***
Он блуждал по просторам жаркой пустыни Афганистана, как будто стремящейся поглотить его целиком, задыхался сухим воздухом и глотал песок, который попадал в нос при каждом вдохе. Потом наступали ночи, мороз пробирал до костей, а грязной тряпки, которую он использовал вместо одеяла, было недостаточно, чтобы унять дрожь. Боль в груди не отпускала ни на секунду, она всегда была с ним: в тепле и в холоде, днем и ночью, при каждом ударе поврежденного сердца. Дни летели неумолимо, он безуспешно старался остановить их ход очередной шахматной партией, не позволяя себе совершить ни единой ошибки, пока гениальный мозг пытался сделать невозможное возможным, чтобы спасти ему жизнь, а он, тем временем, медленно умирал с каждой минутой. Тони так отчаянно жаждал жизни, что в конце концов одержал победу, создал невозможное и поместил результат работы в собственную грудь, в очередной раз доказав безоговорочное превосходство Тони Старка над всеми ныне живущими. Разве поспоришь с тем, что он всегда был гораздо умнее, сильнее и опытнее любого другого существа на планете. А потом умер Инсен. Но умер из-за своей непростительной ошибки, позволив себе отклониться от плана. В том не было вины Тони. И все же он чувствовал себя отвратно, его тошнило, тело горело и вместе с тем содрогалось от холода, нервная система была перегружена, словно он превратился в компьютер, чью оперативную память забили до последнего бита. Но вскоре невыносимая жара исчезла, а вместе с ней и страшный холод. Теперь он больше не дрожал. Он чувствовал только умиротворяющее спокойствие, убаюкивающее разум, погружающее сознание в глубокий, сладкий сон, в то время, как далекое ощущение чьей-то руки на плече дарило уверенность в собственной безопасности. Теперь ему не нужно больше защищаться, кто-то другой непременно защитит его. И на какое-то время его разум полностью отключился.***
Старк вышел из сладкого небытия, и ледяная дрожь пробежала вдоль позвоночника. Он чувствовал опасность, но не мог среагировать, видел тени, расползающиеся совсем близко к лицу, но не узнавал их: медики? террористы? кто из них? Грудь вскрыта, сердце совсем беззащитно и он чувствовал, как их пальцы проникали в плоть, разрывая ткани, нервы, копаясь среди осколков раздробленных костей. Он хотел подняться, приказать им остановиться, ибо ситуация выходила из-под контроля. Они должны были спасти его, а не добить. Но кровь заполнила рот, Тони не мог выдавить из себя ни слова, пока боль пожирала изнутри его тело и разум. Где-то среди теней он заметил Локи. Старк даже не сомневался, что это был он: безумный бог со странным фетишем на кожаные брюки и рога, который сперва вдоволь его помучил, а потом словно подарил отпущение грехов. Вина за смерти детей всецело лежала на нем — Тони был в этом твердо уверен, но вместе с тем так сильно хотел верить в неизбежность трагедии, что готов был ухватиться даже за слова бога лжи. Он пытался дышать, но мысли о детских телах на земле, запятнанных кровью, душили его — слишком непосильный груз вины, от него уж точно не избавит исповедь какому-то богу, существование которого он до сих пор ставил под сомнение. А Инсен, умерший за его жизнь? А непонятные простыни, опутавшие ноги? Где тогда был его чертов бар с гребаным скотчем? Тони резко распахнул глаза. Под ногами действительно была простынь, потому что он лежал в чьей-то постели. Обнаженный. А прямо над ним склонился Локи — в его зеленых глазах отражался слишком знакомый голубой свет. Затаив дыхание, Тони опустил взгляд. Божья рука находилась там, где ей уж точно было не место. Локи бессовестно трогал реактор. Он оглаживал его, смотрел, словно мотылек, привороженный пламенем огня. Ни секунды не колеблясь, Старк со всей силы перехватил запястье аса, чувствуя всю неправильность ситуации. Локи трогал реактор. Ту часть его тела, которой он никому не позволял касаться. Только Пеппер. Никому кроме. И паника накрыла его с головой.