие наследному принцу, и становится таким, каким Юнги помнит его в детстве, когда новые привычки еще не вытеснили старые. — А ты не завидуй. У самого вон разведка, невеста и очаровательная наложница. — Прошу прощения? — Юнги мгновенно сбрасывает веселость, настороженно косясь на Джихуна. — Как ты узнал? Отец не мог… — Конечно, же нет, — он победно ухмыляется, разваливаясь на разноцветных подушках, и буквально искрит ликованием, — будто ты отца нашего не знаешь: из него раскаленными щипцами слова лишнего не вытянешь. Просто понаблюдав за тобой некоторое время, я сделал единственный возможный вывод, и мое предположение оказалось верным. Теперь ты, наконец, признаешь, что твое нежелание вступать в брак было продиктовано не личными убеждениями? — Даже не надейся, — сухо чеканит Юнги, стягивая волосы в высокий пучок на затылке. — Не думал, что ты станешь побираться по кёбанам. Что, императорский гарем резко потерял привлекательность? — Джихун совершенно не смущается отсутствию интереса к своей персоне, продолжая разглагольствовать с самим собой. — Неужели эта шлюха настолько хороша, что ты готов поставить под угрозу репутацию тэгуна и… — Не смей, — голос Юнги звучит на удивление ровно, зато направленный на брата взгляд горит жгучей яростью. — Если я еще раз услышу это слово, мой кулак познакомится с твоим носом. Будущий ван вопросительно вскидывает брови, изумленный его реакцией, и поднимается на ноги, оправляя полы пурпурно-алого ханбока. — Вот сейчас ты заставляешь меня волноваться. Такое поведение абсолютно неприемлемо. Боюсь, я буду вынужден… — Заткнись, Хун! — Юнги идет в наступление, и опешивший Джихун под его напором отступает на несколько шагов назад. — Я дал отцу обещание и не намерен его нарушать. Это единственное, что тебе следует знать. А в остальном прошу избавить меня от неуместной опеки. Запомни: то, что ты первенец не делает тебя умнее. Они замирают друг напротив друга, шумно дыша и сверкая глазами. Криво улыбнувшись, Юнги наклоняется ближе и ядовито тянет: — И еще кое-что… Это не она, а он. Джихун, пораженно охнув, замолкает, лишь пристально смотрит вперед, пытаясь определить, не шутит ли Юнги. Но напряженная складка между бровями и сурово сомкнутая линия челюсти дают понять, что тэгун серьезен как никогда. — Как же…? — Личная жизнь не даром именуется личной. Я надеюсь, впредь ты будешь лучше контролировать свое любопытство и не станешь досаждать мне ненужными советами. Сместившись немного, Юнги раздвигает деревянные панели и отходит в сторону, освобождая путь. — Думаю тебе пора. Встретимся за обедом. Джихун некоторое время мнется на пороге, порываясь что-то сказать, но напряжение и неприкрытая злость во взгляде младшего брата охлаждаю его энтузиазм. Теряя терпение, Юнги выразительно кивает на выход и приподнимает брови, как будто вопрошая: «Ну же, шевелись, чего встал?». Джихун выпрямляется, чувствуя, как обида комом застревает в горле — ни проглотить, ни выплюнуть злыми словами. Будучи мальчишкой, он восхищался Юнги, несмотря на то, что был на год старше, и всегда стремился ему соответствовать, мечтал, что однажды станет равным ему или даже лучше. И вот Джихун вырос, они действительно во много сравняли свои умения, но превзойти Юнги так и не удалось. Брат по-прежнему своевольничает и ни в какую не желает прислушиваться к его мнению. Так ни на что не решившись, он покидает покои, слыша, как двери со свистящим стуком вновь съезжаются за спиной.