Система

Палата Алины Китербил была именно такой, какая и полагалась элите: одноместной и просторной, с небольшой ванной комнатой, широким телевизором и высоким окном. В подобной палате когда-то лежал и Рэйл. Алина смотрела сонным, практически отсутствующим взглядом на Болчика. Ей нужно было спать, но приход генерала немного спутал планы. Об этом сообщил ему недовольный врач, объяснив, что пациентка находится под действием успокоительных. Адофу на состояние Алины Китербил почему-то было всё равно, перед ним находилась подозреваемая, которой он верил так же, как другим подозреваемым. — Генерал Адоф Болчик, я расследую смерть вашего мужа и дочери, — представился он сухим, спокойным голосом, присаживаясь на стул. Врач, послав ему очередной недовольный взгляд, вышел в коридор, прикрыв не до конца дверь. Болчик отметил это, но говорить ничего не стал. — Моя девочка, — проговорила Алина хриплым, безжизненным голосом. — Моя маленькая девочка. Она так красива… Почему она… Она… — Госпожа Китербил, вы уверяете, что их убил главный режиссёр вашего театра… — Да, — можно было бы подумать, что Алина сошла с ума, — он убил мою девочку, мою маленькую принцессу. — Откуда такая уверенность? Вы видели, как он в неё стрелял? Ничего не чувствовать к подозреваемым Болчик научился ещё будучи в университете, нет, наверное, он с этим родился. Бывали люди, которым он сочувствовал, за которых переживал, которым верил… Но Алина иного поля ягода, он смотрел на её скорбный, полный безумия вид и видел лишь… дешёвую игру. Хотя нет — он видел безумную любовь матери к дочери и не видел таковой к мужу. «Интересно, — вдруг подумал Адоф, — а любила ли она так же Рэйла?» Будучи отцом, Адоф не мог понять, как можно было отказаться от ребёнка! — Он ненавидел её. Ненавидел. — За что? — Она же красавица… Её ненавидел весь этот гнилой театр, — несмотря на успокоительные, она прошипела последние слова, будто ядовитая змея. — А он больше всех. Она будто цветок, бутончик… Она стала взрослее и расцвела. Такой красивой девочки нет в целом мире. Она принцесса, королева… — Значит, кто стрелял, вы не видели, — это был не вопрос, а утверждение. — Я не видела, но знаю, что её убил Колвач, — прорычала она, успокоительные явно не помогали. Может, и правда ей надо поспать? — А кто убил вашего мужа? — Не знаю, — коротко пожала она плечами, будто смерть Джейка Китербила не имела никакого значения. Адоф закинул ногу на ногу и прищурился. Глядя на измождённую истерикой женщину, он ощущал, как раздражение вновь усиливается, поднимаясь из глубин души. Кажется, ещё несколько дней — и он с ним сживётся. Но лично Болчик этого не хотел. Вернуть себе спокойствие и баланс любой ценой стало навязчивой идеей. Однако работу за него никто делать не будет. — Вы его любили? — Конечно, — простой, лишённый чувств ответ. Алина отвела взгляд и посмотрела на висящий на стене выключенный телевизор. — У него была любовница? — Полтеатра. — А у вас был любовник? Алина перевела на него взгляд, в котором прочиталось негодование. Однако, столкнувшись с взглядом холодных серых глаз, быстро отвела свой и, вскинув подбородок, заявила: — Нет. Никогда. И к чему эти вопросы? — тут же продолжила она, поправляя спутавшиеся волосы, некогда бывшие причёской. — Моя дочь умерла, вы должны искать убийцу. Какого чёрта вы здесь? — Допрашиваю вас. — Меня уже допросили! — выкрикнула она, но как-то слабо и жалко. И, снова столкнувшись с холодным равнодушным взглядом, отвернулась. — Вы подозреваемая. Такая же, как и остальные, — продолжил Адоф. Алина вздрогнула, но не посмотрела на него. — Вероятность того, что вы убили своего мужа и дочь, составляет столько же процентов, если бы сейчас на вашем месте был кто-то другой. Глаза Китербил расширились, она готова была выплеснуть гнев, но спокойствие Болчика остудило пыл. В этот момент Адоф подумал, что успокоительные бракованные, а может, просто на неё не действуют. — Я любила свою дочь! Мою принцессу… Моя девочка… Моя маленькая принцессочка… На глаза Алины навернулись слёзы. Губы изогнулись, из груди вырвался тонкий и тихий писк. — А своего сына вы так же любили, как и дочь? Адоф не знал — почему, но это вдруг стало важным. Во всём виновата Система, она запрещала. Издавала законы один дурнее другого! Она пыталась таким образом поддерживать порядок. Впрочем, у неё это очень здорово получалось. Но Болчик знал, закон можно обойти, если делать это тихо и без свидетелей. Женщина, любящая свою дочь, могла бы так же сильно любить и сына, и даже если бы она решила от другого мужчины завести ребёнка, то, отказавшись от первенца, могла бы легко общаться с ним, избегая паутины Системы. Но Алина Китербил не просто бросила Рэйла, она вычеркнула его из своей жизни, как ненужное платье, которое вышло из моды или которое уже надевала на три банкета. — Система запрещает… — пробормотала она одними губами. — Конечно, — ответил Адоф. Видя её страх и неловкость, Болчик неожиданно почувствовал себя немного лучше. Отступило раздражение, но пришедшее ему на смену злорадство понравилось ещё меньше. Адоф не был святым и идеальным, эти минусы ему нравились, потому что от идеальности тошнило. Но некоторые чувства были губительны. Они выжигали душу, окутывали темнотой, толкали на чудовищные поступки… — Система запрещает видеться. А любить? — Я… Я его люблю, — поспешила с ответом Алина, и Адоф одёрнул себя. Рэйл сейчас ни при чём. В этой истории он всего лишь постороннее лицо, которое никак, кроме как кровными узами, не пересекается с этим делом. — Так почему же главреж ненавидел вашу дочь? — Она была красавица… — Хватит, — в голосе Болчика послышалась сталь. Алина вздрогнула. — Мне надоело слушать ваш бред. Я уже понял, что она красавица и принцесса, и понял, что вы великолепная актриса. Но и вы должны были уже понять, что я пришёл к вам, а мог бы доставить вас в отдел и там вести допрос… Адоф не успел закончить. Дверь открылась и порог переступил врач. Глянув на него, Болчик плотно сжал губы. — Я ещё не закончил, — сухо сказал он, на что врач ответил: — Ваше время вышло. Я дал вам ровно пятнадцать минут, и они подошли к концу. Некоторое время Адоф сидел и смотрел на высокомерного эскулапа, по виду которого можно было прочитать, что он не сдвинется с этого места, хоть ножом режьте. Болчик поднялся, одернул китель, поправил манжеты, посмотрел на Алину, которую появление врача явно порадовало. Всё ещё ощущая злорадство, Адоф сказал: — Что ж, придётся провести допрос в отделе. Завтра вас доставят ко мне в кабинет. Советую вам никуда не уезжать из города и ждать ордер… — Подождите… — это была Алина. — Завтра больная… — А мне тоже пора, — остановил их Болчик холодным и спокойным тоном, глянув на наручные часы. — Хочу побеседовать ещё с господином Колвачем. Думаю, он мне подробно расскажет, за что и как он ненавидел вашу дочь. А также почему вы так сильно ненавидите своего мужа. Всего хорошего. И, больше ничего не говоря, Адоф вышел из палаты. Спустившись вниз, взял из гардероба пальто и шарф, а затем попросил на ресепшене телефон. Лида с охотой зачитала ему адрес главного режиссёра, и только потом Болчик покинул больницу. Ощущения были противными, теперь уже вместе — злорадство и раздражение — терзали рассудок и сердце, наводя на ряд не слишком радужных мыслей. Когда машина тронулась, Адоф почувствовал, что хочет спать. Да, ему не хватало сна! К режиссёру они поехали через ателье. Пока Рэйл примерял униформу, Адофа поили чаем и кормили сладким печеньем. Хозяйка ателье умело поддерживала беседу, нисколько не боялась его и ничуть не казалась навязчивой. Обсудив с ней последние новости, Адоф похвалил выпечку, а когда Рэйл закончил, отправился по адресу, по которому проживал главреж. Коттеджи в Верн-Республике строились по одному проекту, но существовали такие люди, которые любили выделяться. Впрочем, Система не запрещала подобное, считая, что человек имеет право выбора. Особняк Колвача был двухэтажным, но планировкой отличался от дома Болчика. Внутри было просторнее, да и на втором этаже комнат больше, если, конечно, половину второго этажа не занимали апартаменты хозяина. Некоторые любили пафос, Болчик предпочитал жить спокойно и без излишней пестроты. Ригис затормозил у высокого забора прямо напротив калитки. Выйдя из машины, Адоф кивнул Рэйлу, и тот, быстро сообразив, подбежал к домофону. — Кто? — в голосе спросившего читалось явное «какого чёрта вы припёрлись, люди отдыхают». Но стоило собеседнику узнать, кто на пороге, как калитка сразу же открылась. На территорию господина Колвача Болчик ступил первый. Выложенная камнем дорожка вела мимо невысоких елей к широкому крыльцу, на котором их ждал представитель недовольного голоса, запакованный в чёрный костюм-тройку. Да, некоторые любили чрезмерную пафосность, веруя в то, что они небожители, но Адоф всегда считал, что дворецкий в доме — это уже клиника. Мужчина поклонился, при этом приняв очень важный вид, пропустил их вперёд, закрыл за собой дверь. Затем, чеканя шаг, провёл гостей на второй этаж. Адоф оценил величие домашнего убранства главного режиссёра театра и подумал, что это уже деградация. Говорить ничего не стал. Впрочем, дворецкий от него и не ждал никаких слов. Готовые уже подняться по лестнице, они немного притормозили, потому что с громким лаем из столовой им наперерез вылетела белоснежная собачонка. Окинув её трясущееся тело холодным взглядом, Адоф спокойно поднялся следом за дворецким, мечтая о кровати. — Сразу скажу, я не убивал, — сказал представший перед ними мужчина в домашнем халате, гольфах и головной повязке. Комната, где они оказались, была просторной, у стены по правую руку разместился массивный камин, в котором весело плясал огонь. На высоких окнах шторы были задёрнуты, из мебели — три массивных кресла, один гостиный диван, дубовый стол, высокие стеллажные полки. Адофу показалось, что это пространство могло бы быть просторнее, вот только стоявшая в центре габаритная мебель делала его тесным. — Здрастье, — после минутной паузы поприветствовал их мужчина в халате, продолжая стоять у камина. Он явно нервничал, забывая при этом быть учтивым. Хотя, вполне вероятно, он был так воспитан — воспитан собственными амбициями. Творческие люди всегда от начала времён до конца их существования будут болеть звёздной болезнью. Не все, конечно, но те, кто рано становится известным, точно. Амбиции застилают им рассудок и разум, и они считают, что так и должно быть. Жаль, что они не понимают, что для того, чтобы развить свой потенциал, нужно двигаться, а звёздная болезнь останавливает этот бег, делая из представителей искусства раздутых в самомнении павлинов. Но, вполне возможно, им движение не нужно. Они и так счастливы. Впрочем, Болчику было на всё это наплевать. Искусство для него лес густой, а вот свою работу он выполнял хорошо. Если не считать событий минувшей ночи, после которых пострадали некоторые личности. И после которой его спокойствие слетело с катушек! — Присаживайтесь, — предложил, выдержав паузу, хозяин дома, и Болчик, сняв перчатки, спокойно опустился в одно из кресел. — Насколько я понимаю, генерал Болчик? — вопросительно глянул на него мужчина, которого точно звали Аким Колвач. Когда Адоф кивнул, Колвач перевёл взгляд на застывших в проходе Виктора и Рэйла. — Мои адъютанты: Виктор Болчик и Рэйл Янок, — представил их Адоф и закинул ногу на ногу. — Янок? — удивился Колвач, внимательно глядя на Рэйла. Адоф почувствовал прилив тревоги. Колвач решительно открыл рот, вопросил: — А случайно… — Прошу меня простить, — прервал его Болчик и глянул на сына с Рэйлом. — Обождите меня на улице. — Там… холодно, — неуверенно воспротивился Виктор. — Тогда внизу, — не допуская возражений сказал Болчик, и когда парни вышли, прикрыв за собой дверь, Адоф вернулся к нелепо моргающему Колвачу. Не стоило распространяться даже перед Виктором о том, что Рэйл — сын Алины Китербил. И не стоило брать Рэйла с собой, но везти его обратно было не с руки. Отправлять пешком тоже. — Знакомая фамилия? Или когда-то знали первого мужа госпожи Китербил? — Скорей всего, когда-то я знал Алину Штусь, которая сначала стала Янок, а потом Китербил, — буркнул Колвач и плюхнулся в кресло, стоявшее напротив того, в котором сидел Болчик. — Тогда расскажите о ней, — попросил Адоф, и отказать ему просто было невозможно. Колвач точно почувствовал, как по спине прокатилась стая мурашек. Когда Болчик так смотрел, пугались все без исключений. — Мы знакомы с горшечного возраста, — начал Аким. — Наши матери дружили, поэтому мы и в гости к друг другу ходили, и в одну школу. Они всё говорили про нас «жених и невеста». Однако, окончив общеобразовательную, я решил поступить на режиссёрский, но в нашем колледже брали на режиссёрский только с восемнадцати и после школы искусств. В нашу я не поступил, пришлось уехать в Княже-град. Через три года я вернулся, но не чтобы поступить в колледж, а потому что моя мать умерла. Тогда мы встретились снова, и она сказала, что познакомилась с хорошим человеком. Представила нас друг другу и пригласила через год на свадьбу. Я приехал… — Господин Колвач, каким человеком была Алина Китербил тогда? — перебил его Болчик. Слушать о нём не особо хотелось, и дураку было ясно, что этот человек никого не убивал. Лично Адоф в этом не сомневался. — А… Ну, она была хорошим человеком. Отзывчивой, весёлой и скромной. — Её изменила жизнь? — Скорей всего — театр. Когда она родила, то вынуждена была пойти работать. По её словам — я приезжал в гости, когда Рэйлу был годик — Янок много работал, и она хотела облегчить ему жизнь. — А до этого она не работала? — Она рисовала. Рисование — это её жизнь. Была. В общем, устроилась она в театр обыкновенным бутафором. После этого я потерял с ней связь надолго. Девять лет назад я вернулся в Верн-Республику, сначала занял должность режиссёра-постановщика, вот тогда-то и познакомился с главным художником Алиной Китербил. Я её не узнал. Внешне она была такой же, только чуточку взрослее, а внутри… Семь лет назад я стал главным режиссёром... Живопись она забросила, занималась исключительно дочерью. Когда я спросил, что с Рэйлом, она сказала, он умер. Но это ведь он? — Он. Она занималась исключительно дочерью — и это, по-вашему, плохо? — Нет. Она безумно любила… Фиалит, — Адофу показалось, что он сейчас скажет «эту суку», но Колвач сдержался, — и я не считаю, что это плохо, просто… Театр и должность главного её испортили. Она стала злой и завистливой, лицемерной и… гнилой. Дай власть в руки человеку, и тогда узнаешь, каков он внутри. Олбир Ривешко, будучи тогда главным режиссёром, сказал мне, чтобы я её остерегался. А артисты потом на ушко мне шептали, что она плетёт интриги и неугодных убирает быстро. — Убирает? — Ну, шёл слушок, что она любовница директора. К тому же жена Китербила, художественного руководителя. Говорят, она имела над ним большую власть. Но к тому моменту, когда я разобрался в чём дело, той власти я не увидел. Мне показалось, что они ненавидят друг друга. Впрочем, потом мои догадки подтвердились. — Вы с ней разговаривали как старые друзья? — Было дело. Но… мне показалось, что она прощупывает меня. Никакой личной информации не было, если и говорила, то только о дочери. — За что же она вас так сильно возненавидела? Аким выдохнул и глянул в сторону. Болчик видел, что он собирался с силами. Впрочем, со слов Колвача Адоф уже составил картину происходящего, но хотел лично услышать это от хозяина дома. Да уж, сеть театра была похуже той, что плетут пауки. И Адоф чувствовал, что залезая в этот рассадник порока, он может нахвататься не только грязи, но и гнили. Впрочем, такие отношения были не только в театре. Но почему-то именно это дело казалось гадким. — Фиалит мечтала быть актрисой, но Алина хотела, чтобы она стала художницей. Чтобы её картины покупали, чтобы её имя звучало на весь мир. Она делала для этого всё, даже сама покупала её картины, говоря, что их купил кто-то другой. В итоге Фиалит возненавидела её. И чтобы пойти против желания матери, решила стать актрисой. — Алина не любит актрис? — Терпеть не может. Впрочем, на удивление, она и театр-то особо не любит. Но он сделал её элитой и он вкладывает в её карманы довольно приличную зарплату. — Так чем же вы ей не угодили? — Я отказался ей помогать. Фиалит. Тогда она наговорила Алине про меня гадостей, а потом ещё преследовала меня… Мол, если я не соглашусь взять её в актрисы, то она заявит на меня в полицию, что я её изнасиловал. Но… в принципе я этого не особо боялся, — Колвач начал снова нервничать. — Почему? — ответ Адоф уже знал, но хотел услышать его лично от Акима. — Я — гей, — понизив голос до шёпота, заявил Колвач. — Стопроцентный. На женщин у меня вообще никак… И такие девушки, как… Фиалит, меня, наоборот, отталкивают. Мне противно к ним даже прикасаться. Надеюсь, эта информация останется между нами? — Об этом Алина знает? — Да. И всё равно верит дочери. Верила. А та несла такую ахинею… Что я упрашиваю её стать актрисой, что насильно заставляю вставать передо мной на колени… Господи, мне даже стыдно это говорить, — нервно встряхнул руками Аким и полез в карман, выуживая пачку сигарет. — Будете? — Нет, спасибо. У Фиалит были враги? — Практически весь театр, — прикурив, пробормотал Аким. — Её ненавидели многие. Особенно бутафоры и художники, даже к костюмерам залезла. Алина уговорила меня взять её в работу нашей музыкальной сказки, и я, чтобы прекратить эти жуткие скандалы, согласился на это. Боже… Из театра сразу уволилось шесть человек, а четверо перевелись в другие театры. Она капризная, высокомерная, вульгарная и наглая. Джейку за неё было стыдно. — Какие у них были отношения? — Ужасные. Если Алина её баловала, то Джейк пытался хоть как-то воспитывать. Но… не знаю, всё оказалось тщетным. Она его тоже возненавидела. Как-то, примерно месяц назад, накричала на него, весь театр слышал, как она проклинала его. Орала, чтоб он сдох, что она его ненавидит и что он испортил ей жизнь. Какую, как именно — я не знаю. С Джейком у нас были чисто рабочие разногласия, но чаще всего мы приходили к компромиссу… Когда Джейк решил уйти, я долго убеждал его в обратном. — Почему он решил уйти? — Он хотел с ней развестись. А поскольку Алина увольняться не желала, уйти решил он. Работать с брошенной женой сложно. — Она знала о разводе? — Да. Насколько я понял, у них даже бумаги были готовы. — А у Джейка были враги? — Джейка любили, он был отличным руководителем. Он элита, но всегда защищал даже уборщицу, которая в его подчинении не состояла. Тихий, спокойный, сам себе на уме, строгий. Я до сих пор не могу понять, как так получилось, что они сошлись. Это разные люди. Хотя, если брать во внимания ту Алину, которую я когда-то знал, то, вполне вероятно, они могли друг друга и полюбить. Она бросила Рэйла, так? — Я не имею права об этом говорить, — сказал Болчик, а про себя согласился: «Бросила!» — Были ли у Джейка тайны? — Не знаю. Я же говорю, он сам себе на уме. Очень скрытный. — Вы с ним спали? — после недолгой паузы спросил Адоф, потому что ему показалось, что слишком тепло о нём отзывается Колвач. — Нет, — возмущённо пробормотал Аким и затушил сигарету в хрустальной пепельнице. — С чего вы взяли? Я им просто восхищаюсь. Он был чистым натуралом и порядочным человеком. — Но иногда у вас случались разногласия. — Чисто рабочего плана, — по слогам и немного гневно произнёс Аким. Болчик вздохнул и глянул на руки, в которых сжимал перчатки. — Никуда не уезжайте из города и будьте предельно осторожны… — Мне угрожает опасность? — дрожащим голосом прошептал Аким. — Не думаю. Но на всякий случай. Если у меня возникнут вопросы, я свяжусь с вами. — Я надеюсь, кое-какие нюансы нашего разговора останутся в тайне? — вопросил Колвач, и Адоф легонько пожал плечами. Затем встал. — Если эта тайна будет очень важна в деле об убийстве Джейка и Фиалит Китербил, то я вынужден буду её раскрыть. Однако, думаю, что ваша ориентация уже давно всем известна. — Я не спорю, что сплю с некоторыми артистами, — нервно заметил Аким. — Но мы всё равно скрываем. — Я постараюсь, — уверил его Адоф, чувствуя в нём родственную душу. Он сам больше тянулся к мужчинам, правда, уже много лет сохранял некий нейтралитет, который, впрочем, не особо мешал ему жить. — А вы, если вдруг вспомните ещё что-то важное, пусть даже слух, сообщите мне. — Значит, вы верите в то, что я не убивал их? Адоф решительно начал надевать перчатки, продвигаясь к выходу. У двери он остановился и посмотрел на Колвача. — Пока под подозрением все, — легко солгал он. Аким Колвач не убийца, но говорить ему об этом не стал. Хотел в стане врага иметь союзника, ведь Колвач сделает всё, чтобы снять с себя подозрения. — Всего хорошего. Спустившись вниз, глянул на стоявших у двери адъютантов и удивился: им даже присесть не предложили. Жестоко и унизительно, неужели так сложно угостить парней чаем? Обождав, пока дворецкий откроет дверь, Болчик вышел из дома. Спустившись по ступеням, он быстро направился к калитке. Сел в машину, дождался, пока Виктор и Рэйл сядут на свои места, и приказал Ригису ехать в штаб.