Система

Болчик не позвонил деду, чтобы спросить, как так получилось, что его… дядя теперь служит у него адъютантом, и на кой-чёрт он ему сдался? Выслушав своего юного родственника с невозмутимым выражением лица, Адоф предложил Лите продолжить отдыхать в кресле в гостиной, а сам вернулся в комнату. Рэйл продолжал сопеть, и Адоф заботливо прикрыл его обнажённые плечи одеялом. Затем присел на край кровати и провёл ладонью по тёплой щеке. Кожа была мягкой, грубости в ней пока что не угадывалось, и это естественно, ведь реабилитация вернула парня почти на десять лет назад, обновив клетки. Коснувшись уголка губ, а потом и самих губ, Болчик ощутил, как возбуждается. Сердце ускорило темп, дыхание перехватило, голова закружилась, и желание овладеть им стало таким сильным, что Адоф сжал кулаки и зажмурился. Вот только это не помогло. Перед взором возник возбуждённый Рэйл — гибкий и пылкий, податливый и жаркий, отзывчивый и жадный. Именно такой, каким Адоф его видел прошлой ночью. Тяжело вздохнув, Болчик открыл глаза и решительно начал трясти Рэйла за плечо. Янок сначала нехотя приоткрыл глаза, а затем, осознав, где находится, что случилось и кто перед ним, подскочил, будто ошпаренный. Янока сразу же повело в сторону, и Адоф подхватил его, чтобы тот не свалился с кровати. Некоторое время они так и сидели, обнажённый Рэйл в его руках был словно горячая искра, которую не хотелось отпускать и которую хотелось превратить в огонь. Чтобы тот, вновь забывшись, отдавался ему, стонал, плавился и заражал дикой страстью и Болчика. — Простите, — шепнул в плечо Рэйл, нарушив тишину. — Я сейчас уйду. Он дёрнулся, чтобы высвободиться из объятий, но Адоф сжал руку крепче. Слова застряли в горле. Он никогда не бывал в подобных ситуациях, да и полюбил-то первый раз. Вначале, когда у них случилась связь, Болчик испугался, закрылся от лишних проблем, заставив Янока почувствовать себя ненужным и использованным. Но сейчас, после стольких раздумий и некоторых событий, всё представлялось другим. Адоф теперь точно знал, чего хотел. Но вот как сказать, как объяснить, что никуда уходить не надо? Наоборот, надо переехать в его комнату насовсем. — Генерал, — послышался тихий голос, и дыхание защекотало кожу. Это подстегнуло Болчика к действиям. Он оторвался от Рэйла, подхватил одеяло, накинул на его плечи и встал с кровати. — Ты останешься здесь, — твёрдо проговорил Адоф, не позволяя Яноку возмутиться или оспорить принятое решение. Направившись к шкафу, он продолжил: — Сегодня я даю тебе очередной отгул. Впрочем, поскольку я на неделю отправлен в отпуск, а ты являешься пострадавшим и свидетелем крушения, а также участником событий в новостройке, то этот отгул будет лучшим выходом из той ситуации, в которой мы оказались. Болчик открыл дверку шкафа, достал постельный комплект, свитер и штаны. От осознания того, что он позволит Яноку надеть свою одежду, внизу живота вспыхнул огонь, и Адоф временно потерял связь с реальностью. Перед глазами разлетелись радужные вспышки, в ушах зазвенело так, что Болчик оглох. Затем резко выдохнул, захлопнул дверку и, развернувшись, направился к кровати. — Так что можешь отдыхать и набираться сил, — вновь заговорил он и не узнал собственный голос, тот был сиплым и грубым. — Давай сменим постельное, и оденься. В доме прохладно. Забота, отразившаяся в словах, неожиданно смутила Болчика, правда, внешне он остался спокойным. Но внутри, особенно когда Рэйл вскинул на него глаза, полные удивления и нежности, всё перевернулось. Адоф не позволил поддаться этим чувствам и обнажить эмоции, хотя понимал, что сейчас самое время объясниться. — Я бы солгал, если бы сказал, что это нетрудно, — Болчик посмотрел в глаза Рэйлу и постарался быть честным. Взгляд Янока завораживал: искренний и чистый, невинный и болезненный. Адофу даже показалось, что он сейчас заплачет. Напуганный птенец с взъерошенными волосами, припухшими алыми губами, румянцем на щеках и закутанный в ватное одеяло. — Я понимаю, что тогда был не прав, и признаю это. Забыть не получилось, как и остаться в стороне. С твоим появлением в моей жизни многое изменилось, и отношение к тебе — тоже. Я не смогу объяснить, когда всё началось, это случилось внезапно, но до сих пор не отпускает, а становится только сильнее. Адоф ненадолго замолчал, сейчас он должен сказать самое важное, но что-то остановило его. — Поэтому я больше не собираюсь что-то забывать и просить тебя жить, как прежде. Я бы хотел начать всё сначала или продолжить то, что уже случилось. Конечно, я не вправе заставлять тебя относиться ко мне как-то по-особенному или же просить тебя о тех чувствах, которые ты не испытываешь. Впрочем, я знаю, что… нравлюсь тебе так же, как ты мне. Адоф замолчал, сказав то, что должен был. Теперь настала очередь Рэйла что-то говорить или делать. И надо сказать, Болчик на мгновение даже перестал дышать. Сердце ускорило темп, кровь полетела по венам с такой скоростью, что в голове зашумело. Через долгих десять секунд, не услышав от Янока и слова, Болчик наконец выдавил из себя: — Ладно, подумай об этом, я не тороплю. Но сегодня ты будешь отдыхать. Поменяй постельное и оденься. Если захочешь, спускайся на завтрак. Подождав пару секунд, Адоф положил постельное бельё и одежду на кровать, и вышел из комнаты, оставив Рэйла одного. Прикрыв за собой дверь, он некоторое время стоял, невидящим взглядом созерцая противоположную створку, а затем отвлёкся на человека, уверенно поднимающегося по ступенькам. Столкнувшись в коридоре с Виктором, который от неожиданности остановился и даже отступил на шаг, Адоф напустил на себя суровый вид. — Ты должен был лично позвонить мне и сообщить о том, что остаёшься ночевать в больнице. И лично мне сказать, что туда едешь, — холодный и практически безжизненный голос не понравился Адофу самому. Он понимал, что не прав в своей резкости. Но за сына он беспокоился не меньше, чем за Рэйла. — Ситуация с крушением шара приобрела крутые обороты. Я предполагаю, что вам опасно болтаться по улицам в одиночестве. — В больнице дежурили полицейские, — буркнул в своё оправдание Виктор. — Именно поэтому я и согласился с тем, чтобы ты оставался там, — слегка умерив свою суровость, проговорил Адоф. — Надеюсь, Арт пришёл в себя? — Да, — тихо ответил Виктор и отвёл взгляд. Болчик распознал в этом смущение. Подумав, он решил отложить разговор об этом на потом. — Вот и хорошо. Сегодня ты пока что останешься дома, а завтра мы посмотрим. Если обстановка изменится в лучшую сторону, ты пойдёшь в школу. — Я бы хотел после обеда… — Нет. Ты останешься дома, — решительно заявил Болчик и, пройдя мимо сына, начал спускаться вниз. Именно в этот момент в дверь дома позвонили. Неторопливо пройдя до массивной створки, Адоф открыл её и тут же отступил в сторону, пропуская внутрь Михаэля и Бута. — Ты уже знаешь? — спросил Колош, снимая фуражку и отдавая её в руки Варфу. Быстро расстегнув пуговицы пальто, он тоже передал его Буту и пригладил волосы, бросив быстрый взгляд в зеркало. — У тебя новый адъютант. Совсем ещё юный, но, говорят, ужасно гениальный. — Да, — ответил Адоф. — Он сидит у меня в гостиной. — Как мило, — улыбнулся Колош и глянул на вешавшего на крючок одежду Варфа. Дождавшись, пока Бут разденется, Михаэль разулся и в сопровождении своего адъютанта направились следом за Адофом в гостиную. Болчик чувствовал в Михаэле раздражение и понимал, почему тот злится. Он — начальник, и никому, даже главам Президиума, не позволял без его ведома принимать решения, касающиеся его отдела. Когда Михаэль переступил порог светлой гостиной, Лите встал с дивана. — О как! Перепрыгнули через мою голову и сидим тут спокойненько, отдыхаем, — съязвил, мило улыбнувшись, Михаэль. Сарказм, с которым поприветствовал нового адъютанта Болчика Колош, поставил юношу в тупик. Он покосился на Адофа и сразу же вернулся к Михаэлю, вытянувшись стрункой. Игнорировать нашивки генерала на униформе, а также эмблему начальника отдела он не мог. — И как нас называть? — Лите Штот к вашим услугам, — отчеканил тот по всем правилам. — Сколько лет?   Колош присел в кресло, закинув ногу на ногу. Складывалось такое ощущение, что он здесь хозяин. Адоф скрестил на груди руки, Бут застыл у камина — под мышкой он зажимал папку. — У вас должно быть моё личное досье, генерал, — отозвался Лите. По неопытности он был слишком смел. В нём читалась уверенность, но лишь потому, что он знал, чей он сын. Юноша думал, что глава Болчик — это тот человек, через которого Колош не переступит. Он свято в это верил, при этом совершенно не зная Михаэля. — Не успел его прочитать. А вы не соизволили зайти ко мне и представиться лично. Вот я и решил отложить все свои дела, бросить к чёрту совершённые элитариями преступления и приехать сюда, к своему другу и подчинённому, генералу Болчику, который на данный момент находится в отпуске, чтобы увидеть ваше величие лично и хоть как-то с вами познакомиться. Бут переступил с ноги на ногу, Адоф почувствовал, что ещё минута — и произойдёт взрыв. Михаэль был в отвратительном настроении. За последние дни столько всего навалилось, а если учесть незапланированные выходные Адофа, то может взорваться даже Болчик. Лите это почувствовал. Штот оказался намного сообразительнее, чем Адоф предполагал. Его лёгкая самоуверенность тут же исчезла, и он поспешил извиниться: — Прошу меня простить за самонадеянность. Этого больше никогда не повторится. — Мне наплевать, сверху вас спустили или же вы принесли свои кости из школы с рекомендацией директора. Элитарий вы или простой смертный, — Михаэль встал и сунул руки в карманы штанов, в глазах плясали искры злости, а голос дрожал от гнева. — На сегодня я вас прощаю, скажем так. Но впредь помните: если вы ещё раз через меня или же кого-то другого переступите, я вас смету с дороги и не испугаюсь даже богов. Есть вопросы? — Нет. — Вот и отличненько, — сухо улыбнулся Колош и повернулся к Болчику, потирая ладони. — Что у нас на завтрак? Адоф не успел ответить, зазвонил телефон. Подойдя к аппарату, он пресёк попытки Долле взять трубку, отправляя её обратно на кухню. Подняв изогнутую, чёрного цвета трубку, он сдержанно ответил: — Болчик, слушаю. — Генерал, вас беспокоит полиция приграничных районов, — голос на другом конце провода был слегка взволнованным и осторожным. Человек явно подбирал слова. — Увы, я не дозвонился до генерала Колоша. Мне сказали, что он ушёл… — Генерал Колош у меня. Передать ему трубку? — Э-э… Я могу… — Погодите. Генерал, — повернулся к другу Адоф и, когда Михаэль подошёл, всучил трубку телефона в его руку. Тот скорчил рожицу «мог бы ответить и сам» и приставил трубку к уху. — Генерал Колош, говорите. Некоторое время он внимательно слушал, с каждым словом становясь всё серьёзнее и хмурясь всё больше. В какой-то момент резко вобрал в грудь воздуха и округлил глаза. — Понял. Вернув трубку на место, он посмотрел на Болчика и произнёс: — Дикен Янок мёртв. Михаэль сделал паузу. Адоф почувствовал, как время остановилось. Что-то сжалось у него в груди и забилось раненой птицей. Дыхание перехватило, сердце рвануло из груди, в ушах снова зашумело. Адоф растерялся. — Есть вероятность того, что он застрелился, но на его имя не было зарегистрировано ни одного оружия, — продолжил Михаэль, отводя взгляд в сторону, чтобы не смотреть на Адофа. Теперь он смотрел на Бута, но тот выглядел таким же ошарашенным, как и Болчик. — Надо разобраться, откуда у него взялся пистолет. — Где? — спросил Адоф. Он будто выныривал из густой массы, тянулся к небу, чтобы глотнуть свежего воздуха, и у него это получилось, но с большим трудом. — Что? — не понял Михаэль. — Где совершено преступление? — Это самоубийство, — одними губами пробормотал Колош и испугался той мысли, которую готов был озвучить Адоф. — В субботу Дикен Янок был у нас в гостях, — проговорил Болчик и посмотрел на Долле, женщина услышала новость и вышла в коридор. — Я не заметил, чтобы он был настроен на самоубийство. — Ты мог не знать. Сегодня… вторник. Или среда. Чёрт знает. Неважно. Прошло время, может, за эти дни случилось что-то, чего он не мог вынести. — Что, например? — Не знаю, — раздражение Колоша вылилось наружу. Но Адоф даже не подумал обижаться. — Вот поеду туда и узнаю. — Так, где совершенно преступление? — Мне сказали, что он застрелился, — слово «застрелился» Михаэль выделил специально для Адофа, — в своём кабинете. Примерно между тремя и четырьмя часами утра. — Значит, преступник проходил мимо контрольного пункта и индификатора. Первым делом надо проверить эти списки. — Проверю, — Михаэль смотрел на Адофа так, будто говорил: «Ты считаешь, что я тупой?» Сарказм так и лез наружу, но Колош сдерживался. — Я поеду с тобой, — твёрдо сказал Болчик и уставился на друга так, что другой бы испугался и сразу же выкинул бы белый флаг. Но только не Колош. Он попытался сопротивляться настойчивости и ледяному спокойствию, которые плескались в глазах Болчика. — Нет. Адоф ничего не ответил, но дал ясно понять, что возражения не принимаются. Развернувшись, он направился к лестнице, но когда поднялся, остановился у двери. За этой створкой находился Рэйл. Как сказать ему о том, что его отец мёртв? И говорить ли вообще? Нет, сказать точно надо, но как смотреть при этом парню в глаза и произносить столь ужасные вещи? Болчик чувствовал не просто волнение, он ощущал неудобство и раздражение. Кто посмел нажать на курок?! Почему судьба то и дело подбрасывает Рэйлу такие испытания?! Как избежать боли и слёз? Адоф выдохнул и толкнул дверь. Время идёт, а стоять столбом и искать ответы на и так очевидные вопросы просто глупо. Храбрость брала города, а сила гнула железо. Болчик может быть всяким, на самом деле он тоже человек, но перекладывать на плечи другого свои обязанности — не собирался. Особенно когда это касалось Рэйла. Ведь теперь он точно осознал свои чувства и принял их. Он понял, что без Рэйла его жизнь пуста. Рэйл стал лучом света. Наполнил его собой и отодвинул вглубь тёмной комнаты одиночество. Янок успел уже поменять постельное бельё и надеть футболку и штаны, выданные Адофом. Они были великоваты. Рэйл уступал Болчику в росте не много, а вот мышечной массы было мало. И всё же одежда на нём сидела хорошо, Адофу показалось, что даже лучше, чем на самом Болчике. — Я поменял простыню, — буркнул Янок, скорей всего, попытавшись тем самым заполнить образовавшиеся между ними паузу и тишину. — И наволочки тоже. И пододеяльник… Поменял всё. И я сейчас переоденусь в своё, чтобы не занимать ваши вещи… Я оделся, только чтобы пройти в свою комнату. — Рэйл, присядь, — Адоф будто не слышал его, и пусть слова отложились в его голове, но складывалось такое ощущение, что Янок говорил с ним через трубу. Янок присел на край кровати и уставился на него огромными, полными сомнений глазами. Он ждал, и Адоф понимал, что, скорей всего, Рэйл думает о том, что Болчик вновь попросит его обо всём забыть. — Я сожалею, Рэйл, — голос Адофа был холодным и отстраненным. Он хотел добавить в него тепла и нежности, но получилось, как обычно, сухо. — Сейчас сообщили, что твой отец убит. Вот каким тоном и что именно в такие моменты говорить? Сочувствие — понятное дело, жалость для Болчика неприемлема. От жалости люди теряют контроль и перестают ощущать настоящее. Но разве можно не жалеть Рэйла? Когда он смотрит на Болчика как котёнок, сначала не понимая его слов, а потом всё быстрее и быстрее осознавая их смысл. Меняется взгляд, выражение лица, глаза наполняются слезами. Он мужчина и он молчит. Но Адоф видит, что его сознание и душа в голос кричат от боли. — Я поеду с генералом Колошем на завод, — Адоф резким движением снял свитер и, на ходу складывая его, направился к шкафу. Невыносимо смотреть в эти глаза, но поддаваться жалости нет времени. — Я обязательно найду убийцу, постараюсь сделать это до вечера. Болчик открыл дверку, сунул свитер на полку, выудил униформу, аккуратно висящую на плечиках. Принялся одеваться. Он делал это в тишине, понимая, что нужно сказать что-то ещё, но не мог найти слов. В этот момент всё спокойствие трещало по швам. Внутри клокотала ярость. Желание обнять Рэйла, успокоить его боль, осушить слёзы, остаться рядом до самого конца, пусть он и будет через вечность — всё это сейчас казалось настолько важным и правильным, что у Адофа перехватывало дыхание. Болчик с шумом вдохнул и выдохнул. Натягивая мундир, он вернулся к кровати и посмотрел на Янока. Рэйл плакал. Тихо, без криков и стонов, будто боясь потревожить саму трагедию. Болчик впился в него взглядом и подумал, что будь у него горе, он бы тоже так плакал. Впрочем, когда умер отец, он так и делал. И единственный, кто его тогда утешил, был Михаэль. Да, Кристел обнимала его и целовала, говорила что-то, но почему-то больше всего в те трагически дни запомнились утешения друга. Беря пример с Колоша, Адоф присел рядом и крепко обнял Рэйла. Янок громко всхлипнул, застонал и, схватившись за рукав мундира, зарыдал в голос, ткнувшись лицом в плечо Болчика. — Я обещаю, — хрипло заговорил Адоф, голос его подвёл, но это было неважно. — Сегодня же вечером эта сволочь будет в тюрьме. Оттянув Рэйла от себя, Болчик заглянул в красные от слёз глаза и прижался к дрожащим губам. Он целовал их и целовал, а Рэйл всхлипывал и стонал, то отвечая на ласку, то тихо прося прекратить. Адоф вновь его обнял и сильнее прижал к себе, и Рэйл вновь вцепился в его мундир, будто прося не уходить, остаться рядом. Но эту просьбу Болчик не мог выполнить. Он считал, что лучше поймать преступника лично, чем остаться рядом с любимым. Адоф не пытался взвесить, что вернее, он действовал так, потому что верил в свои силы и потому что это получалось у него лучше, чем успокаивать плачущего парня. Оставив ещё один поцелуй на дрожащих губах и утерев мокрые щёки, он заставил Рэйла лечь в кровать, укрыл его одеялом и приказал находиться здесь до своего возвращения. Янок лишь кивнул, затем закрыл глаза ладонями и снова заплакал, не в силах остановить слёзы. Плотно сжав зубы, Болчик встал и, прихватив портупею, вышел из комнаты. Внизу он дал чёткое распоряжение Долле принести Рэйлу завтрак в комнату, а также побыть с ним рядом. Накинув пальто, прыгнув в ботинки и надев фуражку, он, глянув на Лите, кивком головы позволил тому выйти из дома следом за ним. Сев в машину Колоша, они все отправились на завод.