Like A Mirror

      Он проник в самые недра разума Старка.       И сразу узнал такие же неизлечимые раны, как те, что Пустота между Мирами оставила в его собственной душе: глубокие, кровоточащие шрамы, которым никогда не суждено затянуться после всех пережитых кошмаров.       Раны Старка были куда меньше, менее болезненны, чем его собственные, всего лишь маленькая копия того, что пришлось испытать Локи во время падения. Смертный видел лишь проблеск той пустоты и ужасающей тьмы междумирья, первозданного небытия, где только существа, подобные Таносу, существа, чернее самой ночи, способны были выживать. В то время как он… он был почти уничтожен, он повредился рассудком в бесконечном падении, которое стоило ему силы, надежды сохранить жизнь и вместе с тем здравый ум.       Локи отвел взгляд от шрамов в сознании Старка, сосредоточившись на поиске интересующих его ответов. И скоро нужное воспоминание все-таки обнаружилось. Словно невидимый зритель, он наблюдал борьбу между Мстителем и смертным, в руках которого была сила Тессеракта. Он видел смерти детей и поражение Старка, чувствовал его эмоции: глубокую скорбь и пожирающую вину, сожаление, ненависть к себе, настолько сильную, что почти узнал в нем себя в момент, когда уличил Одина во лжи. Это жуткое воспоминание снова накрыло волной ужаса и боли, и Локи не хотел возвращаться туда, не хотел заново переживать синеющие руки, лед, огнем пылающий под кожей, а вместе с ним и шокирующие осознание своего истинного происхождения.       Он вновь погрузился в разум Старка, желая растворить собственные мысли в воспоминаниях Мстителя. Ас непременно хотел знать, сдался ли Старк только из-за поражения в бою, прекратил ли всякие попытки борьбы до того, как следы пыток пометили его кожу.       Смертный дергался в его объятиях, безуспешно пытаясь освободиться от крепкого захвата, как будто чувствовал слишком сильную боль и не хотел позволять Локи проникать в глубины собственной памяти.       А потом все взорвалось в один миг.       Словно плотина, рухнувшая под напором воды, Локи почувствовал себя задавленным всем, что скрывалось за фасадом высокомерия Старка. Он видел кадры его детства, некоторые из его самых болезненных воспоминаний, он видел фрагменты всей жизни противника в непрерывном потоке картинок, не имевших ничего общего с тем, что искал.       — Смотри, папа.       — Не сейчас, Энтони, я работаю.       Локи напрягся, раздраженный тем, что умудрился потерять контроль над заклинанием, смотря на ребенка с глазами Старка, но гораздо более естественной, искренней улыбкой. Девятилетний Старк, переполненный энтузиазмом и чувством гордости, пытался привлечь внимание человека, который даже не бросил на него мимолетный взгляд.       — Я сделал это! Я собрал и оно работает! Посмотри, папа.       — Мария, забери его отсюда, он мне мешает.       Нет, Локи не этого хотел. Его не волновал ребенок, пытающийся привлечь внимание безразличного отца, который вовсе не собирался его слушать — Один ведь тоже его не слушал, хотя и отцом для него не был, никогда.       — Он был холоден, был расчетлив, никогда не говорил, что любит меня, что я ему хотя бы симпатичен.       Локи тщетно пытался отгородиться от воспоминаний и чувств Старка, заполнивших его собственный разум. Они разъедали незаживающие раны, заставляли вспоминать все то, что он однажды поклялся забыть, ибо слова взрослого разочарованного Старка об отце были слишком близки и слишком болезненны, чтоб это терпеть. «Нет» Одина снова пылало в его груди.       И разум Старка засасывал его, как морская воронка, он буквально тонул в чужом прошлом, не имея возможности спастись.       И когда незнакомые люди вспороли кожу и разворотили грудную клетку, он по-прежнему был рядом, чувствовал, как нервы натянулись струной от боли, как легкие парализовал страх, как будто он сам умирал, лежа с огромной раной в груди. И была лишь боль, слишком много боли, ничего кроме боли.       Он также был там, когда Старк захлебывался, когда чьи-то чужие руки грубо хватали за затылок и плечи, чтобы держать его под водой. И Локи снова ощущал тысячи ледяных игл на собственном лице и в легких, наглотавшись холодной воды.       Он был рядом, когда Старк пытался доползти до лаборатории с зияющей дырой в груди, в то время как его сердце билось из последних сил, а шрапнель двигалась по направлению к венам, разрывая нервы, ткани и плоть.       Как он смог?       Локи как можно скорее покинул границы его сознания, задыхаясь, и Старк ничком рухнул на пол.       Пришлось бороться с желанием коснуться собственной груди, дабы убедиться в том, что он действительно почувствует под пальцами мышцы и кожу, а не отверстие, которое видел — и чувствовал — в воспоминаниях смертного. Дрожащей рукой он приподнял голову Старка, встретив пустой, расфокусированный взгляд, как будто тот до сих пор оставался где-то в недрах своего разума. Видимо, заклинание подорвало жизненные показатели смертного немного больше, чем Локи предполагал, однако Старк все еще дышал, так что это состояние не должно продлиться долго.       Локи опустил его голову, чтобы прекратить пялиться на него.       Как мог простой смертный столькое пережить?

***

      Они все были здесь.       Отец, качающий головой, с выражением презрения на лице, которое было во сто крат хуже его привычного безразличия. Инсен с печальным взглядом и запятнанным кровью лицом, словно постаревший на много лет, опустивший голову, чтобы не смотреть на Тони и вместе с тем показать, как больно ему осознавать бесполезность своей жертвы. Остальные Мстители, люди, вместе с которыми Тони неоднократно рисковал жизнью; раньше они были друзьями, однако теперь смотрели на него, как на злейшего врага. И Роуди с разочарованным взглядом, целящийся в него тем самым оружием, которое он же создал. А потом, наконец, появилась Пеппер. И в отличие от остальных, она даже не посмотрела на Старка, повернувшись к нему спиной. А перед всеми ними он узнал детей, в глазах которых было неприкрытое обвинение. Они стояли здесь, испепеляя его взглядами.       Все признавали его вину, а он даже не мог закрыть глаза, чтобы заставить их исчезнуть.       Уходите. Пожалуйста, уходите прочь.       Эту мантру он мысленно повторял, пока находился в заключении. То была настоящая пытка: не хлыст, не жестокие удары, не тлеющие бычки сигарет, прижатые к его коже. Больше всего его изнуряли одиночество и бездействие, раздирающие раны на сердце, хотя, впрочем, у него ведь не было сердца — Пеппер не права. Тони Старк лишился этого органа давно и навечно.       Темнота и тишина стали его злейшими врагами. В холодной камере было просто нечем заняться: ни проектов, над которыми можно корпеть сутками напролет, ни того, с кем он мог бы обмолвиться словом. Тони был наедине со своими мыслями до тех пор, пока их не стало слишком много, и все, что ему теперь оставалось — ждать смерти и ни о чем не заботиться.       Избитый, подвергнутый пыткам, он лежал на полу, пытался просто отключить свой разум, чтобы ни о чем не думать, ничего не помнить, ни на что не надеяться — единственный способ облегчить боль и чувство вины. Стереть личность Тони Старка, чтобы больше не страдать.       Иногда это помогало, а иногда нет. Но те короткие мгновения, когда ему удавалось притупить боль, когда все жуткие события выветривались из головы, казались настоящим счастьем. Апатия стала последним средством защиты от гнетущих воспоминаний.       А теперь магия Локи уничтожила даже ее. Теперь его разум, который был так удивительно пуст последние несколько недель, опять наводнили воспоминания, которые он так отчаянно старался держать под замком. Снова борьба со Шмидтом, снова вина, снова ни с чем не сравнимая боль, отчаяние — все это было столь ярким и сильным, что он даже не мог дышать.       Дети лежали на земле. Дети. Не террористы.       Легкие наполнились диким ужасом, дыхание перехватило, Тони просто не мог думать о чем-то другом, он задыхался в собственных страхах.       Пеппер любила детей.       Самочувствие ухудшалось, тошнота подступала к горлу, а он даже не знал, где именно находился: на поле боя или в доме Локи.       — Не смей делать этого, ты, сукин сын!       А потом Шмидт спустил курок.       Тони не мог пошевелиться, от удара чистой энергии в грудь системы полностью отказали и теперь костюм превратился в бесполезный гроб из холодного металла. Впрочем, возможно, Железный человек умер еще раньше, в тот момент, когда убил невинных детей, стремясь показать врагу свое превосходство.       А теперь он не мог дышать.       Он снова убил и это после того, как закрыл производство оружия для правительства, чтобы очистить руки от крови невиновных. А ведь на этот раз он сам стал тем, кто спустил курок.       — Я видел молодых американцев, убитых тем же оружием, которое я создал для их защиты.       Но в этот раз все было хуже. Намного хуже.       На этот раз у него не было шанса спастись, искупить вину, потому что на этот раз он потерпел неудачу уже как Железный человек. Запятнал единственную сторону своей жизни, которой мог гордиться. Уничтожил единственную часть себя, которая могла реабилитировать его после многих лет ношения звания Продавца смерти.       Его окружил едкий запах крови и пота, во рту откуда-то взялся песок. Он почувствовал запах пороха, услышал крики и выстрелы где-то рядом, однако все это не имело значения, потому что Тони ощущал неуязвимость перед своими мучителями, испытывал настоящую эйфорию. В своем самом первом костюме он чувствовал себя богом, в то время как его раненое сердце переполняла ярость, триумф и адреналин бурлили в венах ровно до тех пор, пока он не понял, какую высокую цену придется заплатить за побег.       — Не потрать зря. Не потрать ее зря, Тони.       На протяжении какого-то времени он искренне верил в то, что не потратил.       Он создал костюм, чтобы чувствовать себя непобедимым, чтобы никогда больше не испытывать страх. Он создал его, чтобы спасать людей и искупить собственную вину за неспособность спасти Инсена. А теперь Шмидт запятнал его кровью, которую уже не смыть.       Тони упал, чувствуя, как кожа пылает огнем, вина и отчаяние беспощадно выжигали его изнутри.       — Достаточно немного боли, чтобы сломить тебя, Старк?       Тони снова был у ног Локи и чувствовал себя столь опустошенным, что не мог слышать даже звук собственных мыслей. Вдруг бог одной рукой схватил его за горло и поднял вверх, в то время как второй начал раздирать шрамы вокруг реактора, пока не выступила кровь.       — Если я прав, то причин сохранять тебе жизнь больше нет. Я положу конец твоему жалкому существованию сейчас же.       Он буквально шипел, яростно и злобно, голос звучал так, будто тысячи разных слились в один. Тони поднял взгляд, чтобы посмотреть в глаза бога и не поверил в реальность происходящего, когда увидел множество знакомых лиц вокруг.       Они все стояли здесь, когда Локи вырвал реактор из его груди.       И никто даже пальцем не пошевелил, чтобы ему помочь.