Система

После завтрака Адоф завалился на кровать. Но сон окутал его только через некоторое время. Недовольный собой, он неустанно думал, где совершил ошибку и насколько сильно могла пострадать его гордость? Если так разобраться, виноватым он себя не считал, но именно Адоф нёс ответственность за Рэйла и должен был позаботиться о его безопасности. В итоге по его вине пострадал Бут. А Бут для Михаэля слишком важен, он бесценен, без него Михаэля не станет. Михаэль же единственный друг Болчика, и значит, Адоф должен думать и о тех, кто рядом с Колошем. — Я слишком большую ответственность взваливаю на себя, — буркнул он в пустоту, лёжа на боку с закрытыми глазами. — Слишком много взваливаю на свои плечи… Сон был беспокойный, и уже через три часа Адоф проснулся. Состояние после недосыпа хорошим не назовёшь. Болчик принял душ, чтобы привести мысли в порядок, но чувствовал он себя даже после этого не ахти. Адофу предстояло обедать в одиночестве — Долле сообщила, что Рэйл и Виктор ещё не вернулись. Но стоило ей это сказать, как входная дверь открылась, впуская молодых людей в дом. Пришлось обед отложить на десять минут и обождать, пока парни разденутся, отнесут вещи Рэйла в комнату и спустятся к столу. — Как твоя курсовая, Рэйл? — спросил Адоф после того, как трапеза подошла к концу. — Планшет не пострадал, — с охотой отозвался Янок, и Болчик отметил небольшие изменения в настроении Рэйла. Несмотря на произошедшее с ним минувшим вечером, выглядел он неплохо, а глаза светились странной весёлостью. Даже голос изменился, и Болчик неожиданно для себя отметил тот факт, что это настроение влияет и на него. — Половину мебели и обломки из квартиры уже вынесли, я забрал нужные вещи, но мне сказали, что всё остальное будет упаковано и отправлено на хранение. Я в любой момент смогу их забрать. — Твой отец должен будет написать заявление: хочет ли он поменять жильё или же нет. Если первое, тогда вам выделят другую квартиру, но придётся ждать месяца три, пока подготовятся бумаги. Если второе, то уже через недели три вы вернётесь в родные стены. Обговори с ним этот вопрос. До тех пор, пока у тебя не будет крыши над головой, ты останешься здесь. — Спасибо. Я очень вам благодарен, — Рэйл смутился, сцепил пальцы в замок, стараясь смотреть на Адофа. Но в тот же момент Болчику казалось, что он смотрит мимо. Они стояли в коридоре между гостиной и столовой, и Адоф чувствовал себя ещё более странно. — Не за что, — ответил он, осознав, что пауза немного затянулась. — В какой-то степени в том, что ты лишился дома, есть моя вина. Никто из нас даже подумать не мог, что преступники подложат бомбу и окажутся твоими соседями. Ты их раньше не видел? — Нет, — Янок покачал головой, а Адоф подумал, что вести подобный разговор здесь как-то не совсем уместно. Более того, этого разговора не должно было быть, но он состоялся, совсем неожиданно, чем удивил и самого Болчика. — Я… Я плохо знаю соседей. Редко их видел, можно сказать, что пару или тройку раз за все два года. Мы переехали недавно, ну, два года как, поэтому я не успел с ними познакомиться. — Ты затворник, Рэйл, — проговорил Виктор, и Адоф вскинул на него глаза, понимая, что совсем забыл о сыне, который сидел на лестнице и слушал их разговор. Янок вздрогнул и повернулся к Виктору. — Как можно за два года не узнать своих соседей? Как?! — Ты что здесь делаешь? — глупее вопроса Болчик в жизни своей ещё не задавал. Но самое ужасное то, что об этом подумал и Виктор, его удивлённый взгляд был красноречив. — Сижу, — не совсем уверенно ответил Виктор и тут же переключился на Янока. — Возможно в этом и была твоя ошибка. Надо было сдружиться с теми парнями, может, они и не попытались бы тебя убить? — Я… Ну… У меня так… — растерялся Янок. — Виктор, — Болчик добавил в тон металла, однако оставался при этом спокойным. Хотя нет, нечто похожее на раздражение он почувствовал, но до той злости, что вырвалась вчера в больнице, было далеко. От воспоминаний о произошедшем становилось тошно. Врач, наверное, уже нажаловался Вогейлу. — Иди в свою комнату и подожди меня там. Если ты помнишь, у нас с тобой серьёзный разговор. — Ладно, — буркнул Виктор и, перешагивая через ступеньку, поднялся наверх. — Думаю, генерал Штальц хорошо расследует это дело, — сказал Болчик, решив свернуть неудачный, по его мнению, разговор. — Сегодня отгул, можешь делать, что хочешь, только в рамках дозволенного. И если пойдёшь гулять, то в девять чтобы был здесь. Не приводить подруг, друзей и знакомых, не курить и не употреблять спиртное в стенах этого дома, — Болчик перешёл к правилам и почувствовал себя отцом вдвойне. Но ведь Рэйл тоже был ещё молод, как и Виктор… — Остальное ты знаешь. Завтра на работу. В четверг сдача курсовой. Я бы посоветовал подготовиться. Ступай. Пока Рэйл поднимался по лестнице, Адоф некоторое время неотрывно смотрел ему в спину. Осознав это, отвернулся, тут же вспомнив, что, разговаривая с ним минутой назад, совершенно забыл о том, что его окружало. Он будто вырвался из реальности, оказавшись в мыльном пузыре вместе с Яноком. И только когда Виктор обозначил своё присутствие, этот пузырь лопнул, обдав его брызгами какого-то непонятного чувства. А если бы Виктора не было рядом? Адоф прикрыл на мгновение глаза, пытался понять себя и разобраться в непонятных ощущениях. Однако в этот момент из задумчивости его вырвал голос Долле: — Во сколько вы отправляетесь на банкет? — Какой банкет? — Вопрос Долле заставил его снова задуматься, но он точно был уверен, что после разговора с сыном отправится снова спать. Или всё же немного потренироваться? — Сегодня юбилей у госпожи Колачко. Вы говорили, что вам нужны цветы, два букета: розы и лилии. Я хотела бы знать, во сколько вы отправитесь на вечер, чтобы рассчитать время на дорогу в цветочный магазин и саму покупку. Болчик не удержался от вздоха и прикрыл глаза, чтобы мучительно про себя застонать. Откровенно говоря, забыл — за событиями ночи всё выветрилось из головы. А так хотелось отдохнуть! — В семь. — Хорошо, — ответила Долле и направилась обратно на кухню. Болчик же поднялся наверх и пошёл в комнату к сыну. Виктор открыл дверь после второго стука, отошёл в сторону, пропуская отца. Переступив порог, Адоф окинул придирчивым взглядом разбросанные вещи, заваленный дисками, тетрадями и фантиками от конфет стол и только потом посмотрел на Виктора. Сунув руки в узкие карманы, он стоял сгорбившись и вжав голову в плечи, будто ожидая от отца затрещины. Прикрыв дверь, Адоф прошёл вглубь комнаты, остановился у окна, развернулся лицом к Виктору. — Я попросил тебя вчера ехать прямо домой. — Я и поехал, — неприветливо буркнул сын. Он был напряжён и явно нервничал. — Тогда почему ты оказался за городом в клубе? — В голосе Адофа было слишком много холода, чтобы Виктор смело посмотрел отцу в глаза. Почему-то Болчика не устраивало то, что Виктор не слушался его. Адоф не мог найти на этот вопрос ответа. Если только это: Виктор его сын, а он — отец, и имеет право контролировать жизнь отпрыска! — Слушай, мне уже восемнадцать. Я совершеннолетний. Я просто немного оттянулся, отдохнул, снял напряжение. Потанцевал! И всё. Выпил бокал вина, пробыл там пару часов, и назад, домой. Ничего не случилось. Иногда надо оттягиваться, — быстро тараторил Виктор, стараясь не грубить и в тот же момент быть твёрдым. Пока что у него это получалось. Но Адофа подобный ответ не устраивал. — А иногда слушать меня, я так понимаю, не надо? — голос Болчика стал ещё холоднее. — Я и так тебя слушаюсь! — Вот теперь Виктор перешёл в наступление. — Делаю всё, что тебе надо: в восемь завтрак, в час обед, в семь-восемь ужин. Пробежки, фехтование, стрельба… — Кстати, об этом, в последнее время ты расслабился. И это замечание, которое ты не должен упускать. Потому что я за тобой слежу. Так что там про послушание? — Ничего! — выкрикнул Виктор, спокойствие его подвело. — Ты ведёшь себя, как бабка. Она суёт нос в твою жизнь, а ты суёшь его в мою. Яблоко от яблони. Когда у меня будет ребёнок, я не буду таким, как вы! Оставь меня в покое, дай мне хоть немного воздуха! Я как заключённый… — Виктор Болчик, — Адоф позволил себе лишь немного повысить голос, однако от холода, который он источал, Виктор ощутил, как по телу пробежал мороз. Генерал сделал к нему несколько шагов и заглянул в глаза, Виктор поёжился. — Я даю тебе свободы ровно столько, сколько тебе нужно. Сколько ты заслуживаешь. В твоём возрасте я уже работал, и работал не так, как ты, ничего не делая, а пытался доказать своим родителям и обществу, что на что-то способен. Дополнительно к этому учился и готовился стать мужем и отцом. У тебя свободы хоть лопатой греби, однако тебе нужно больше. Если ты этого хочешь, я могу выставить тебя за порог этого дома, без монеты в кармане. Что ты тогда будешь делать? С этой свободой? Или ты думаешь, что я буду платить за твои развлечения, позволять тебе сидеть на моей шее и молча ждать, пока ты насытишься своим эгоизмом? Адоф почувствовал, как раздражение поднимается медленной волной с тёмного дна души. Злиться он не хотел, он знал, что встретит сопротивление, и знал, что будет жесток. Но почему-то злость теплилась в каком-то дальнем уголке сознания, заставляя его нервничать ещё больше. — Я… — Предупрежу сразу: если ты решишь покинуть этот дом, то в него уже не вернёшься, ни под каким предлогом. Осознание того, что его собственные слова становятся катализатором для злости, заставили Адофа замолчать. Виктор отвернулся, не в силах смотреть на отца, его плечи поникли, бравада ушла, потому что он понял, что в какой-то степени Адоф прав. Однако Болчик продолжал чувствовать раздражение. Ему было неудобно, неуютно, противно. Почему? Отчего? — У Арта был день рождения, — тихо заговорил Виктор, — я просто его поздравил. Купил ему подарок за месяц до этого, нужно же было подарить. — Ты знаешь, что после твоего ухода эту забегаловку накрыли? — Адоф сдал позиции. Друзей Виктора он знал наизусть, их немного, но все они, на удивление, хорошие ребята — грамотные, умные и воспитанные. За сына Болчик, в плане того, что он попадёт в дурную компанию, не волновался. Но порой в голове не укладывалось: как они с ним дружат? Вот если бы Виктор подавал большие надежды, как они, то Адоф, возможно, не был бы с ним так строг. Если бы Виктор был как Рэйл, он, скорей всего, дал бы ему больше свободы. Хотя… — Да. Мне Маринка сказала. — Я удивлён, что Арт решил отпраздновать своё девятнадцатилетние в том месте, — продолжил Адоф. — Да откуда ж мы знали? — буркнул жалостливым тоном Виктор и сразу же прикусил язык. Всё же отца злить он не хотел, и Адоф это видел. Виктор сдулся, видно, перспектива остаться без крыши над головой и без монеты в кармане его совершенно не прельщала. — Оттуда, что это на краю города. И район не слишком презентабельный. Там проводились подпольные бои, в которых участвовали не только мужчины, но и женщины, и дети. Жестокие бойни, а над ними танцпол, где ты развлекался. Болчик ощутил, как раздражение снова заполняет его естество. Совершенно не понимая своего состояния, он решил пока что прекратить разговор. — Хорошо, — нарочито тихо и спокойно заявил он, однако Виктор вздрогнул и с испугом посмотрел на отца. Адоф нахмурился. — Я понял, отец, — неожиданно поспешил уверить Адофа в своих благих намерениях Виктор, обнимая себя руками. — Я буду отпрашиваться. — Хорошо, — снова повторил Болчик и, кивнув головой, вышел из комнаты сына. Зайдя к себе, он некоторое время стоял не шевелясь, вспоминая реакцию Виктора на его первое «хорошо», а затем завалился на кровать и попытался уснуть, но этого у него не получилось. Проворочавшись целый час, Адоф встал и, переодевшись, принялся качать пресс, потом отжиматься и подтягиваться, после этого вышел на пробежку, отметив, что на улице заметно потеплело. Снег начал таять. В пять сорок заехала мать. Кристел тут же атаковала его гостиную, возмущаясь по поводу того, что Долле нет на месте и ей никто не предложил чаю. Адоф ответил, что Долле отправилась за цветами, оставил мать одну и поднялся в комнату, чтобы привести себя в порядок. Идти на банкет до ужаса не хотелось, поэтому выбор костюма оказался не таким сложным делом, он взял первый попавшийся, поменяв лишь рубашку. Коричневый с тонкими полосками классический костюм, белоснежная рубашка и широкий тёмно-серый с чёрными вставками галстук придали Болчику не элегантности, а больше строгости. Уложив волосы в обычную причёску, Адоф провёл ладонью по лицу — сегодня днём он брился. До семи оставался ещё час. Адоф не любил заставлять кого-то ждать, но ехать на вечер с каждой минутой хотелось всё меньше и меньше. В этот момент возникшая в голове мысль взять с собой Виктора неожиданным образом привела чувства в норму. Раздражение, с которым Болчик боролся остаток дня, улетучилось — неожиданно, но Виктор стал некой соломинкой, в которую Адоф вцепился всеми фибрами души. — Это наказание? — Вид Виктора отражал состояние Болчика на все сто процентов. Сын скривился так, что можно было подумать, будто его собираются кормить тухлыми яйцами. — Собирайся, — твёрдым голосом произнёс Адоф, не собираясь ничего объяснять. — У тебя сорок минут. Виктор издал протяжный стон и закрыл дверь. Адоф же направился вниз, развлекать мать, пока не прибудет Долле. Кристел болтала без умолку, рассказывала о Юли Ластвуг, о том, какой она замечательный человек и насколько милая у неё дочь. Что с ней Адофу будет лучше, чем одному, и она заставит его забыть обо всех несчастьях, но каких именно — мать не уточнила. Но больше всего Адофу «понравилась» перспектива жить с ней долго и счастливо, и то, что её появление в его жизни заставит Болчика решиться на реабилитацию. Кристел не объяснила, но неожиданно поведала Адофу, что он боится реабилитации. Раздражение, о котором он вроде бы позабыл, возникло вновь, противной занозой засев в груди. И даже когда спустился Виктор, одетый в синий костюм и розовую рубашку, и вернулась с букетами Долле, оно не исчезло. Когда они выходили из дома, к ужину спустился Рэйл. Болчик бросил на него быстрый взгляд и на какое-то время задержался на нём, будто хотел что-то сказать. На мгновение он задумался. Рэйл остановился в коридоре, чтобы пожелать хорошего отдыха. Виктор махнул ему рукой, быстро переступил порог, Болчик же, опомнившись, глянул в зеркало, поправил шарф, пригладил волосы и, пропустив Кристел вперёд, вышел следом за ней, закрыв за собой дверь. — И почему же ты не взял того милого мальчика с нами? — спросила Кристел, когда они сели в машину. Виктор сразу же отвернулся к окну, Ригис, выслушав быстрый приказ генерала, аккуратно вжал педаль газа. — И почему же я должен был его взять с нами? — вопросил Адоф. — Он же одинок? Так, Вик? — повернулась она к внуку, беря его в союзники. Виктор раздражённо передёрнул плечами, а Адоф отвернулся к окну. — Не знаю, — как-то не слишком учтиво отозвался Виктор. — Я ему не друг и не подруга. Он со мной подобным не делится. — Мы бы могли найти ему там подружку. Кстати, тебе тоже пора завести любимую девушку. Какие тебе нравятся? На приёме будет много милых девушек, я уверена, кто-нибудь точно затронет твоё сердце. — Почему ты так уверена? — Потому что, мой милый, мужчина создан, чтобы любить женщину, а женщина, чтобы любить мужчину, — на последних словах Кристел повернулась к сыну, но Адоф так и продолжил смотреть в окно. Мимо мелькали дома, но в стекле вместе с огнями отражалось и лицо Кристел. Повернувшись к Виктору, она открыла рот, чтобы продолжить разговор, но поняла, что разговаривать с ней никто не хочет. Виктор вернулся к созерцанию улиц. Скрипнув зубами, Кристел сказала:  — Как приятно знать, что я права. Особняк Колачко ничем не отличался от дома Болчика, разве только лужайка перед крыльцом была чуть больше, а в стороне, у высокой стены, отделявшей территорию Колачко от её соседей, раскинулся сад из елей. Деревья были невысокими, снег уже растаял, но развешанные по игольчатым веткам гирлянды светились разными цветами, делая сад праздничнее и веселее. В доме Колачко было не протолкнуться. Появление семейства Болчиков заставило многих отвлечься от разговоров и других дел. На подобных мероприятиях Адофа видели очень редко, Виктора и подавно, а вот Кристел славилась своим постоянством: она не пропускала ни одной вечеринки. Также славилась острым язычком и невыносимым характером. Колачко, невысокая хрупкая брюнетка на вид сорока пяти, а вовсе не девяносто пяти лет, приветствовала гостей фальшивой улыбкой и распростёртыми объятиями. Правда, первое относилось к Кристел, а второе к Адофу и Виктору. Хозяйка дома питала слабость к высоким и красивым мужчинам, коим был Адоф, а также к милым мальчикам, каким был Виктор. Несмотря на то, что от отца Виктор перенял цвет волос и разрез глаз, он не был настолько щепетилен в идеальности и суровостью не страдал. Колачко нравились они оба, впрочем, и многим женщинам тоже. — Адоф, мой милый, — вернулась Колачко к Болчику-старшему после того, как потискала Виктора за плечи, бока и аппетитную задницу, всё время тесно прижимаясь к нему. — Как хорошо, что ты пришёл на мой вечер. Адоф тут же вручил имениннице букет из девятнадцати роз, поцеловал руку и остался невозмутимым. — Ты, как всегда, прекрасно выглядишь, — улыбалась Колачко самой притягательной улыбкой, говоря о том, что возраст ей не помеха. — Как давно я тебя не видела? Ты немного поседел. — Скоро он сделает реабилитацию, можешь об этом не беспокоиться, — встряла в разговор Кристел, не дав Адофу возможность ответить. Впрочем, Болчик не торопился. — Разве это важно? — Конечно, нет, — стараясь быть учтивой, съязвила Колачко. — Так же, как неважно то, что любовь бывает всякая. — Это что за шпилька? — зашипела Кристел, испепеляя хозяйку дома взглядом. — Это не шпилька, это топор, моя дорогая, — зашипела в ответ Колачко, а затем победоносно произнесла: — Адоф, тут много милых мальчиков. — Благодарю, — отозвался холодно Болчик и, обойдя именинницу, направился в гущу гостей, а следом за ним Виктор. — И что мне тут делать? — шепнул он отцу. Адоф обернулся и, окинув взглядом гостиную и столовую, сказал: — Отдыхай. Ты же хотел свободы. Только, будь добр, не делай непристойностей и через час примерно жди меня на стоянке. Надолго я здесь задерживаться не собираюсь.