Прекрасный цветок "Поднебесного сада": Орхидея

Нежные соцветия аметистовых и лилово-розовых флоксов, собранные в гроздья на длинных тонких ножках, источают дивный, напоминающий сливовое вино аромат — такой же сладкий и пьянящий. Дующий с побережья ветер слегка покачивает их, создавая иллюзию ряби на водной глади. Чимин осторожно орудует маленькой лопаткой, вскапывая влажную землю на клумбе, стараясь не повредить корни. Он с наслаждением запускает руку в рыхлую почву, пальцами разбивает крупные комья, пряча лицо за широкими полями соломенной шляпы. Мысли крутятся вокруг недавнего разговора с Тэхёном, вновь и вновь возвращаясь к воспоминаниям, связанным с тэгуном, и Чимин отгоняет их от себя, как надоевшую мошкару. Разделять разум и сердце гораздо сложнее, чем он думал, — все равно что пытаться заставить бурную реку течь в обратном направлении. Но Чимин старается, даже несмотря на то, что его попытки пока остаются безуспешными. C момента последней встречи с тэгуном проходит чуть больше недели. Все это время Чимин только и делает, что ест, спит и развлекает посетителей, как и прежде пользуясь привилегией неприкосновенности, но уже на вполне законных основаниях. Тэхён приходит к нему каждую ночь, делится своим теплом, помогая превозмочь бессонницу. Они больше не возвращаются к тому разговору, лишь порой погружаются в глубокомысленное молчание, глядя друг на друга грустными глазами. Чимин благодарен ему за понимание, ненавязчивую поддержку, в которую тот его кутает, словно в теплый лоскутный плед. С Тэхёном спокойно и уютно, он пахнет домом и пропитанной росой луговой травой. И это так не похоже на то, что он чувствует, находясь рядом с Мин Юнги. Руки Тэхёна дарят нежность и заботу, прикосновения же тэгуна впрыскивают под кожу яд, заражают горячкой, и Чимин корчится в муках всякий раз, стоит тонким пальцам дотронуться до оголенного участка. Инстинктивно он переводит взгляд на открытые запястья, изучая заметно побледневшие следы. Метки на коже, оставленные клиентом, — знак скверны для кисэн, позорное напоминание о бесправном положении, в котором они находятся. Однако Чимин не стеснялся их, наоборот, испытывал нечто сродни гордости, а теперь, когда они поблекли и готовы к тому, чтобы полностью исчезнуть с его тела, к ней примешивается еще и разочарование. Вот бы тэгун вернулся и сделал с ним это еще раз… Память услужливо подкидывает несколько ярких образов, заставляющих щеки пойти красными пятнами. Чимин стискивает деревянный черенок так крепко, что это действие отзывается в мозгу тупой, но отрезвляющей вспышкой боли. Это хорошо, ему нельзя думать о Мин Юнги, нельзя позволять себе им увлекаться. Ведь если то, что он услышал на днях правда… Юноша буквально вгрызается лопаткой в землю, сбито бормоча под нос обрывочные фразы. Сокджин предупреждал, показал своим примером, как опасно вверять сердце в чужие руки, но Чимин вновь переоценил себя, хоть и обещал Тэхёну сохранять трезвый рассудок. Но разве с тэгуном это возможно? Когда каждый взгляд — маленький шаг навстречу безумию. Энергичный стук сабо по мощенной камнем дорожке заставляет вздрогнуть. Чимин опасливо оборачивается, чувствуя, как сердце пропускает удар, но не может найти объяснение неожиданно навалившемуся волнению. — Госпожа Ли велела тебе срочно явиться к ней, — запыхавшись, докладывает Бэкхён, стирая ладонью проступившую на лбу испарину. Он забавно хлопает глазами, жадно ловя ртом воздух, и выглядит так, словно бежал из соседней провинции. — Что-то случилось? Чимин поднимается с колен и ведет плечами, разминая мышцы. — Не знаю, но она настроена серьезно. Поэтому лучше поторопись. Бэкхён поджимает губы и вскоре исчезает из вида, затерявшись среди высоких стеблей бамбука. Чимин не заставляет себя долго ждать: устремляется следом, стремительным шагом пересекая задний двор, и подходит к расположенному на улице умывальнику. Быстро сполоснув руки и лицо, он снимает шляпу, бесцеремонно пихнув ее в руки мнущемуся рядом Бэкхёну, и, пригладив волосы, направляется в главное здание. Госпожа приветливо улыбается ему, царственно восседая среди вороха разноцветных подушек, и смотрит оценивающе, будто видит впервые. Мазнув взглядом в сторону, он замечает низкого и круглого, как рисовый пирожок, мужчину, увлечённо потягивающего чай. Чимин некоторое время наблюдает за тем, как пухлые руки, мягко обхватив белоснежные бока фарфоровой чашки, медленно подносят ее ко рту и делают маленький острожный глоток, смешно при этом причмокивая. Синий чонбок из орнаментированного шелка указывает на высокое положение своего обладателя: скорее всего, монмингван из столичного бюро. Но что забыл представитель государственного ведомства в кёбане да еще в такое ранее время? Чимина охватывает все большее беспокойство. Он давно уяснил, что подобные визиты ничего хорошим для кисэн не заканчиваются, и крепко стискивает руки, стремясь унять нервную дрожь. Сосредоточенное лицо хозяйки лишь усиливает опасения, так как по его выражению невозможно понять, в каком настроении она пребывает и что ему следует ожидать от этой встречи. Чимин чувствует небывалое давление, словно из комнаты выкачали весь воздух. Оно нарастает, оплетая грудь липкими путами страха, стоит ему перевести взгляд вправо. — Здравствуй, Чимин. Мин Юнги приподнимает голову и тепло улыбается, но, встретив вместо ответной улыбки полный растерянности и неприкрытого ужаса взгляд, сдвигает брови, заметно напрягаясь. — Чимин… Твердый голос хозяйки приводит в чувство. Юноша запоздало кланяется, бормоча слова приветствия, после чего, прикрыв за собой деревянную панель, скованно проходит внутрь, становясь в противоположный от тэгуна угол комнаты. Чимин ловит тихий, похожий на змеиное шипение выдох, но продолжает смотреть прямо перед собой, боясь лишний раз пошевелиться. — Я всегда знала, что тебе уготовано большое будущее, мой мальчик, — госпожа Ли довольно щурит глаза и загадочно улыбается, игнорируя восковое лицо Чимина, с которого схлынули все краски, оставив лишь болезненную бледность рисовой бумаги. — Хоть мне невыразимо жаль расставаться с тобой, ведь ты прославил этот кёбан, однако… — Расставаться? — хрипло переспрашивает Чимин в надежде, что ослышался или не так понял хозяйку. — Да, цветок. Его высочество тэгун выразил намерение выкупить твой контракт. — Прошу прощения? Он делает глубокий вдох, чувствуя, как былые страхи жухлой листвой опадают к ногам, а на их месте распускаются новые. Покупка кисэн не являлась чем-то из ряда вон, хоть такие сделки и случались крайне редко, так как подобного рода игрушки мог позволить себе далеко не каждый знатный господин. И это определенно не делалось вот так — за спиной кисэн. Ведь обзавестись богатым наделенным властью мужчиной мечтали все обитатели кёбанов, а для этого требовалось приложить немало усилий, и все равно не было никаких гарантий, что он соблазниться этой мыслью. Словно не услышав вопроса, госпожа Ли достает тонкий свиток — символ обязательств Чимина перед квонбоном кисэн и «Поднебесным садом». Все еще оглушенный новостью, он наблюдает за тем, как тонкие пальцы порхают по рисовой бумаге, с ужасом понимая, что в руках хозяйки сейчас находит его судьба: весь дальнейший жизненный путь, все стремления и желания, то немногое, что у него есть, и сам Чимин определяются аккуратными мазками черной туши. Очередной плевок, еще одно доказательство, что он и в малейшей степени не властен над своей жизнью. — Сумма вам известна. Госпожа Ли протягивает свиток монвингвану, о присутствии которого Чимин успевает забыть. Внезапно накатывает парализующая беспомощность, к которой примешивается тошнотворный привкус обиды. — Я имел смелость думать, что вы видите во мне нечто большее, чем просто вещь, которой можно обладать, — отойдя от шока, медленно произносит он, наконец, встречаясь взглядом с тэгуном. Чимин много раз представлял, какой будет их следующая встреча, что сделает и скажет, но даже помыслить не мог, что это произойдет вот так. И пока он судорожно соображает, ища оправдание поступку Юнги, тот смотрит на него все с тем же странным выражением и молчит. Чимин не торопит его с ответом, хотя с каждой секундой чувствует себя все более и более неуютно. Навалившаяся на них тишина пропитана напряжением — предвестником бури. — Так и есть. Юнги старается сохранять беспристрастный вид, но стиснутая линия челюсти и играющие под светлой кожей желваки выдают его волнение. — Тогда почему я узнаю о том, что меня выкупают лишь сейчас? Почему вы не обсудили это со мной? С каждым брошенным словом Чимин распаляется все больше. Он не намерен разыгрывать роль агнца, которого безропотно ведут на заклание. Растерянность схлынула, оставив его наедине с медленно зреющими семенами праведного гнева, и теперь он готов защищаться — со всей отчаянностью и безрассудством. Даже страх перед ходжанами потерял над ним власть. — А вам известно, что контракт можно выкупить лишь с согласия кисэн? — запальчиво продолжает Чимин, зло вглядываясь в посеревшее лицо тэгуна, а затем поворачивается к хозяйке. — Вы не имеете права продавать меня, если я против. Госпожа Ли предупреждающе вскидывает руку, намекая, что пора бы остановиться, но это выше его сил. Он продолжает бросать упреки, захлебывается словами, которые давят на грудь, застревая в горле. — Почему вы снова делаете это со мной? Я ведь человек, а не кусок бездушной деревяшки! У меня тоже есть чувства! Монмингван, неловко кряхтя, изумленно хлопает глазами, так и замерев с поднесенной к приоткрытому рту чашкой. В его взгляде читается неодобрение, и Чимин запоздало понимает, что перегибает палку, но мечущаяся внутри злость застилает глаза, требуя выхода. То, как он себя ведет, — вопиющее нарушение этикета, открыто выраженное неповиновение и огромный позор. Не только для хозяйки, но, прежде всего, для тэгуна. Чимину не следовало повышать голос и сыпать угрозами — во всяком случае, так эмоционально и на виду у всех. Юнги поднимается на ноги, стремительно, будто готовясь к броску. На мгновение Чимин грешным делом думает, что мужчина его сейчас ударит, даже прикрывает веки, готовясь получить звонкую пощечину за нанесенное оскорбление. Однако тэгун не предпринимает попытки приблизиться, наоборот, увеличивает расстояние и, тихо ругнувшись, отходит к окну. Чимин скользит взглядом по опущенным плечам, отмечает нервное подергивание пальцев и давит порыв оказаться рядом, обвивая руками тонкую талию. Юнги сам виноват в том, что происходит. Если бы он пришел к нему один, если бы рассказал о своем желании прежде, чем обращаться к госпоже Ли… Но он не пришел и не спросил, а просто поставил перед фактом, словно тем самым хотел отрезать возможные пути отступления. Сам того не понимая, он лишил Чимина единственного проявления свободной воли: права решать, кому вверять свое тело. — Стало быть, не хочешь быть моим? Вопрос прозвучал так тихо, что Чимин едва расслышал, о чем его спрашивают. — Боюсь, вы неверно меня истолковали, — он до боли прикусывает губу: горечь в голосе Юнги такая искренняя, что в глазах предательски начинает щипать. — Я не хочу принадлежать человеку, который относится ко мне как к разменной монете. Госпожа Ли в ярости ударяет рукой по столу. Чимину еще не доводилось видеть ее в подобном состоянии, и он должен признать, что выглядит она откровенно устрашающе. — Ты забываешься, мальчик. Видимо настала пора напомнить о том, какое положение ты занимаешь, — хозяйка угрожающе приподнимается, не сводя с него горящих гневом глаз. — Я слишком тебя разбаловала. Но вместо того, чтобы… — Госпожа Ли, будьте любезны оставить нас ненадолго, — Юнги бесцеремонно прерывает нравоучительную тираду, даже не удосужившись повернуться, продолжая всматриваться в невидимую точку за окном. — Ваше высоч… — Такая чудесная погода. Вы с господином Чхве могли бы прогуляться по саду, а мы тем временем спокойно все обсудим. С тяжелым сердцем Чимин наблюдает за тем, как хозяйка, поджав губы, царственно покидает кабинет в сопровождении монингвана, не забыв напоследок смерить юношу уничижительным взглядом. Когда деревянная панель с глухим стуком вновь съезжается за спиной, Чимин нервно сглатывает, чувствуя покалывание в кончиках пальцев, которые все это время неосознанно сжимал. Юнги поворачивается к нему лицом, шумно выдыхая сквозь стиснутые зубы. — Прости меня. Я так торопился все уладить, что совершенно не учел твое мнение касательно этого вопроса. Возникли определенные обстоятельства, и я хотел все решить до того, как… Это было неправильно. Мне жаль, если я тебя обидел. Чимин пораженно замирает, распахивая глаза так широко, что на губах тэгуна сама собой расцветает теплая улыбка. Реальность дает трещину: высокородный господин, один из первых по знатности людей в стране просит прощения у кисэн. Немыслимо! Ни один уважающий себя янбан не извинится перед тем, кто ниже его по статусу, что уж говорить о пусть и не наследном, но принце? Юноша продолжает хлопать ресницами, все еще пытаясь уложить в голове произнесенные слова и вызванные ими чувства. Но его молчание трактуется иначе: взволнованное ожидание ответа на лице Юнги сменяется бесстрастной маской. — Ты мне не веришь? Чимину пугается, что окончательно все испортил. Он же видел, с каким трудом далось тэгуну сказанное, но вместо того, чтобы сделать ответный шаг к примирению, стоит, будто воды в рот набрав. В миг оказавшись рядом, он накрывает ладонью сжатую в кулак руку, оглаживая пальцами прохладную кожу на запястье. — Верю, — очень тихо и грустно, даже не шепот, а едва уловимый шелест листвы на заднем дворе кёбана. — Всей душой верю. Внезапно на память приходят жесткие ворсинки джута, юркими змейками скользящие по телу, наслаждение, которое они приносили, и благоговейный трепет, с каким до него дотрагивались, пуская сладкую волну мурашек, — ночь, когда Чимин был покорным, а Юнги до боли нежным и ласковым. — Если бы я все сделал правильно, что бы ты мне ответил? Словно прочитав его мысли, тэгун придвигается ближе, проникновенно заглядывая в глаза. — Зачем вам это? Такая обуза… — Замолчи. Ты не обуза, — серьезный тон и слегка нахмуренные брови, отчего сердце Чимина взволнованно трепещет. — И я тебя хочу. Черт, ты не представляешь, насколько сильно нужен мне. Хочу зацеловать каждый сантиметр твоего тела. Хочу, чтобы ты принадлежал лишь мне одному. Богом клянусь, я сотру в порошок любого, кто посмеет к тебе прикоснуться. Поверь, тебе будет хорошо со мной. Если ты согласишься, я сделаю все, чтобы ты не пожалел о своем решении. Чимин неосознанно прижимается к нему, тянется всем своим существом. Конечно, он и раньше знал, что тэгун испытывает к нему слабость. Но одно дело просто знать, и совсем другое — услышать полное страсти признание. Это… возбуждает: чувствовать себя настолько желанным. Юноша опускает взгляд ниже, останавливаясь на упрямо сжатой линии рта, дышит чаще, чем вызывает появление снисходительной усмешки. Чтобы отвлечься от непристойных мыслей, он цепляется за начало разговора, припоминая бродившие по городу слухи. — О каких обстоятельствах вы говорили? Они как-то связаны с вашей помолвкой? Чимин до последнего не верил, предпочитая пропускать мимо ушей едкие шепотки и сочувствующие взгляды от Тэхёна с Сокджином, но видя реакцию Юнги, которая могла бы даже позабавить, не будь он так расстроен, правда обрушивается на него всем своим тяжелым весом, заставляя плечи безвольно поникнуть под невидимой ношей. — Я хотел сам об этом сказать, но и тут сплоховал. — Все в порядке. Вы не обязаны передо мной отчитываться, — Чимин кривит губы в фальшивой улыбке. У него нет желания говорить о невесте тэгуна, но вопрос срывается с языка раньше, чем он успевает его перехватить. — Она… красивая? — Я ее еще не видел, но говорят, что очень. — О… Незримая рука сжимается на горле, из-за чего становится трудно дышать. «Не задавай вопросов, ответов на которые не хочешь слышать», — Сокджин так часто повторял эту фразу, но истинный ее смысл доходит до Чимина лишь в эту минуту. Ему не нужно ничего знать о бывших и нынешних пассиях тэгуна. У него нет никаких прав требовать от него верности или любви до гроба. Это обязанность кисэн, перешедшей в ранг постоянной наложницы. Поэтому Чимин не будет заходить дальше, он с лихвой удовлетворил свое любопытство и с огромным удовольствием стер бы из памяти этот досадный момент. — Возможно, со временем вы сможете ее полюбить. Не нужно обременять себя покупкой контракта, от которого вы однажды захотите избавиться, — выдавливает он дрожащим голосом. — Политические браки крайне редко имеют счастливую концовку. Такие, как мы, не женятся по любви. Чимин заметно расслабляется, но тут же, устыдившись своего порыва, виновато втягивает голову в плечи. Радоваться неудачному супружеству не самый благородный поступок, однако скрыть облегчение, которое принесли слова тэгуна, непросто. Мужчина верно истолковывает лихорадочный блеск бегающих из стороны в сторону глаз и довольно хмыкает. — Неужели кто-то ревнует? — Вот еще! Да я никогда бы не… — вспыхивает Чимин, поперхнувшись от возмущения, но перехватив хитрый взгляд, успокаивается и уже более ровным тоном договаривает, — вы слишком высокого о себе мнения, господин. Юнги на это только закатывает глаза и смотрит все с той же снисходительной обезоруживающей улыбкой. Она смущает и злит Чимина, будто тэгун знает некий секрет, но делиться своим открытием явно не намерен. Мужчина поднимает руку, удобно располагая ее чуть ниже скулы, и обводит большим пальцем контур чужих губ. — А ты испытываешь склонность отрицать очевидное. Итак, что ты решил? Юнги наклоняется, его дыхание щекочет ухо, и Чимин тянет подбородок вверх, призывно облизываясь. Поцелуй выходит легким, практически невесомым. Больше похожий на морок, он дразнит, заставляя юношу подаваться вперед в попытке поймать неуловимые губы, чтобы усилить давление. — Ты не ответил. Хриплый смешок отзывается дрожью в каждой конечности. Чимин стонет от досады, обвивая руками крепкую шею, и бормочет что-то невнятное. На этот раз он получает, что хочет. Юнги целует уверенно, пуская вдоль позвоночника огненную волну, вымывающую из головы все мысли. Острые зубы прихватывают нижнюю губу, несильно оттягивая на себя, а в следующее мгновение горячий язык вторгается в рот, умело разжигая внутри голодное пламя. — Чимин… Лицо оказывается в плену теплых ладоней. Юноша осоловело моргает, медленно выныривая из сладкой неги, и фокусирует взгляд на мужчине. — Я обещал… обещал Тэхёну, что не брошу его. У него, кроме меня, никого нет. — Ты его любишь? Тэгун осторожно убирает волосы со лба, и Чимин млеет, захлебываясь нежностью. — Люблю, — ему не нужно уточнять, какой именно смысл он вкладывает в это слово, а Юнги и не просит. — Понимаю. У меня есть неплохое предложение, но прежде нужно обсудить еще одну вещь. Через несколько дней мне придется уехать. Какое-то время мы не сможем видеться, и я… — Ты едешь к ней? — против воли в голосе звенят нотки обиды. Чимин отстраняется и отступает на пару шагов, сопровождаемый помрачневшим взглядом тэгуна. Сейчас он корит себя за проявленную ранее слабость, хочется забраться в чан с водой, позволив воде смыть с себя все тревоги, как налипшую к коже грязь, и полностью забыться. — На самом деле… — Нет. — Я не поспеваю за ходом твоих мыслей. Почувствовав смену настроения, Юнги скрещивает руки на груди и воинственно щурит глаза. Весь его вид так и кричит: «Хорошенько подумай прежде, чем что-либо сказать вслух». Чимин внутренне подбирается, призывая имеющуюся в наличии выдержку, и решительно заявляет: — Мой ответ — нет. Я в принципе не хочу быть чьей-то собственностью, а вашей особенно. Но вы всегда можете прийти и заказать меня на ночь. Тэгун молчит, и молчание это переносить в сто крат сложнее, нежели поток брани, которую Чимин был готов встретить. — Это твое окончательное решение? — слова слетают с языка сухими отрывистыми толчками, проскальзывая меж плотно сжатыми зубами. — Да. Юнги склоняет голову на бок. Холодное пламя глаз, излучающее завораживающее спокойствие заснеженной пустыни, впивается в кожу ледяными иглами. — Тебе лучше уйти, пока я не сделал то, о чем впоследствии сильно пожалею. Чимин сдержанно кивает и, попрощавшись, выходит на улицу. Идет медленно, мысленно отсчитывая каждый шаг, пока в конечном счете не срывается на бег. Он не помнит, как оказывается в жилом домике. Просто в какой-то момент обнаруживает себя сидящим на дощатом полу с мокрыми дорожками слез, стекающими по щекам. Что-то внутри рвется, влечет обратно, но Чимин противится всеми силами, убеждая, что он поступил правильно, предвосхитив неминуемый исход. Рано или поздно, но он непременно надоест тэгуну, и тот, вдоволь наигравшись, отшвырнет его в сторону за ненадобностью, а позже за ним придут другие. Те, кого Чимин повстречал в стенах кёбана. И это станет началом конца. Тэхён прав, надо бежать.