***
Жертвы были всегда. Именно жертвы. Несчастные случаи или намеренное нанесение вреда. Часто, очень часто жертвами становились бастарды высокопоставленных чиновников и глав всяких гильдий. Те же ублюдки, которым удавалось выгрызть себе жизнь, своими же руками превращали ее в ад, доказывая всем и каждому, что они достойны носить фамилии своих отцов. Отец привёл Элину в свой дом, когда ей едва исполнилось шесть. Ее родная мать стала очередной жертвой, а она тем самым ублюдком с пеной у рта доказывающая, что она достойна быть Ригер. Правда с матерью Рики повезло и Лине. Стефания была доброй женщиной, открытой и мягкой. Элину она приняла так, как будто та была ее дочерью. За всю жизнь она ни разу не упрекнула девушку в измене отца, ни разу не назвала ее мать шлюхой, хотя так оно на самом деле и было. Мать не была девкой из борделя, но факты остаются фактами. А Стефания, возможно, просто любила отца. Часто повторяя, что без сожаления глубоких чувств не существует. Когда Лина была младше, она не понимала того, что была тем самым сожалением, а когда поняла, возражать не стала. Она вообще предпочитала держать свои чувства при себе, что, впрочем, делали все бастарды. Сейчас же, наконец, утвердившись в этом мире, Элина кидалась на помощь сестре, стоило той только печально выдохнуть. Сестру девушка любила, когда-то пыталась ненавидеть, но ничего не выходило. Рика была добра к ней и сожалением не называла, часто забывая о том, что матеря у них разные, а родней они считаются лишь по отцу. Поэтому ради нее Лина была готова пойти абсолютно на все. Даже вырядившись оборванкой шляться по Подземному городу, полной грудью вдыхая весь его смрад, попутно раскидывая налево и направо блестящие медяки и сребреники. Этот город, построенный для того, чтобы стать последней обороной человечества, превратился в его могилу. Тут было полно гнилья, в том числе и людского. Если кто-то хотел убрать кого-то по-тихому, звали головорезов именно отсюда. Если нужно было укрыться от чего-то гнева, бежали сюда. Говорили, лучшие шлюхи были только здесь, как и лучшая дурь. Тут продолжала процветать работорговля и коррупция достигла своего пика. Тут гнили все. Редкие лучи солнца сквозь решетки верхнего города только дразнили жителей, всякий раз напоминая им, что жизнь там, наверху, недосягаема, подобна этим лучам. От этого люди были озлоблены, готовый пойти на любой грех, лишь бы выцарапать себе жизнь наверху. Подземный город мог уничтожить сильнейших, медленно давя гнетом лишений и болезней. Городок таки предназначен для жизни бастардов. Элина криво улыбнулась, врезаясь лезвием ножа в подгнивший бок яблока. Свежие фрукты и овощи тут были редкостью, так что подпорченные плоды были на вес золота. Наверху, за такую сумму денег, вываленных на прилавок торговца, девушка смогла бы пообедать вполне нормально, съев и первое, и второе. На вкус яблоко напоминал…ничего. Без сладости с приятной кислинки, скрипит, словно песок на зубах, оседая в желудке желтоватой кашей. Элин сплюнула, метким броском отправляя яблоко в кучу мусора, затем провела тыльной стороной ладони по губам, с лихвой выдавая в себе жительницу верхних городов. — Ты ничему не научилась. Жители этого города не стали бы так разбазаривать фрукты, проглотили бы жижу, даже если бы она кишмя кишела червями. Облокотившись спиной о стену, Элина лишь криво усмехнулась, услышав знакомый скрипучий голос. Боковым зрением она давно подметила обрюзгшую фигуру, сначала осторожно выглядывающую из-за угла, а потом семенящую вдоль теней подворотен. — Да плевать, Марио. Мое прикрытие надежно. В конце концов, я могу быть проигравшим все состоянием бывшим наследником именитого рода. Вон, даже шляпу надела. Для пущей убедительности, девушка коснулась полей треуголки кончиками длинных пальцев. — Или, — выдохнул мужчина, — ты можешь быть нанятым убийцей, что выслеживает очередного растяпу. А, возможно, ты из рядов полиции, опять-таки, выслеживаешь кого-то «из наших». Убийство любого твоего «прикрытия» для местных сродни развлечению, Элин. Пора бы запомнить. — Я помню, Марио. Но мне нужна кое-какая информация, за плату, естественно. Марио недоверчиво сузил глаза, исподлобья разглядывая девушку. Они были знакомы без малого пять лет и на протяжении этого времени немало грели карманы друг — друга звонкой монетой. Также Нери часто указывал амбициозному капралу Ригер на неугодных и слишком дерзких преступников и торговцев запрещенным товаром, тем самым расширяя не только свои сферы влияния, пригребая товар и территории погибших или арестованных, но и продвигая Элину по карьерной лестнице. Нет, отношения у них были далеко не доверительными, но сносными для людей с исключительно деловыми взглядами. — Информация о ком-то или о чем-то? Старик старался придать голосу как можно больше безразличных ноток, но выходило фальшиво. Слишком хорошо Лина изучала его, почти досконально. Сейчас у него на уме только вес мешка с монетами в его, похожих на сардельки, пальцах. — О ком-то, — хмыкнула, — пройдемся? Когда Элина попала сюда впервые от обилия запахов мертвечины, застоявшейся воды и человеческих отходов, ее стошнило. Блевотина капала изо рта, образовывая лужицу прямо на блестящих черных сапогах. Да и воды, чтобы прополоснуть рот не было, поэтому ее вырвало еще раз, затем еще, пока желудок не сжался от боли от рвотных позывов. В течении нескольких вылазок эта процедура повторялась и повторялась, но время шло и она привыкла. Привыкла видеть блюющих на сапоги новобранцев, невозмутимо глядя на их рвотные массы. Это новичков пугало. — Так о ком ты хотела узнать, Элин? Вопрос собеседника вырвал девушку из воспоминаний неожиданно, она приостановилась, привычно «прощупывая» взглядом близлежащую территорию. Были только люди просящие милостыню и свора детей-карманников, ничего особенного. — Ты знаком с новым главой гильдии купцов? — С твоим-то зятем? — Марио усмехнулся. — Видел пару раз. В местной борделе с той шлюхой Дарэла. Как же ее зовут? Афина? Нереида? М-мм… — Олимпия. Выплевывает имя так, словно вновь почувствовала привкус гнили во рту. О девчонке ходили легенды. Мол, красота неописуемая, хоть и тощая настолько, что при ходьбе звенит костями. Но покат бедер соблазнителен, пусть и кости таза торчат под одежкой. Умна. У нее в комнате книженции на полке. Стихи и сказки. Те, что детям на ночь читаю. И каждым из отряда она опробована. Изобретательна в постели, ничего общего с бревном, который жен то напоминает, совершенно нет. — Да-а, да, Олимпия! Недурна девка, но ребенок еще, лет восемнадцать, двадцать. Погоди. Так наш доблестный глава гильдии… — Языком меньше болтай, старик. Девушка натянула на губы кривую улыбку, красноречиво говорящую, что ее обладательница с удовольствием вскроет его глотку тем ножом, которым раннее ковыряла яблоко. Марио сглатывает, от чего складки на его шее забавно трепещут. — Да я могила, Элина, — хрипло выдает мужчина. — Но ты же пришла ко мне не для того, чтобы лишь имя узнать. Хочешь ее убрать? Капрал, запрокинув голову к каменистому потолку, слегка прищурилась, будто бы заметив в чернеющих глыбах несуществующие лучи солнца. Раньше этот город тяготил, абсолютно всем, но что-то в нем было надежное. Что-то едва уловимое. — Не, — растягивает губы в улыбке, — пусть живет. Пока еще.***
Олимпия. Фредерика целый день мысленно произносила это имя. Странное, грубое и нежное, если слегка потянуть, вкладывая в голос томительный стон. Олимпия. У древних был такой городок. Святилище. А еще Олимпом звали то место, где собирались боги. Что-же, хотя бы божеством она не была. Шлюха, просто шлюха. Без рода и племени. Телом зарабатывающая себе на жизнь. К ней стекаются, чтобы получить наслаждение, утоляя свою похоть и святость ее имени напрочь стирается. А что-же потом? Потом мужья возвращаются к своим женам, потому что шлюху в дом привести у каждого из них кишка тонка. «Даже если понесет от Малькома, доказать что-то будет сложно» Эта мысль пришла к женщине подобно благословению. То, что муж спутался с бордельной девкой, значительно упрощает жизнь. Хотя бы потому, что она помнила, как отец, крепко сжимая ладошку своего бастарда, объявил, что отныне она будет жить с ними. Столько боли в глазах матери Рика никогда не видела, даже тогда, когда ее мучали бесконечные приступы мигрени, ее взор оставался твердым и несгибаемым. А тогда ее глаза наполнились слезами. Но, склонившись над Элиной, мама беспрекословно приняла ее, сказав, что рада принять девочку в свою семью. Фредерика не знала, сможет ли стать такой же великодушной по отношению к плоду порока своего мужа. Пожалуй не сможет. Никогда. «Мальком выкупил с ней ночи на целых два месяца, -бился в голове голос Элины.- Повезет, если Дарэл не столь порядочен в своих делах, как восхваляют внизу. А еще, будем надеяться, что ума у девчонке хватает ума и она прилежно глотает то варево» Глотает. Иначе как тогда на хлеб себе зарабатывать будет? А если по забывчивости забыла принять и все — таки понесет, то избавится от ребенка. Может быть, Олимпии уже и не впервой. Вот только избавилась бы Рика от малыша? Сэмуэль крепко спал, сжимая в объятиях угол одеяла. У него был невероятно прямой нос Малькома и его темные волосы. Смех Сэма заставлял улыбаться, как и его первые совершения и открытия, бесконечные вопросы. Когда же мальчик плакал, Рика была готова разрыдаться рядом с ним, крепко обнимая его. Сэмуэль был всем для нее. Улыбаясь, Фредерика провела ладонью по голове сына, почувствовав как его стриженые пряди прокалывают нежную кожу ладони. Нет, Рика никогда бы не избавилась от ребенка. Даже если бы зарабатывала на жизнь, торгуя своим телом. Олимпия? Возможно, в ней еще осталась святость и, когда-нибудь, на пороге дома замаячит темноволосый бастард Малькома, который унаследует от отца его хмурый взгляд. Но это будет потом. Потом она об этом и подумает.