Система

Но, конечно, о сне можно было только мечтать. Видимо, в расписании Небесной Канцелярии не было места мечтам Адофа. Во-первых, был обед, когда они вернулись домой, во-вторых, за столом он застал Виктора, с которым жаждал поговорить, и эта жажда усилилась, стоило его увидеть. В-третьих, оба дела: его ждал театр, который он пока отложил, и вот новое, которое откладывать не стоило бы. В-четвёртых, не успел Болчик переступить порог столовой, как зазвонил телефон. Догадываясь, что это мог быть Михаэль, и звонил он явно по важной причине, Адоф взял трубку. — В общем, — начал без любимых предисловий Колош, — сначала о Китербилах. Полиция прошмонала все злачные места нашего города, обыскала все помойки и даже дешёвенькие гостиницы и кафешки, никого не нашла. Арестовали пятерых пьянчуг, одного наркодиллера, случайно к нам забредшего буквально сегодня ночью, и всё. Детей возраста двенадцати-тринадцати лет не нашли. Что касается запроса в Тю-Эль-Сити, то ответ пока пришёл только из одного интерната: за последние полгода никто от них не сбегал и никого они не отпускали на вольные хлеба. Так что ждём дальше. Если мне не изменяет память, в Тю-Эль-Сити пять интернатов. Осталось четыре. — Ясно, — отозвался Адоф, хмуря брови. — Тебе не кажется, что Алина Китербил слишком долго болеет. Может, стоит поторопить её с выздоровлением? — Постараюсь на завтра организовать тебе с ней встречу, хотя бы на пять минут. — Мне этого хватит. — Я надеюсь, к вечеру придут ответы и из других интернатов. Нам бы фото ребёнка, с ним было бы легче искать. Ладно, поки. Адоф распрощался с Колошем, положил трубку и вернулся в столовую. Сегодня их ждал бульон из трёх видов мяса с варёным яйцом и зелёным салатом, а так же чай и ватрушки с творогом и клубникой. Над столом висела звенящая тишина, она оглушала и заставляла Виктора с Рэйлом нервно вздрагивать при каждом звуке. Адоф видел это, но намеренно молчал, соблюдая своё же правило: когда я ем — я глух и нем. Поэтому, спокойно доев свою порцию и выпив кружку горячего напитка с ватрушками, он окинул холодным взглядом парней. Отправив Рэйла в комнату, позвал за собой Виктора в гостиную. — Вчерашний поход в злачное место прошёл не слишком идеально. — Прости, — буркнул Виктор, стараясь не смотреть Адофу в глаза, в них было столько холода, что Болчик-младший боялся за одну секунду покрыться толстой коркой льда. — Так получилось. Я не думал… — Ты в последнее время вообще не думаешь, — отрезал Болчик, и Виктор обиженно поджал губы, вжав голову в плечи. — Ты посчитал, что если с тобой отправится Янок, я спущу каждый совершённый проступок? Да, я рассчитывал, что он будет поумнее тебя, но оказалось всё иначе. Разговор явно шёл не в том русле, как предполагал Адоф. Он обвинял Виктора в том, что Рэйл оказался совершенно другим, не таким, каким Болчик его видел всё это время. Отчего-то это напрягало нервы. Адофу не хотелось, чтобы Янок был похож на Виктора. — Рэйл вообще первый раз был в клубе, — встал на защиту Янока Виктор. Вспыхнув негодованием, он смело посмотрел отцу в глаза. — Он не такой, как мы. Всю жизнь у него были только зубрёжка и затворничество. Он словно птица в клетке, у которой есть обязанности петь и больше ничего. Его исполнительность и подчинение правилам настолько ничтожны, что он не понимает, что эта грёбаная жизнь проходит мимо! А ещё проблема — ты знаешь какая — лишила его радости в жизни. Благодаря этому он многое себе запретил. Ты хоть представляешь, каково жить, когда ты другой? — Ты хочешь, чтобы я ответил на этот вопрос? Например, сказал, что у каждого голова на плечах и у каждого в этой голове есть серое вещество, имя которому мозг? — таким холодным тоном сказал Болчик, что Виктор сглотнул. Вот умел же отец быть страшным, при этом оставаясь абсолютно спокойным. — Особенно человеку, которому не десять лет. Ему двадцать четыре, тебе уже восемнадцать. Каждый из вас должен отвечать за свои поступки. И неважно, первый раз или есть какие-то причины. — Да он, блин, не хотел напиваться! Просто у него в душе всё наперекосяк! Хорошо, если ты так хочешь, я возьму вину на себя! — Бери! — ответ Болчика будто громом поразил Виктора, заставив перестать дышать. Адоф не кричал, он говорил спокойно, но так, что леденел и так стылый воздух за стенами дома. — Каждый себе хозяин, каждый имеет право на ошибку. Но ты знаешь, что мои правила нарушать не стоит. Вас было двое. И ты сам потащил Рэйла на эту вечеринку. Пора взрослеть, Виктор. Виктор вскинул на отца полные ненависти глаза и прошипел: — Да я уже десять лет как слышу, что мне надо взрослеть. Чёрт возьми, — перешёл он на крик, — а как же детство и юность?! Где те годы, когда можно жить, а не вечно работать?! И, сорвавшись с места, бросился к лестнице, оставив Болчика одного. Адоф никогда не задавался вопросом: правильно ли он воспитывает сына? Но каждый раз, когда сталкивался с его упрямством, чувствовал, что где-то оступился, где-то что-то сделал не так. Как удалось Кристел воспитать его? Они разные. Адоф никогда не пытался быть похожим на мать, её методы воспитания он не признавал, однако у взбалмошной Кристел, не признающей геев и любящей развлечения, сын получился полной её противоположностью. Адоф не вмешивался в личную жизнь сына. Если Виктор полюбит мужчину, он согласится с его выбором, если женщину — тоже. А если мутанта — пожелает им счастья. В нём нет стремления влезать в его сердечные дела, потому что любовь для каждого своя, и никто не вправе мешать этим чувствам. Но Болчик не хотел, чтобы из сына получился балагур, пьяница и какой-нибудь преступник, которого Адоф потом вынужден будет посадить в тюрьму или вообще казнить. Виктор ушёл, и после его ухода на душе остался осадок — вся ситуация была неправильная. Не до конца понимая свои чувства, Болчик поднялся в комнату. Через минуту в дверь постучались, и Адоф пригласил незваного гостя. Порог переступил Рэйл. Оставшись у двери, он протянул переданные Лидой досье убитого, а также напечатанные им и собранные в отдельную папку показания работников подвала. Болчик тут же попросил Янока съездить к третьему сменщику и допросить его, а затем решительно присел за стол, достав дневник. Около часа он заносил туда свои размышления, составлял графики, рисовал таблицы, делал заключения, сопоставлял факты, анализировал и прошлогодние, и сегодняшние события. Потратил очень много времени на описание закона, в котором Система позволяла рожать от одного мужчины одного и более детей, но с условием, что если рождался второй ребёнок, то первого отправляли в армию, где он до конца дней должен был отдать себя служению Республике. Благодаря анализу закона и его поправкам Болчик нарисовал новую таблицу, сделав вывод о том, что это правило неидеально, оно толкает людей на преступление. «Это гниль», — подписал он в конце и оторвался от писанины. Откинувшись на спинку стула, Адоф задумался. Ну а если посмотреть с другой точки зрения. В какой-то степени Система права, если брать за основу те причины, которые взяли когда-то составившие подобный свод законов — винить тут некого, кроме людей, конечно же. Ведь не Система и не планета учинили разгром и сотворили своими руками Катастрофу! Потерев лицо ладонями, Болчик вернулся к дневнику. Убрал его в стол, закрыв ящик на ключ. Мысли Адофа Болчика принадлежат только ему, и не стоит их читать кому-то другому. Поднявшись на ноги, Адоф решительно направился в туалет, но стук в дверь остановил его. После разрешения, в комнату вошёл Рэйл. Протянул лист с допросом сменщика Джуди, вручил диск с записью тоталки. Скромно напомнил, что экспертизу Болчик может получить через сайт и, глянув на него затравленными глазами, удалился. Сомнений быть не могло: Рэйл пытается выслужиться, доказать через работу, что он достоин быть адъютантом Болчика и вчерашнее никогда не повторится. Адофу от этой мысли и от вида Рэйла стало как-то легче, как и от того, что Янок действительно выполнял работу на отлично. Себе Болчик удивился, осознав, что думает об этом и что стремления Рэйла ему очень даже нравятся. Оставшееся до ужина время Болчик изучал досье несчастного Джуди, который оказался не таким уж и плохим парнем. Работал исправно, не прогуливал, не опаздывал, не был замечен в каких-то сомнительных компаниях. Не употреблял, не курил, заботился о своём состоянии — как внутреннем, так и внешнем. Считал себя неотразимым красавчиком, это уже говорили показания третьего сменщика, а также убеждал всех, что проживёт долго и счастливо. Как он был связан с генералом Латашем, оставалось загадкой. За сорок минут до ужина Адоф попросил Рэйла зайти к нему. — Ну и что скажешь? — спросил без предисловий Адоф, присаживаясь на край стола. — Пока… ничего… то есть… как бы… ясно… не… ясно… — Рэйл, если ты так и будешь мямлить, а также реагировать на любые мои замечания, то работы у нас не получится. Я вот что думаю, дело Китербилов пока что в подвешенном состоянии, и я вынужден заниматься им. Но поскольку тебя пришлось отстранить от него, то смерть Джуди придётся расследовать тебе. Как моему адъютанту. — Да, конечно, — поторопился с ответом Рэйл, готовый сорваться с места по любому приказу генерала. Болчик внимательно вгляделся в его лицо. Такое юное и наивное, серьёзное и решительное. Как этот мальчишка мог напиться?! — Ну и?.. Твои предположения? — напомнил Болчик, бросив взгляд на часы. — Говорить ещё что-то рано, — Рэйл немного стушевался, но тут же взял себя в руки. — Пока непонятно, что Джуди связывало с генералом. Каким образом в его груди оказался именной кинжал. — Экспертиза ничего толкового не дала, — Болчик взял планшет, щёлкнул кнопкой, открывая окно, где маячил электронный лист с данными экспертизы. — Ни алкоголя, ни наркотиков, ни секса. Складывается такое ощущение, что Джуди просто убили за то, что он попался под руку. — Но… так не должно быть. Связь существует… — Вот и найди её. Во-первых, внимательно изучи досье, сверься с показаниями, просмотри тоталку, и не грех было бы ещё раз осмотреть место происшествия. И, конечно же, навестить генерала Латаша. Если нужно будет решить какие-нибудь важные вопросы, например, записаться на аудиенцию к генералу, то сообщай сразу мне, — наставлял Адоф. — Хорошо. Ам… Я бы хотел, чтобы вы переслали мне данные экспертизы на почту… Минута возни с почтой, и Болчик уже сам отправляет данные Рэйлу, ощущая странный прилив гордости и чувствуя, как ему снова хорошо. Вот что значит постигать новое, совершенствовать старое и идти в ногу со временем. Да, пожалуй, ему хорошо от этого, а не потому, что Янок оказался отличным работником. И парнем. Ну и учителем тоже. Ужинали все вместе. Виктор как ни в чём не бывало навернул тарелку супа, выпил кружку какао с пряником и удалился в свою комнату ещё до того, как Адоф доел свою порцию. Почувствовав упрямство сына, Болчик удручённо вздохнул: домашней войны ему не надо. Хватает проблем и на работе, а ещё Колоша, который постоянно крутится рядом. Однако это первый раз, когда Виктор заставил Адофа задуматься о том, что означает его бунт, стойкость и уверенность в своих действиях? Надо чего-то ждать или можно расслабиться? Хотя дети — это тот отросток жизни, который редко когда даёт чувство спокойствия, ведь никогда не знаешь, в какую сторону он потянется. Или же стоит, как всегда, оставаться при своём мнении и продолжать в том же духе воспитывать сына? И пусть Адоф не собирался менять кнут на пряник, однако нечто неуловимое в Викторе заставило его задуматься. Поднявшись в свою комнату, Болчик сразу же направился в ванную. Телефонный звонок застал его, когда он, распаренный, вышел из ванной, натягивая пижамную кофту. Удручённо вздохнув, Адоф задумался: надо ли брать телефон или, может, сделать вид, что он не слышал звонков? Но тот настырно трезвонил, и Болчик всё же решил ответить. На долю секунды Адофу показалось, что кто-то параллельно с ним снял трубку, но голос Колоша оборвал эту догадку. — Алина Китербил пропала, — сразу же начал Михаэль, толком не разобравшись, кто у аппарата. — Только что сообщили. — И кто это мог быть — неизвестно? — буркнул Адоф, скорее размышляя, нежели спрашивая. — Возле её палаты лечащий врач установил скрытую камеру, утверждает, что сделал это по её просьбе. Она чего-то боялась? Или это «оберег» от всякого дурного сглаза… то есть от настырных генералов? — Колош цинично хмыкнул. — В общем, врач говорит, она вышла из палаты в сопровождении мальчика лет двенадцати. Кажется, она встретилась со своим вторым сынишкой… — Я запрошу тоталку по сайту, — быстро заговорил Адоф. — А ты подгони машину. Не будем терять время. — Мне её не жаль. За то, что она бросила двоих детей… — Михаэль. Я жду. Адоф положил трубку и несколько секунд смотрел на высокий красивый аппарат. Сострадания к ней не было и у него, а вот к мальчишке, который решил отомстить матери, что-то Адоф да испытывал. «Пистолет, — подумал Болчик, направляясь к шифоньеру, — надо найти пистолет. И тогда я докажу, что Джейка убила Фиалит». Быстро переодевшись, схватив планшет и ножны, Адоф вылетел из комнаты. Прыгнув в сапоги и накинув пальто, он выскочил на улицу с мокрой головой и сразу же заметил автомобиль. Оказавшись в уютном салоне, Болчик включил планшет. Пришедшее письмо, в котором находился нужный ему файл, моментально открылось, и уже через три минуты Адоф точно знал, где находится Алина и её сын. — Почему так близко? — вопрошал Михаэль, но Болчик не знал ответа на этот вопрос. Запись молчала о том, почему, а также не могла рассказать, жива ли женщина. — Генералы… — позвал их врач, стоило им перешагнуть порог больницы. — Разбирайся с ними, а я наверх, — сказал Болчик и ринулся к лифту. Остановившись у раскрытых дверей, он окинул взглядом план больницы. Придерживая створки, чтобы они не сомкнулись, Болчик внимательно всмотрелся в план. Найдя нужное помещение, влетел в лифт, нажал на кнопку третьего этажа и быстро проверил саблю, будто за это время она могла приделать ноги и сбежать. Родильное отделение находилось по правую сторону от лифта. Широкие двустворчатые двери заставили Болчика остановиться. Сжав эфес сабли, положив планшет на мягкий диванчик — его никто не возьмёт, Адоф точно знал, — он аккуратно толкнул одну из створок и тихо вошёл внутрь. Его встретил лёгкий полумрак, пустая комната, в которой стояло лишь родильное кресло, столики с приборами и стеллажи с нужными медикаментами. Пахло спиртом и йодом. Где-то в стороне слышались всхлипы, и Болчик посмотрел туда, краем глаза определив тень. Однако другая, сидевшая напротив этой тени, у окна, привлекла внимание Болчика куда больше, заставив напрячься. — Генерал Болчик, — голос почти детский. В нём слышалась серьёзность и в тот же момент детская обида, смешанная с горечью и цинизмом. — Это вы тот, кто расследует их смерть? — Да, — Адоф не стал играть в игру «Я не знаю, о чём ты говоришь». Лишние слова были ни к чему. Ситуация настолько серьёзная, что хотелось волком выть. — Меня зовут Адоф Болчик. С кем имею честь разговаривать? — Пф, ты такой… пафосный, — мальчишка рассмеялся. — Весь такой важный. Вы, богатенькие ублюдки, все такие. Так и хочется вспороть вам брюхо и выпустить кишки, — прохрипел злобно паренёк, но Адоф нисколько не испугался. Его голоса не испугался, а вот пистолет в тонкой ладошке напряг. В полумраке эту сверкающую пушку не заметить было сложно, как и горящие ненавистью глаза. — Будет уместным, если я попрошу вас положить оружие на пол и сдаться? — холодным тоном спросил Адоф, нисколько не реагируя на слова паренька. — Ага, размечтался, — фыркнул собеседник. — Погоди, я ж ещё не закончил. Вот, познакомься, моя мать, Алина Китербил… — Я знаю, — перебил его Адоф. Мальчик удивился. Алина всхлипнула громче. — Почти тринадцать лет назад она родила третьего ребёнка. Скорей всего, в Тю-Эль-Сити. Это так, госпожа Китербил? — Спасите меня, — тихо простонала она. — Это так, — ядовито выплюнул мальчик, ответив за неё. — Вот в такой родильной комнате, правда, эта чистая, а та была грязной и вонючей. Заплатив за молчание, она вернулась сюда, чтобы и дальше наслаждаться жизнью со своей горячо любимой доченькой. — Вы убили Фиалит Китербил? — Да, — наигранно-спокойно ответил паренёк. — Вот из этой пушки. Всадил той суке пулю в грудь… — Почувствовали облегчение? — Ага… — А Джейка Китербила? Тоже вы? — Не. То она. Семейка монстров. Даже у нас в интернате такое не увидишь. Живые родители бросают живого ребёнка, а принцесса-дочурка убивает собственного папаню… — Из этого пистолета? — Не, это мой… — А где тогда её? — Слушай, — мальчик прищурился, — ты надоел. Что ты вечно задаёшь вопросы? Паренёк встал, Адоф напрягся сильнее. — Я следователь. — Ну так вали отсюда и спрашивай кого-нибудь другого, не мешай мне.  Мальчик выпрямился и сделал шаг на свет. Болчику на мгновение показалось, что на него смотрит Рэйл: светлые волосы и глаза, такая же печаль и боль на подростковом лице. Однако это было лишь первое впечатление. Паренёк отличался от Янока, возможно, потому, что внутри у этого мальчика были злость и ненависть. — Можно ещё один вопрос? — осторожно спросил Адоф, делая голос холодным, чтобы дать понять, что он не боится. — Ты достал, — скривился мальчик. Никогда ранее Болчику не приходилось сталкиваться с детьми и подростками, а уж с людьми из интернатов тем более. Он не знал, как себя вести и что говорить. Выросшие в интернатах — из другой реальности, у них мировоззрение иное. Когда-то их лишили родителей, а этого паренька просто выкинули за ненадобностью. — Как ты узнал про Алину Китербил? Кто тебе рассказал правду? — А ты считаешь, что не стоило?! — выкрикнул мальчишка, разведя руками — кажется, Адоф задел за живое. — Никому нет дела до чужих детей! Когда их родители умирают, они автоматически становятся в обществе изгоями! А как ты думаешь, что случается с теми, кого выбросили на помойку?! Меня реально выбросили!!! Эта тварь меня выбросила в мусорный ящик!!! А потом укатила к своей суке-дочурке, которую продолжила целовать в жопу!!! А меня бросила умирать!!! Одного!!! В помойке, среди дерьма!!! Среди голодных, грязных собак!!! Среди холерных крыс!!! Лишила меня будущего!!! И ты думаешь, что эта тварь должна жить дальше?! Адоф сорвался с места, как ракета. Сам не понял, как так получилось. В броске кобры вынул саблю из ножен и остановился только тогда, когда острый и сверкающий клинок оказался у тонкой и грязной шеи мальчика. Паренёк хоть и опешил, но реакция не заставила себя ждать. Мальчик чуть отстранился, Адоф перевёл саблю, но только потом заметил, как ему в грудь утыкается дуло пистолета. Несколько секунд они смотрели друг другу в глаза. Адофу пришлось опустить голову, чтобы окунуться в вихрь из эмоций, что плескались в серо-голубых глазах подростка. Паренёк уверенно держал огромную пушку тонкой рукой, обещая нажать на курок, если Болчик сделает хоть одно неверное движение. Наверное, первый раз Адоф ощутил симпатию к убийце, первый раз почувствовал отвращение к жертве и первый раз у него на душе было так противно, что он хотел выть. Никогда он не забудет крик этого мальчика, спрашивающего его, за что мать так жестоко с ним поступила! Кто виноват: Система или Алина Китербил? Неясно. Но в любом случае можно найти выход. Вот только не такой чудовищный. Секунда оглушающей тишины, в которой слышен только сдавленный всхлип Алины, а следом её же тихий вой. Прошлое, оно никогда не проходит, оно всегда рядом, даже можно сказать, оно впереди, ровно на шаг, спешит в будущее, чтобы потом стать настоящим. Кто об этом задумывается? Кто думает о своих поступках? Никто. Потому что жизнь одна и потому что мгновение — это жизнь. Лишь иногда, исправляя сделанное, люди думают, что исправленному судьба поверит. Но хватает маленького недочёта, чтобы вся итоговая деятельность полетела коту под хвост. И ладно бы бумеранг возвращался к пустившему его, так нет, он ещё умудряется по пути задеть кого-то другого. Одна ошибка, лёгкое отклонение, взгляд, брошенный не туда, небрежность к чужой душе, эгоизм, амбиции, тщеславие, желания — и всё это может сломать механизм, который зовётся «жизнь». — Если ты сейчас положишь пистолет на пол, то я смогу ещё оправдать тебя. — Оправдать? — Кто бы сказал, что этому ребёнку двенадцать-тринадцать лет? Адофу показалось, что все сорок, если не больше. — Мне начхать. Я её грохну, и будь что будет. Такие твари не должны дышать этим воздухом. Ведь кто-то должен это делать, лишать этот мир такого дерьма, как она. — У тебя есть дед, — вспомнил о старом Китербиле Адоф. — Он хороший человек… — Ага. Элита. Вы все хорошие, — мальчик усмехнулся, показывая боль и отчаяние. — У тебя есть брат. Тихий, наполненный болью и горечью голос был страшнее выстрела. Адоф вздрогнул всем телом, ему показалось, что сердце упало в пятки и там забилось раненной птицей. Дыхание перехватило, где-то в груди сдавило так, что он перестал дышать. Болчик резко обернулся, сабля прочертила по воздуху полукруг, шаг назад, и кончик сабли упёрся Рэйлу в грудь. Будто копируя его движения, мальчик тоже отступил, только не назад, а в сторону окна. Быстро проанализировав ситуацию, Адоф почувствовал страх. Заглянул Рэйлу в лицо и понял, что никогда ранее не видел его таким печальным и в тот же момент радостным. А ещё уверенным в своих словах. — А-а, — протянул мальчик, — Рэйл Янок. Ну, привет, братишка.