Like A Mirror

      Ледяная ловушка, в которую попал смертный, до сих пор не таяла, несмотря на необычное мидгардское приспособление, нагревающее воздух в комнате до такой степени, что он обливался потом, совсем как после славной битвы.       После оживленных дебатов с Ником Фьюри, во время которых шпион в основном, интересовался Ларцом и новообретенной властью Локи, он отправился в лабораторию, куда поместили замороженную статую врага. И все еще находился там, не сводя взгляд с изваяния, созданного братом. Младший ас занимал все его мысли.       Похоже, Локи до сих пор оставался тайной, покрытой мраком.       Нужно отдать брату должное — он действительно умел удивлять, поступая так, как ни за что не поступил бы ни он сам, ни другие воины Асгарда. Однако теперь действия Локи стали совсем непонятными. Он принес с собой хаос, наплевал на любые правила, преследуя одному ему ведомую цель. И с каждой новой встречей словно делал еще один шаг прочь от него, утопая в ярости, злобе и жажде мести, затмевающей разум.       Тор сжал кулаки. Он отказывался верить в то, что окончательно потерял брата, что он слишком безумен, слишком агрессивен и просто сломлен, чтобы вернуться в Асгард.       Но Фригг, несмотря ни на что, продолжала ему слепо верить. Как и Тор, который не мог отречься от брата. Ни рассказ Одина о его Йотунском происхождении, ни все совершенные им преступления не могли изменить одного: Локи его брат, и всегда им будет. Он — неотъемлемая часть того места, которое Тор называл домом. Громовержец готов был сделать что угодно, чтобы вернуть младшего на светлую сторону.       Люди считают нас бессмертными. Стоит проверить.       Неожиданно всплывшее воспоминание об этом случае глубоко ранило. Отозвалось болью в сердце и обожгло сильнее, чем прикосновение Йотуна, чем разочарование в глазах Одина, когда тот обрекал его на изгнание. Тем не менее, Тор не мог отделаться от мысли, что Локи, на самом деле, не намеревался всерьез его убивать. Ведь они выросли вместе, брат прекрасно знал каждое слабое место бога и то, на что способен его Мьельнир. Кроме того, если бы Локи решил покончить с Тором, то вряд ли бы вонзил в его тело такой крошечный ножик тогда, в момент вторжения Читаури. Он без особого труда мог заколдовать кинжал или использовать магию, чтобы пронзить бога насквозь, но вместо этого оставил лишь маленький шрам на коже.       Если подумать, в последние годы Локи всегда вел себя странно. Во время битвы за Нью-Йорк, казалось, как будто брату не хватало уверенности. Потратив столетия, чтобы изучить хотя бы часть его возможностей, Тор был убежден: Локи не сражался против Мстителей в полную силу. Ас был способен уничтожить половину из них чуть ли не одним легким движением руки, потому что кроме самого Тора и Брюса, у других членов команды не было ни малейшего шанса: Тони без доспехов становился слабым и беззащитным, как любой другой человек. Лучник и леди Наташа были превосходными воинами, но их хрупкие тела не могли составить конкуренцию силе Йотуна. И даже Стив Роджерс, превосходивший любого Мидгардца по физическим показателям, не представлял серьезной угрозы для кого-то вроде Локи.       И все же брат оставил их в живых. И даже теперь, с Ларцом вечных зим на руках, который запросто мог пустить в ход, чтобы разгромить весь Мидгард вместе со Мстителями, почему-то бездействовал на протяжении вот уже нескольких недель.       Иногда, позволяя себе некоторые оптимистичные мысли, которые товарищи по оружию считали глупостью, Тор начинал верить, что все эти маленькие детали говорили о нежелании Локи опустить Мидгард на колени перед своим величием. Подчас ас просто хотел надеяться, что его младший брат все еще может быть спасен.       Кроме того, на месте его последнего появления что-то явно было не так: отрубленная рука смертного валялась на полу, а кожу на ладони словно от чего-то очистили. Брюс сказал, что Локи сделал это с несчастным уже после заморозки, и Тор решительно не понимал зачем. Он с нетерпением ждал пробуждения мидгардца, чтобы получить ответы на волнующие его вопросы касательно брата.       Внезапно раздавшийся звук вывел бога из задумчивости. Повернув голову, он моментально понял его природу: на ледяной поверхности образовалась первая трещина.

***

      Под защитой заклинания невидимости, сокрытый даже от взгляда Хеймдалля, он прибыл в Зал реликвий. Вернуться в Асгард оказалось на удивление просто, учитывая новые меры охраны, принятые сразу после пропажи Ларца.       Локи был почти разочарован отсутствием достойных препятствий, потому как несмотря на усиленную систему защиты, ему удалось без труда добраться до цели. Это неприятно кольнуло самолюбие. Как будто Всеотец по-прежнему недооценивал его способности.       Однако, стоило начать поиски Тессеракта, как улыбка сползла с лица. Видимо, он все-таки поспешил с выводами — артефакта нигде не было. Потребовалось некоторое время, чтобы выявить местоположение Тессеракта. А сделав это, он широко улыбнулся. Значит, на этот раз Один действительно видел в нем угрозу.       Для надежности Локи создал два мощных заклинания — таких, что лишь немногие из лучших магов Девяти миров имели призрачный шанс обнаружить его присутствие или, тем более, причинить вред. А после направился к самым скрытым и древним ветвям Иггдрасиля, туда, где почувствовал почти незаметный проблеск энергии Тессеракта. И неожиданно очутился перед голым, отполированным камнем.       Он сделал шаг вперед, уверенный в том, что был невидим и неосязаем, как тень. Однако внезапная вибрация заставила его остановиться. Локи едва сумел вовремя отскочить, чтобы избежать вспышки белого пламени, загоревшегося на том самом месте, где всего мгновение назад он стоял.       Бешеный прилив адреналина обострил чувства, скипетр возник в руке сам собой.       Перед асом появились три бестелесные фигуры, цвета, близкого к древесной коре. Он узнал их с первого взгляда: Первенцы, существа магии и силы, рожденные из лимфы Иггдрасиля, навечно заточенные в этом месте. Они защищали его корни в Асгарде, черпая энергию из самого священного дерева.       Просто прекрасно, Всеотец.       Локи улыбнулся, сжав руку на скипетре.       Вопреки заклинанию невидимости, Первенцы смотрели на аса своими пустыми глазами.       — Уходи, павший принц, — пробормотала одна из них. Или, может быть, все вместе, голосами, похожими на шелест листвы.       Он отвлекся всего на мгновение, но, как выяснилось позже, даже этого было достаточно. Гораздо быстрее, чем Локи мог ожидать, корень возник прямо у ног, пытаясь привязать его к земле. Пользуясь одними рефлексами, ас моментально отскочил и незамедлительно создал магический барьер, защищаясь от ветра, поражающего своей мощью, буквально сбивающего с ног. Подобные атаки не представляли угрозы для мага его уровня, однако он знал, что если не отступит, борьба разразится нешуточная.       Первенцы, как будто прочтя его мысли, вновь пустились в атаку: белое солнце взорвалось перед лицом, достигнув его с пугающей силой. Мозг лихорадочно искал защитное заклинание против такой магии, но было слишком поздно: слова застряли в горле, их было слишком много, чтобы успеть произнести все в столь короткое время, а заклинание — слишком мощным, чтобы сработать одной лишь волею мыслей.       Локи напрягся, ожидая удара белой энергией, готовый к поражению, но не теряющий надежды на чудо, совершенно не заметив, как скипетр внезапно засиял. Затем волна его собственной магии взорвалась вокруг, отвечая на призыв быстрее, чем когда-либо раньше.       Щит окружил его как раз перед тем, как белая энергия ударила с неукротимой мощью. Удар оказался настолько сильным, что Локи был почти вынужден сделать шаг назад. Вокруг него дрожала земля, но щит продолжал держаться. На теле не осталось ни царапинки, а магию Первенцев удалось остановить даже не произнося заклинания вслух. Он просто подумал о нем, и щит возник сам по себе.       Локи зашелся смехом, почувствовав чистое, первозданное удовольствие. Сила, исходящая от скипетра, была удивительной: он ощущал, как она течет в его венах вместе с чувством непобедимости. Он потратил часы, пытаясь сделать энергию Тессеракта своей, связать ее со своей сущностью, с магией, которой уже обладал. И теперь убедился, что она работала лучше, чем он мог ожидать.       Первенцы подошли ближе. Они явно насторожились, хотя по-прежнему оставались смертельно опасными противниками. Локи почувствовал, как где-то, далеко отсюда, Хеймдалль уже ищет его своим внимательным взглядом. А вместе с ним и кое-кто другой, более суровый и могущественный, одноглазый.       Но даже если бы он ушел отсюда раньше, маловероятно, что следы боя могли остаться незамеченными.       Губы сами изогнулись в улыбке.       Локи мог остаться. Мог проводить здесь часы напролет, сражаясь и выясняя, насколько могущественнее стал, под силу ли ему теперь победить самых опасных защитников своего народа — нет, не своего. Народа Одина, Тора. Никогда его.       Выглядело заманчиво. Он в кои-то веки мог показать Всеотцу, что был достаточно силен, чтобы бросить вызов Первенцам, чтобы доказать, что он достоин, чтобы заставить их понять, что они потеряли самого могущественного колдуна, которого когда-либо имел Асгард…       Однако то, за чем ас явился, было почти у него в руках, поэтому нужда оставаться здесь дальше отпала сама собой. Если Танос хочет украсть самые драгоценные реликвии Одина, ему придется столкнуться с Первенцами и всем Асгардом.       Тессеракт под надежной защитой.